Если болезнь не убьёт меня раньше.

Мимо прошла пара, и я остановился, поражённый запахом мускуса, шлейфом тянущимся за джентльменом. Прежде я не замечал, насколько многогранен этот аромат, а теперь… Настоящее наслаждение.

Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я развернулся и пошёл за парой, одурманенный телесным, тёплым запахом парфюма.

В этом ведь нет ничего подозрительного, верно? На улице полно прохожих, все они куда-то идут, к тому же я не делаю ничего плохого, просто наслаждаюсь обществом незнакомых людей, слушаю их спокойный разговор, наслаждаюсь запахом…

Я остановился и уставился в спину медленно удаляющегося мужчины.

На мгновение, – всего на мгновение! – мне показалось, что запах мускуса исчез. Я почувствовал аромат разгорячённой плоти, услышал, нет, невозможно…

Услышал его сердце!

Резко повернув вправо, я сошёл с главной улицы и оказался зажат в переулке двумя угрюмыми домами.

У меня галлюцинации? Да, наверняка, ведь стук чужого сердца услышать невозможно. Просто почудилось, я, в конце концов, болен, несколько часов назад мне казалось, что я вот-вот умру, так что доверять собственным чувствам пока не стоит.

Галлюцинация. Морок. Наваждение. Я ничего не слышал. Мне показалось.

Убрав волосы за уши, я вышел из переулка и пошёл дальше, как ни в чём не бывало. Прелесть больших городов в том, что никому нет до тебя дела, никто даже не взглянул на меня, и совершенно точно ни в чём не заподозрил.

Проходя мимо витрины антикварного магазина, я остановился, чтобы полюбоваться прелестной статуэткой ангела. Его умиротворённое лицо напомнило мне о Хайгейтском кладбище и безобразной сцене, которую я устроил прошлым вечером. Дебора наверняка что-то заподозрила, не стоило с ней сближаться. Наблюдательные люди – угроза для Ловцов, они могут легко раскусить нас, разрушить легенду, которую мы, словно пауки, плетём годами.

Стоило мне подумать о том, что с Деборой придётся проститься, как сердце тоскливо сжалось. Я всё-таки пал жертвой красоты, не сумел противостоять её сверхъестественному обаянию. Мне не хватит мужества продолжить эти отношения зная, что однажды они станут опасными для нас обоих.

Хотя, о чём это я? Неизвестно, чем заразил меня проклятый кровопийца, быть может, я просто не доживу до момента, когда придётся объясняться с Деборой.

Выпрямившись, я взглянул в старое зеркало, висящее над фигурой спящего ангела, и не увидел в нём своего лица.

Несколько лет мне объясняли как жить не привлекая к себе внимания. Я учился этому искусству у лучших Ловцов, чтобы в конце концов запереться дома, игнорировать звонки друзей и знакомых, в общем, пустить коту под хвост все уроки, полученные от менторов.

Мисс Стюард до последнего сопротивлялась и не хотела брать выходные, но мне удалось переубедить её с помощью чека. Они с поваром удалились два дня назад и я, наконец, сумел отдохнуть – мой чуткий слух улавливал их разговоры, шум на кухне, любые звуки и это сводило меня с ума.

Добившись тишины, я занялся светом – завесил окна шторами, простынями и пледами, превратил некогда уютный дом в убежище безумца, но остался доволен. Переживать дни стало легче, но меня всё равно лихорадило.

Болезнь отступала на закате и мгновение, когда боль исчезала, было похоже на настоящее счастье.

Посыльный Ордена навестил меня утром. Я услышал его шаги задолго до того, как он оказался перед дверью.

Деликатный стук прозвучал набатом. Измождённый болезнью, я медленно спустился на первый этаж и остановился на последней ступени лестницы. Если посыльный увидит, во что превратился мой дом, Куратор обязательно заявится сюда и дни мои будут сочтены.

– Мистер Аддамс? – Раздалось из-за двери.

Я подошёл ближе и громко сказал:

– Оставь пакет на пороге и уходи.

– Но… Здесь очень старая книга, сэр. Вряд ли ей пойдёт на пользу…

– Я болен и это заразно, – сообщил я. – Ради твоей безопасности, оставь её на пороге. Как только ты отойдёшь, я заберу её.

– Но я не могу. – Неуверенно сказал посыльный. – Сэр, если эта книга…

– Оставь. Её. На. Пороге.

Он всё-таки послушал меня – я услышал, как бумажный пакет опустился на крыльцо.

Когда шаги посыльного удалились, мне пришлось открыть дверь. Юноша стоял у дороги и сверлил меня серьёзным взглядом.

Я махнул ему рукой, схватил посылку и вернулся в спасительную тень дома. Сердце моё неистово колотилось – мальчишка наверняка расскажет об этом Куратору. Мне на руку может сыграть только то, что тот уже видел меня больным, и эта история не покажется ему странной. Наверное.

В бумажном пакете не книга, а документы. Видимо, только смерть станет достойным поводом, чтобы отказаться от задания.

Сев на диван, я достал исписанные листы и нехотя начал читать. Через несколько минут понял, что это бесполезно – от боли и тошноты буквы расплываются перед глазами.

Зазвонил телефон. Я почти уверен, что это Теодор. Мисс Стюард проговорилась ему о моей болезни и теперь этот прекрасный во всех отношениях человек пытается достучаться до меня и выяснить, чем может помочь. Я упорно не беру трубку.

Дебора же о себе знать не давала. Молчание с её стороны легко объяснить, но мне всё равно горько из-за того, что она начала избегать меня. Наверное, я всё-таки немного влюбился. Совсем чуть-чуть. Будь проклят Вильям и его глупые идеи! Не притащи он меня на смотрины, я бы не…

Он, кстати, передавал через мисс Стюард, что отбывает в Шотландию. Не удивлюсь, если он вернётся оттуда лордом в компании богатой жены.

Я накрылся пледом с головой и закрыл воспалённые глаза. Вернусь к документам вечером, когда проклятие перестанет терзать моё тело.

Сколько ещё я смогу скрывать его? Рано или поздно Ордену станет известно о неведомой хвори, и тогда… Как же я влип.

Помпейская реликвия – вот что я должен достать.

Тридцать два года назад молодой грек Павлос Раптис вывез из Италии окаменевшие останки ребёнка и скрылся с ними. Через три года известие о его скоропостижной кончине взволновало сообщество Коллекционеров. Выбранные ими Ловцы раздобыли артефакт, который Павлос попытался уничтожить – то ли в приступе безумия, то ли сам не свой от последствий тяжёлой болезни, грек засунул окаменелость в сейф и сбросил его в море.

Следующим владельцем «каменного ребёнка» стал Аль-Адиль Аббас, который увёз его в Египет. В приложенных документах я нашёл письмо его брата, в котором он писал отцу, отдыхающему в ту пору далеко от дома, что «Аль-Адиль сам на себя не похож и сильно похудел». Через полгода мужчина скончался от остановки сердца.

Даже после этой смерти Коллекционеры ничего не заподозрили и продолжили перекупать Помпейскую реликвию друг у друга. Так погибли ещё шестеро почётных членов Общества, и только после этого «каменного ребёнка» внесли в список проклятых артефактов и запретили перепродавать. Но ненадолго.

На чёрном рынке цена на Помпейские реликвии растёт ежегодно. Жалкие крошки мозаичного пола из погребённого под пеплом Везувия города стоят баснословных денег. Окаменевшие части тел жителей уходят с молотка. Ребёнок, украденный Павлосом Раптисом, стоит полтора миллиона. На него объявлен аукцион, так что, скорее всего, эта цифра увеличится вдвое, а то и в трое.

Но есть одна загвоздка – сейчас «каменный ребёнок» находится в коллекции некоего Ганца Коха, ничем не примечательного мужчины шестидесяти лет. Орден не нашёл о нём ничего интересного – родился, учился, женился, овдовел, уехал в Люксембург, где и проживает в настоящее время. Занятно то, что богатым Ганц никогда не был – его отец был поваром, мать не работала, жена тоже не носила титулов. Как артефакт попал в его руки неизвестно, но в том, что он у него, можно не сомневаться.

Сейчас Ганц владеет старым особняком в Эш-сюр-Альзетте, часто устраивает приёмы для друзей и знакомых, ведёт активную социальную жизнь. На его банковском счёте приличная сумма, заработать которую плотник не сумел бы и за две жизни. Каким образом Кох разбогател информаторам Ордена узнать тоже не удалось.