– Ага, – кивнул Филипп. – Худоват, как по мне.

– Слов нет, как мне жаль, что я не в твоём вкусе, – огрызнулся я.

С самого утра у меня скверное настроение и с каждой минутой, проведённой в компании громилы, оно становится только хуже.

Я был уверен, что нас доставят к руинам, но, судя по тёплой одежде и высоким сапогам, жестоко ошибался. Похоже, провести какое-то время в горах всё же придётся, и эта перспектива не кажется мне заманчивой.

А ещё беспокойство вызывает человек, который должен переправить нас в Словакию.

Пожиратели Времени никогда не появляются в подозрительных местах. Они могут забрать тебя из уборной в баре, из собственной постели или, на худой конец, поймать в переулке, как случилось в Марракеше, но ни разу за все годы моей работы члены гильдии не зазывали меня в заброшенные дома. Это не похоже на них, слишком высока вероятность того, что Ловец привлечёт ненужное внимание.

– Готов? – Спросил Филипп. Я кивнул. – Тогда бери чемодан и пойдём.

Он взвалил на плечи рюкзак, а я, мысленно ругая его последними словами, подхватил свою ношу и пошёл за ним.

Не успели мы отойти от лестницы, как перед нами появился Пожиратель Времени. Он просто вышел из стены, жестом остановил Филиппа и замер, будто услышал что-то, чего не слышим мы.

Я подавил в себе желание перекреститься, потому что, во-первых, не являюсь истово верующим, а во-вторых, не собираюсь давать Филиппу повода насмехаться надо мной.

Пожиратель Времени подошёл к рассохшейся двери и распахнул её – за порогом начинается грунтовая дорога, ведущая к городку, разглядеть который пока невозможно.

К этому нельзя привыкнуть. Я восхищённо охнул и вцепился в ручку чемодана так, словно он был моим спасательным кругом.

– Вперёд, малыш, – скомандовал Филипп.

Я хмуро взглянул на него и вышел из Лондона в прохладу словацкой весны.

Едва громила оказался рядом, проход за нами закрылся, а я злобно сказал:

– Ещё раз назовёшь меня малышом, я…

– И ты что, малыш? – Филипп ухмыльнулся. – Давай, топай, не задерживайся.

Драка не выход, драка не выход, драка не выход, бубнил я себе под нос, послушно следуя за громилой.

Решив отвлечься от желания раскроить ему череп, я принялся вертеть головой и очень скоро позабыл обо всём, ошарашенный величием гор, которых прежде никогда не видел.

С чем сравнить это чувство? Я не знаю слов, которые в полной мере могли бы описать тот восторг, который я испытал, разглядывая карпатские пики. Огромные, титанических размеров глыбы взирали на меня с высоты, а я готов был разрыдаться от чувства собственной незначительности, от осознания того, что мой век рано или поздно подойдёт к концу, а они, горы, продолжат стоять на том же месте, где стояли веками. Они наверняка видели зарю человечества и, возможно, увидят его закат.

Я развернулся и с восторгом понял, что мы находимся в долине, окружённой горами со всех сторон. Как же здесь красиво! Безграничное небо над головой, зелень леса повсюду, насколько хватает глаз, а там, вдалеке, снежные шапки, сверкающие на майском солнце.

– Господь милостивый… – пробормотал я, позабыв и о задании, и о хмуром охраннике.

– Шевелись, малыш! – Крикнул Филипп, который успел уйти довольно далеко. – Нужно добраться до города!

Будто околдованный Карпатами, я пошёл за ним и понял, что во мне не осталось злости. Это прекрасное место исцелило мою душу.

– Ты знаешь язык, на котором говорят местные? – Спросил я, нагнав Филиппа.

– Я знаю немецкий, – ответил он.

– Словацкий похож скорее на венгерский, чем на немецкий, – заметил я.

– Да что ты? В Чехии мне это не мешало.

– Потому что чешский близок к немецкому.

– Заткнулся бы ты, мистер умник, – беззлобно посоветовал громила. – Сам-то на каком можешь болтать?

– Французский, русский, немецкий, – начал перечислять я, – и английский, конечно.

– Что ж ты родной язык не назвал?

Меня будто молнией ударило. Я постарался сохранить бесстрастное лицо, но ледяные пальцы страха уже забрались под мою рубашку.

– О чём это ты? – Дрожащим голосом спросил я.

– Вы, Ловцы, ловкие брехуны, но неужели ты думал, что Коллекционер не навёл о тебе справки, прежде чем встретиться лично?

Всю жизнь я только и делал, что пытался сжечь мосты, связывающие меня с прошлым. Выходит, в этом деле я не преуспел.

– Болгарский, – прошептал я.

– Да, малыш, – кивнул Филипп. – Знаешь, а ведь твои родители…

– Хватит! – Выкрикнул я. – Не желаю ничего слышать о них, понятно? Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мою родословную. Пошевеливайся.

Дело приобретает серьёзный оборот. Коллекционер знает обо мне всё, возможно даже больше, чем знаю я сам. Если в Ордене пронюхают об этом, мне конец.

Проклятая жадность! Я ведь мог просто отказаться от работы, стоять на своём до последнего, спокойно вернуться домой и продолжить жить как Арчи Аддамс. И ведь, нужно заметить, жизнь лондонского букиниста начала налаживаться.

Два последних вечера я провёл на Хайгейтском кладбище в компании мисс Миллз и не согласись я на эту авантюру, пошёл бы туда и сегодня.

Стоило мне прекратить строить из себя уменьшенную копию Вильяма, как Дебора открылась мне с совсем другой стороны – умная, весёлая, дьявольски хитрая, она умеет вести беседу и делает это так виртуозно, словно занималась этим всю свою жизнь. Сама же мисс Миллз утверждает, что проводит время с книгами, а не с людьми, во что я охотно поверил после того, как она вернула мне роман Шелли и пересказала его сюжет.

Мы гуляли до первых лучей солнца, обсуждали архитектуру, историю, искусство. В какой-то момент смеха ради перешли на французский язык и болтали на нём до рассвета.

Признаться, единственный человек, с которым мне так же легко, – это Теодор. Разница лишь в том, что он мужчина, и я не могу полюбить его сильнее, чем друга, а вот Дебора… Да, моё сердце дрогнуло, а нутро распирает от восторга, когда я думаю о ней. И это ужасно.

Возвращаясь домой после последней прогулки, я думал о том, что нам следует перестать видеться. Рано или поздно я уеду – таковы условия работы в Ордене. Если мы продолжим встречаться, репутация Деборы окажется под угрозой и когда я оставлю Лондон, она будет обречена на одинокую жизнь, потому что ни один приличный мужчина не захочет связать с ней свою судьбу.

Сидя в ванне, я раздумывал над тем, готов ли взять на себя такую ответственность, и пришёл к отрицательному ответу. Пока мы не преступили черту, пока наши губы не узнали друг друга, я должен всё прекратить.

– Штребске Плесо, – объявил Филипп. – Мы пришли.

Я уставился на огромное озеро, раскинувшееся перед нами, на дома, окружающие его, и удивлённо спросил:

– Так это не глухая местность?

– Курорт, – пояснил Филипп. – На Татры взбираются. Это как спорт.

Ну надо же! Человек сумел добраться даже до таких отдалённых уголков.

Мы вошли в городок и сразу же слились с потоком разномастных путешественников, спешащих по своим делам. Двухэтажные домики, отделанные камнем и срубом, приветливо распахнутые двери, пикантные запахи раннего ужина – мне нравится здесь всё.

Лавируя между прохожими, Филипп повёл меня вперёд и вскоре я увидел здание с вывеской «Гостиница». Чуть ниже то же самое написали ещё на четырёх языках.

– Добрый вечер, – Филипп обратился к пожилому мужчине за стойкой, – мистер Жанкович с братом.

Я во все глаза уставился на громилу. Назвать нас братьями может только слепой! Внешне мы не то что не близнецы, даже не друзья.

Но старика, похоже, ничего не смутило. Он открыл толстую гостевую книгу, провёл сведённым старческой болезнью пальцем по листу и сказал на плохом английском:

– Клигор Жанкович, нашёл. Сейчас дам вам ключ, минутку.

Я терпеливо дождался пока Филипп отлипнет от стойки, и тихо спросил:

– С братом?

– Тебя что-то не устраивает, малыш Сава? – Громила усмехнулся. – Давай, поднимайся, нужно успеть на ужин.