И я сдержал обещание.

За четырнадцать прожитых лет я успел понять, что нет ничего страшнее нищеты, а появление ребёнка сулило нам не просто бедность, а тотальное обнищание, голод и, скорее всего, смерть.

Я вылез из воды и накинул на плечи мягкий банный халат. Воспоминания о доме портят мне жизнь и будь у меня шанс загадать желание джинну, я бы попросил его избавить меня от них.

Путь мой оказался тернист и полон лишений, но даже в самые тёмные дни я не жалел, что оставил отчий дом. Наоборот, засыпая на острой гальке под мостом, я успокаивал себя мыслью «зато я не дома». Так или иначе, но я был счастлив. Счастлив, что мрачный Сливен остался далеко позади, что я свободен, что избавился от балласта, который мог утащить меня на дно – от своей семьи.

Погружённый в тоскливые мысли я спустился в столовую, сел за стол и невидящими глазами уставился на золотистую корочку жареной рыбы, лежащей на тарелке. Мой повар, Александр, творит настоящие чудеса, но самым лучшим лакомством для меня остаются печёные яблоки, которые я воровал на рынке.

И зачем я вспомнил о детстве? Только аппетит себе испортил.

Хотя, понятное дело зачем – пытаюсь оправдать свою неуёмную жадность голодным детством. Мать говорила, что алчность – это грех. Если так, то в Аду я буду гореть рядом с отцом.

– Кто-нибудь звонил в моё отсутствие? – Спросил я экономку, застывшую в дверях словно изваяние Святой Марии.

– Мистер Браун, сэр, дважды, – ответила она.

– И всё?

Конечно, меня не было всего четыре дня, но тенденция прискорбная. Нужно возвращаться к активной социальной жизни, даже если мне этого совершенно не хочется.

Когда занимаешься тем, чем занимаюсь я, достоверная легенда – это необходимость. Ловец Чудес должен хранить свои тайны и делать вид, что он такой же, как все вокруг.

Возвращаясь в Лондон, я превращаюсь в Арчи Аддамса, скромного букиниста, который часто уезжает на охоту за очередным древним фолиантом. Откуда деньги на содержание дома? Наследство от деда, который при жизни был тем ещё скрягой.

В легенде всё должно быть продумано до мелочей – имена родителей, дядьёв и их жён, их профессии, образование, учёные степени, если таковые имеются. Очень быстро я понял, что лучше притворятся простым человеком – библиотекарем, букинистом, помощником банкира или лорда. Никого не интересует чем ты занимаешься, никто не расспрашивает тебя о работе. Чем меньше лжи ты нагородил, тем меньше шансов запутаться и выдать себя.

Конечно, первым порывом любого юноши, которому предложили выдумать себе новую жизнь, будет карьера музыканта или писателя, что-то утончённое, приводящее в восторг женщин. Юристы, доктора, творцы – все они рано или поздно выдадут себя.

Что будет, если в твоём присутствии у кого-то случится инфаркт? А если добрый друг попросит прочитать договор, который вручил ему арендодатель? А если одна из твоих дам начнёт упрашивать посвятить ей стихи или сыграть на кларнете?

Лгать нужно так, чтобы ты сам верил каждому своему слову.

А ещё нужно создавать иллюзию обычной жизни. Рано или поздно о нелюдимом соседе поползут слухи, поэтому примерять на себя амплуа мрачного затворника я бы не советовал. Ловец Чудес должен быть таким как все, обычным малым, у которого есть друзья, работа и, что совсем хорошо, дама сердца.

Будто в ответ на мои мысли зазвонил телефон.

Экономка, миссис Стюард, подкатила ко мне тележку с аппаратом, я снял трубку, кивком поблагодарил её и сказал:

– Слушаю.

– Арчи, проклятье, где тебя носило? – Возмущённо выкрикнул мой якобы друг, Вильям Браун. – Когда ты вернулся?

– Меньше двух часов назад, – ответил я, изображая крайнюю степень усталости.

– И как твоя охота? Удалось достать очередной никому ненужный том, годный лишь на то, чтобы разводить огонь в камине? – Вильям расхохотался.

– Да, удалось, – покладисто ответил я. – Спасибо, что спросил. Думаю, звонишь ты мне не для того, чтобы убедиться, что я вернулся в добром здравии.

– Ты чертовски прав, – подтвердил он. – Я приглашён на званый ужин к самой Деборе Миллз и будь я проклят, если пойду туда один.

– Это приглашение?

– Именно оно, дружище. Мне нужна достойная компания, а ты – самый достойный сукин сын из всех, кого я знаю.

– Если ты надеешься произвести впечатление на мисс Миллз, боюсь, тебе придётся отказаться от таких выражений как «сукин сын».

– Вот поэтому ты мне и нужен. Сам знаешь, я бываю слишком порывист, мне нужен тот, кто как следует ударит меня под столом, если я слишком разойдусь.

– Я сделаю это с удовольствием, – искренне ответил я.

– Так и знал, что ты втайне надеешься когда-нибудь намылить мне шею! – Хохотнул Вильям.

– Почему же втайне? – Я позволил себе улыбнуться. – Когда ты заедешь за мной?

– После пяти. Договорились?

– Договорились, Вильям.

Я положил трубку на рычаг и вздохнул.

Что ж, хотел вернуться к активной социальной жизни – получай. Иногда Господь всё же слышит мои молитвы. Спасибо, но не от всей души.

Дома на Окшотт-авеню похожи друг на друга словно единоутробные братья. Однотипная застройка районов мне никогда не нравилась, но у городских архитекторов иное мнение на этот счёт.

Мы с Вильямом выбрались из автомобиля и остановились в тени раскидистого дерева, чтобы перевести дух.

Таксист оказался не в меру разговорчивым и всю дорогу рассказывал о своей дочери, невероятно обаятельной мисс, которая получила стипендию и теперь сможет поступить в колледж и прославить семью. Прерывать воодушевлённую тираду гордого отца нам показалось кощунственным, поэтому мы терпеливо слушали его, изредка переглядываясь.

– Мог так не выряжаться, – проворчал Вильям, щёлкая зажигалкой.

– Выряжаться? Я даже не старался. Так, надел первое, что подвернулось под руку.

Какая бессовестная ложь.

После звонка Вильяма я отправил миссис Стюард в ателье с чётким указанием купить чертовски модный и дорогой костюм. Когда деньги тратит кто-то другой, я не так сильно нервничаю.

Мне нужны друзья. И чем их больше, чем они влиятельнее, тем меньше у людей желания копать под меня. Возможно, я слишком серьёзно отношусь к конспирации, но, как выразился Коллекционер, испить свою жизнь мне хочется до последней капли. Если меня рассекретят, Орден сделает так, чтобы я внезапно исчез. И это ещё один повод ходить на скучные, унылые встречи – чем больше людей знает о моём существовании, тем сложнее стереть меня с лица земли.

– Я уже пожалел, что пригласил именно тебя, – вдруг сказал Вильям. – Успел забыть, какое впечатление ты производишь на женщин.

– На счёт мисс Миллз можешь не переживать, какой из меня друг, если я решу отбить её у тебя. – Я пожал плечами. – Честно сказать, мне было бы куда приятнее провести это время на Хайгейтском кладбище.

– Ты действительно сумасшедший. – Вильям качает головой. – На кладбище? Ты готов променять компанию живых на компанию мёртвых?

– А ты знаешь, кто там похоронен? Такие мертвецы стоят десятков живых мистеров и миссис.

– Прежде мне казалось, что букинисты тихие, невзрачные люди, но должен признать – я ещё никогда так не ошибался. – Вильям бросил окурок на землю и затушил его носком туфли. – Пойдём.

Мне действительно не хочется проводить этот тёплый вечер в компании чванливых снобов, но приходится быть гибким. И зачем я вообще сказал про это проклятое кладбище? Нужно быть таким, как все, не выделяться и уж точно не рассуждать о жизни и смерти.

Дверь нам открыл дворецкий с постным лицом. Я натянуто улыбнулся и прошёл в ярко освещённую гостиную следом за Вильямом.

Паркет под ногами блестит, натёртый трудолюбивыми слугами. Мои новые туфли поскрипывают при ходьбе и этот звук ужасно раздражает. Вильям выпятил грудь и широко улыбается присутствующим, а мне хочется забиться в угол и никогда из него не выбираться.

Можно вывезти человека из маленького города, но заставить его полюбить суету столицы невозможно.