– Точно. И тогда он заговорил. Спросил, знаю ли я, что таится во тьме. А потом рассказал всё.
– Вот так просто?
– Вот так просто. Думаю, он уже тогда знал, что я никуда от него не денусь.
– И что было дальше?
– Мы много путешествовали. Джентльмен оказался Ловцом Чудес, он посвятил меня в тонкости своей работы, сделал оруженосцем. Позже я узнал, что он болен.
– Так он преемника искал? – Догадался Филипп.
Я кивнул.
– Меня к чудесам не готовили. Однажды нас просто встретил Пожиратель Времени и открыл дверь, ведущую в китайскую провинцию. Признаться, я опеш…
– Да ладно, малыш, могу поспорить, что ты едва не обмочил штаны.
– Можно и так сказать, – нехотя согласился я. – Со мной случилась истерика, мой разум оказался не готов принять всё то, что рассказал учитель. Увесистая оплеуха привела меня в чувство. С того момента начался мой путь Ловца.
– Твой учитель умер?
– Да, через два года. К тому моменту меня уже приняли в Орден, я прошёл обряд посвящения и брал первые заказы.
– Лихо у тебя судьба закрутилась. С грязной улицы Пловдива за пазуху Ордена – это уметь надо.
– Вот и вся история.
– Натаскали тебя Ловцы, – вдруг сказал Филипп, – рассказал много, а по факту – почти ничего.
– Я старался.
Громила разлил суп по металлическим мискам и надолго замолчал, а я, прихлёбывая на удивление вкусное варево, полностью погрузился в воспоминания.
Жить беспризорником оказалось куда сложнее, чем я думал, сбегая из Сливена. Полицейские то и дело пытались поймать меня и выяснить, почему я скитаюсь один. Странное дело – им было совершенно плевать на то, что отец избивал меня, но как только я начал спать на лавке в парке, они стали проявлять ко мне нездоровое внимание.
Из города я ушёл быстро, добрался до какого-то села, потом – до минеральных бань. Какое-то время обитал там, втёрся в доверие к паре милых стариков – они держали цветочный магазинчик, а я подрабатывал у них грузчиком. Когда лето сменилось осенью, мне пришлось признаться им, что всё это время я спал на чердаке заброшенного дома. Старики пожалели меня, позволили пожить с ними, но потом заявился их сын, который и вытолкал меня взашей, угрожая полицией.
До Старо-Загоры добирался на попутках, иногда пешком, пару раз едва не замёрз в снегу. Пришёл в город, встал как вкопанный и подумал: «Что я здесь делаю?».
Там было совсем плохо. Приходилось побираться, постоянно удирать от полиции, пить воду из городских фонтанов. Работать меня не брали и в какой-то момент я так отчаялся, что хотел шагнуть с моста, но вовремя одумался.
До Пловдива добрался, спрятавшись в пустом купе поезда, а там дела начали налаживаться. Конечно, промышлять воровством грешно, но есть хотелось так, что я готов был продать собственную мать за кусок хлеба.
Другие беспризорники никогда не рассказывали о своём прошлом, но иногда, украв где-нибудь бутылку прогорклого пойла, они пускались в пространные объяснения перипетий своей судьбы. Так странно было видеть пьяных детей – они превращались в уменьшенные копии тех, от кого бежали, но не понимали этого. Сам я никогда не пил.
Некоторые девочки из разношёрстной компании иногда продавали себя, а потом, вернувшись в наше убежище на старом заводе, рассказывали мерзкие подробности своих приключений. Слушать их было противно и интересно одновременно. Помню, как у меня горели уши, а в животе что-то оживало.
Одна из них предложила мне себя. Ей тогда едва исполнилось тринадцать и меня чуть не вырвало, когда я попытался отказаться от столь щедрого предложения. Она смертельно обиделась и больше никогда со мной не говорила.
Что-то подсказывало мне, что всё дело в их отцах, в мужчинах, которые либо бросили их, либо вели себя как последние мерзавцы. У мальчишек не было достойного примера, у девчонок – защиты. В итоге мы все оказались на улице.
– Эй, малыш, – голос Филиппа вывел меня из глубокой задумчивости, – ты в порядке?
– Да. – Я передал ему миску. – Очень вкусно, спасибо.
– Я в прошлом повар, – будто бы между прочим бросил громила.
– Это видно по тому, как ты обращаешься с ножом. – Я даже улыбнулся ему. – И как же тебя…
– Не спрашивай обо мне, – перебил меня Филипп. – Я всё равно не отвечу.
Вот у кого нужно поучиться соблюдать конспирацию.
– Вставай, малыш. Впереди долгий путь.
– Ты говорил это три дня назад. Неужели наша цель не приблизилась с тех пор?
– Ты почувствуешь, – неожиданно холодно сказал Филипп. – Почувствуешь, когда мы будем рядом.
И он оказался прав.
Лес стал редеть, я ощутил смутное беспокойство. Тело моё отяжелело, на лбу выступил пот. Филипп тоже замедлился, его шаги стали громкими, шаркающими. Нас будто придавило к земле самим воздухом, атмосферой этого места.
– Доводилось ли тебе нарушать Непреложное Правило, малыш? – вдруг спросил громила.
– Никогда.
– Кого ты ловил? Какая охота была самой запоминающейся?
– Фей в одном Ирландском городке, а что?
Мысли в голове превратились в липкий ком. Я замотал головой, пытаясь прийти в себя, но стало только хуже – лес перед глазами завертелся и вспыхнул сотней огней.
– И что думаешь о них?
– О ком? – Мне стало тяжело дышать. – О феях?
– И о них, и о других. Почему на одних можно охотиться, а на других нельзя?
– Во-первых, я Ловец, а не Охотник. А во-вторых, существа эти не больше, чем шутка природы. Как… Как неудачный эксперимент.
Филипп обернулся и бросил на меня удивлённый взгляд через плечо.
– Так вот ты каков. Я-то думал, что…
– Что я признаю все эти «малые народцы» равными людям?
– У них ведь тоже есть иерархия, дома, законы…
– Ты издеваться вздумал? – Я в изнеможении привалился к стволу. – Они ничем не отличаются от собак и кошек.
– Собаки и кошки не способны мыслить, а те же феи очень умны. Они разговаривать умеют, слышал об этом?
– К чему ты ведёшь?
– А эльфы? – Филипп достал платок и прижал его к влажному лбу. – Они даже внешне похожи на людей.
– Их ловить мне не приходилось.
– А если бы пришлось?
– Что ты хочешь от меня услышать?! – Разозлившись, выкрикнул я. – Согласился бы я отправиться на поиски эльфов? Согласился бы, не раздумывая!
– Значит, Коллекционер не ошибся, – заключил Филипп.
– О чём ты?
– Говорят, что у Охотников нет принципов, но Ловцы их переплюнули.
– Не сравнивай Орден с этими псами! – Возмутился я.
– Эти псы, как ты изволил выразиться, хотя бы не прикрываются высшей целью. Они зарабатывают деньги и хранят артефакты, а ты – обычный чистоплюй, которому кажется, что его шкура стоит дороже, чем шкура древнего существа, порождённого самой матушкой Природой.
Поражённый переменой в настроении Филиппа я замер, но через мгновение меня осенило.
– Отрава!
– Что?
– Это не наши мысли, это чужая воля. Сам воздух здесь будто отравлен, разве ты не чувствуешь?
Филипп скинул рюкзак с плеча и достал из него бархатный мешочек.
– Держи, – он протянул его мне. – Надевай.
Дрожащими пальцами я достал серебряный крест и проворчал:
– Я не верю в Бога.
– Это не имеет значения. – Филипп надел второй крест. – Давай, малыш, мы почти у цели.
Я внутренне воспротивился, но всё-таки пересилил себя и надел цепочку на шею. Дышать стало легче, пульсация в голове сперва стихла, а затем вовсе исчезла.
– Крест работает, даже если ты в него не веришь, – пояснил Филипп. – Существо, за которым мы идём, боится распятий, зеркал и рек.
– И чеснока? – Насмешливо спросил я.
– Зря смеёшься, мистер Ловец. Чеснок здорово помогает.
– Ты говоришь так, словно уже охотился на кровопийц.
– Кто знает. – Громила пожал плечами. – Не отставай.
Когда мы вышли из леса я сразу увидел башни, растущие из горы. Они нависли над скалистой пустошью – серые, потемневшие от времени, устрашающие. Острые пики крыш вонзились в небо, облака рвутся в клочья, пронзённые ими.
