— Подвезешь до ближайшей деревни, — приказал, не попросил Урмэд.

— Всенепременно, — закивал возчик, соскакивая и призывно маша рукой следовать за ним — В телеге сенцо мякенькое, брага свежая, колбаски крученые, если изволите…

— Изволю, — лениво протянул Урмэд, дергая за веревку, подтаскивая принцессу ближе к повозке.

Иэнель спотыкаясь почти побежала за ним.

— Девушке вот, молочка свежайшего налить могу.

Мужчина украдкой скользнул взглядом по Иэнель. Увидел светлую кожу, разбитую губу и ссадину на скуле, сделал соответствующие выводы.

Иэнель показалось, что тот ей втайне сочувствует.

— Обойдется, ей не положено, — процедил дайн.

— Как изволите…как изволите, — затрясся фермер. Сложил руки лодочкой словно недавний доргар, часто кланяясь как глиняный болванчик, что привозят из-за моря, из дангурских земель.

Иэнель бегло осмотрела его из-под опущенных ресниц. На лицо ничем не примечательный. Серая, морщинистая кожа, обвислые от старости острые уши, большие, мозолистые руки. Одет добротно, но не дорого: в кожу и шерсть.

— Я на ярмарку в соседний дистрикт еду, прямо до ворот деревни вас довезу, мне по дороге как раз… — усаживая гостей на сено, умасливал он, раскладывая снедь и посуду перед дайном.

Иэнель заметила, как его руки дрожат.

— Иди вон, — отмахнулся Урмэд, — сам разберусь. Моё время не ждет.

Возница запнулся на полуслове, поклонился и наконец оставив их одних, влез на птехорса. Стегнув того длинным стеком по крупу, тронулся в путь.

— Ешь, пока он не видит, — совершенно нормально сказал Урмэд, пододвигая еду жене.

— Как-то не хочется, — буркнула рассерженная Иэнель, отворачиваясь.

Не так ей это всё представлялось. А как? Если откинуть сантименты и посмотреть правде в глаза, то Урмэда не в чем было упрекнуть — он вел себя как нормальный даггер.

— Я предупреждал.

Урмэд вздохнул и без аппетита откусил от колбасы приличный кусок, запил брагой. Королевская древолазка конечно хорошо, но говяжья колбаса лучше.

Иэнель покосилась на него и обернувшись на хозяина повозки, быстро съела что дали. Гордость гордостью, но молоко с пирогами еще никому не мешали. Было неудобно есть связанными руками, но она справилась. Задумавшись, почувствовала, прикосновение. Это Урмэд убрал ей волосы за ухо, что бы не лезли в чашку.

— Спасибо. Мне просто надо привыкнуть, — шепнула она.

Он кивнул и заложив руки за голову откинулся на сено.

Иэнель легла рядом. Почему-то прикасаться к Урмэду не хотелось. От этого было и неловко, и как-то грустно. Словно он вдруг стал совершенно чужим, незнакомым. А что она собственно о нем знала? Видела его только с одной стороны, а вот его дайнская сущность с которой ему приходилось жить здесь, ее напугала. С этими мыслями Иэнель задремала, сквозь чуткий сон чувствуя, как Урмэд гладит ее волосы.

На закате они увидели поселение — несколько десятков домов, обнесенных добротным частоколом. Ворота еще были открыты. Над ними, на деревянном щите красовалась надпись: «Карод».

Урмэд спрыгнул с повозки, как только та остановилась. Возница, запыхавшийся и услужливый, подбежал через несколько мгновений.

— Приехали мы, уважаемый, Карод это. Хорошая деревня. Богатая. Тут и ночлег и еду найдете. Вон, на пригорке самая высокая труба торчит, это стало быть трактир.

Урмэд брезгливо на него покосился, дергая за веревку и принуждая Иэнель спрыгнуть с повозки.

— Разберусь, — буркнул он.

Не говоря более не слова доброму фермеру, они развернулись и пошли по направлению к воротам.

Иэнель украдкой обернулась. Извозчик, постояв мгновение в растерянности, осенил себя священным знаком (заключив в невидимый круг) и облегченно выдохнув, поспешил к птехорсу. Очевидно с трудом верил, что так легко отделался.

Улица была широкая, выложенная круглыми деревянными плашками, хорошо подогнанными друг к другу. Иэнель удивило, что в столь отдаленном от городов месте, довольно чисто. Темные деревянные и каменные дома по обочинам дороги, светились мутными огоньками окон, зубьями частоколов щерились в тёмное небо. Улица была пуста. Фермеры рано ложатся спать.

Только у трактира царило оживление. Гулко хлопая, дверь то и дело выпускала и запускала припозднившихся выпивох. Кто расползался по домам, кто, напротив, только входил в заведение. В открытую дверь вылетал гуд десятков глоток и пьяных выкриков. Колебания воздуха то и дело тревожили вывеску над входом с надписью: «Жирный боров».

— Пожалуйста, будь осторожна, — шепнул Урмэд, притягивая Иэнель ближе, — Слушай только меня. Говорю «сесть», значит, садишься, говорю «встать» — встаешь. Без фокусов.

Напуганная Иэнель только кивнула, глубже накинула капюшон и запахнула плащ.

Заведение встретило их равнодушием, запахами алкогольного перегара разной выдержки; тушеной капусты с фасолью; тыквенного супа и смесью табака. Дым от последнего, сизым облаком висел над столами, застилая тусклый свет нескольких десятков толстых свечей в кованной люстре. Иэнель закашлялась, жалея, что до этого поела. «И ни намёка на запах мяса».

Урмэд дернул её за веревку, заставляя согнуться, направился к стойке.

— Сидеть! — приказал он.

Иэнель оглянулась и не найдя стула иль табурета, с удивлением уставилась на него.

— На колени, дура, — со спокойным презрением бросил он.

— Да, господин, — одними губами прошептала Иэнель, опадая на пол и утыкаясь глазами в пол. Смесь чувств из страха, возмущения и растерянности полностью поглотили всё ее существо, на мгновение превратив в безвольную куклу.

Харчевник натянуто рассмеялся, стараясь угодить новому клиенту.

— Комнату на ночь и жратвы, — хлопнув по плечу и показывая, что при исполнении, приказал Урмэд таким же тоном, что и Иэнель мгновением раньше.

Тот уныло вздохнул, уже предполагая, чем это может ему вылиться.

— Нету комнат. Последнюю, вон те господа делят, — он мотнул головой в направлении компании из двух даггеров, что сидели за дальним столом, — Может сами договоритесь? — вкрадчиво предположил он.

Урмэд застонал про себя. В одиночку, он бы мгновенно решил эту проблему, а вот с Иэнель…

Имперцы были новобранцами. Тощие, еще не успевшие отъесться на дармовых харчах. Да, кое-какой опыт наверняка имелся, но до его уровня им далеко. Однако, надо быть настороже. Молодые самые опасные, спешащие выслужиться и хапнуть побольше.

Но судьба и в этот раз распорядилась за него.

Отвлечённый разговором с трактирщиком, он не заметил, (или его просто не было в зале), еще одного даггера — третьего. А тот, уже был рядом с Иэнель и держал нож у ее горла. Капюшон с головы айны снят, белые волосы разлетелись по плечам, являя всем ее светлую расу. По залу побежали шепотки.

Урмэд медленно обернулся.

Принцесса тихо всхлипнула. В глазах плескался панический ужас.

— Отвязывай девку, урод, и катись на все четыре стороны, — штурмовик с нашивкой рядового, лихо сплюнул на пол и щербато ухмыльнулся — Дальше мы сами.

Подельники уже были рядом, окружая Урмэда с обеих сторон. Их ввёл в заблуждение его бедственный вид и скорее всего собственная глупость.

Трактирщик тихо «стёк» под стойку, походя собирая все кружки до которых смог дотянуться.

Урмэд прищурился и чуть склонил голову на бок, внимательно рассматривая налетчика. «Руки заняты, воротник расстегнут, маски и вовсе нет». Медленно кивнул. «Хотят легкого подъема по карьерной лестнице? Что ж…»

Иэнель никогда не видела его таким… страшным. И вроде бы даже не нахмурился, но окружающий его воздух, как будто бы загустел, потемнел, налился ненавистью и силой. Интересно, чувствуют ли это даггеры? Дальнейшие события вспоминались ей потом как один страшный миг, настолько быстро все произошло.

— Одно мгновение, — поднимая вверх пустые руки, процедил сквозь зубы Урмэд, — только веревку себе оставлю…

Успокоенный покладистостью незнакомца, налетчик чуть ослабил хватку на шее Иэнель и тут же огрёб.