— Что, по-вашему, вы сейчас делаете, донна Роберта? — недоуменно спросил у меня Мигель.

— Пытаюсь призвать свой атрибут, — честно сказала я.

Когда-нибудь моя искренность меня и погубит. А может быть, это во мне снова говорили те чертовы наркотики, которые мне подсунул Кристиан.

В любом случае, это оказалось гораздо медленнее, чем я ожидала. Я чувствовала, что мой зов не остался без ответа, что атрибут откликнулся и уже стремится ко мне, но секунда шла за секундой, а никакого видимого эффекта все еще не было.

На какой-то краткий миг я даже испугалась, что никакого ответа и не было, что это тоже часть галлюцинаций, которые вызвал наркотик.

Мигель посмотрел на меня, и на его лице было почти что сожаление.

— Я вижу плещущееся в ваших глазах безумие, донна Роберта, — сказал он.

— Достойно ли мстить больному человеку? — спросила я.

Он покачал головой. Показалось, что в первый раз за все это время мне удалось поставит его в тупик.

Но нет, таки именно показалось.

Он снова протянул мне пистолет.

— Убейте его, донна Роберта, — сказал он. — Стреляйте, или я начну резать ваше прекрасное лицо, то самое, которое вы не заслуживаете, ибо под его прикрытием скрывается ваша черная душа, прямо сейчас.

— Ладно, — сказала я. — Ты победил, малыш. Давай сюда свою пушку.

Он ухмыльнулся, а в следующий миг раздался страшный… ну ладно, умеренно страшный грохот, и комнату заволокло цементной пылью, а выбитый из стены довольно увесистый кусок бетона свалился мне прямо на ногу, и это, скажу я тебе, было чертовски больно, потому что латекс является крайне ненадежной защитой от грубого физического воздействия, но в тот момент это было не так уж и важно.

Потому что все эти спецэффекты произошли не просто так, и проломивший бетонную стену красный пожарный топор, давний подарок отца, на самом деле оказался моим атрибутом (или я его таковым назначила, это не суть важно) и пальцы моей правой руки уже крепко сжимали его рукоять.

Хотя, по идее, их должно было оторвать к чертовой матери, а меня — снести с места. Но топор каким-то образом сумел погасить инерцию и прилететь в мою руку с хирургической точностью. На какой-то момент он просто прилип к ладони, позволяя пальцам обхватить рукоять как можно удобнее.

И поскольку я ждала такого развития событий (хотя и не знала точно, как именно все будет), а Мигель — не ждал, он оказался ошарашен сильнее меня.

Наверное, это был идеальный момент чтобы отпустить какую-нибудь подходящую моменту шуточку за триста, и я не сомневалась, что мой папа на моем месте так бы и сделал.

Но я все-таки не мой отец и не обладаю его богатым опытом агрессивных переговоров.

Я ударила молча.

По большому счету, Мигель закопал себя сам, и случилось это в первые секунды боя.

Против него работало сразу несколько факторов. В руке у него был пистолет (правда, всего с одним патроном, но я — не он, мне бы и одной пули хватило), но он держал его не за ту часть, за которую следовало. Меч он сунул в ножны за спиной, чтобы потом очередным картинным жестом его вытаскивать, а это тоже требует времени, даже если ты быстр, как Белый Волк из Ривии.

Но самое главное, он в принципе не ожидал явления топора и не думал, что в таком положении я в принципе смогу огрызаться. Он разжал пальцы, роняя пистолет на пол, занес руку, чтобы вытащить меч, и попытался шагнуть назад, когда мой топор врезался ему в бедро.

Его глаза расширились от удивления. Он неловко шагнул в сторону, облегчая мне задачу по вытаскиванию топора из раны.

Крови на лезвии не было, и у меня возникли опасения, что он сумеет безболезненно пережить и этот урон, но он отодвинулся в сторону, заметно хромая.

Вместо крови из раны сыпался черный песок.

Если до этого Мигель двигался по истории, как по рельсам, без задержек и не испытывая сомнений, возможность такого поворота ему явно не прописывали. Он потянулся за мечом, передумал, сунул руку в карман ветровки, куда до этого успел спрятать свой «вальтер».

Я шагнула к нему, натягивая цепь до предела. К счастью, длины топора хватило, чтобы врезать ему второй раз.

Он попытался закрыться пистолетом, и лезвие топора почти полностью перерубило ему запястье. Из раны снова посыпался черный песок.

Странно, ведь по его логике это по моим жилам должно было течь что-то темное и мерзкое.

Я перехватила топор двумя руками, покрепче сжав рукоять, и обрушила своей третий удар на чертову цепь, которой была прикована к стене. Цепь лязгнула, брызнуло немного искр, и я вернула себе свободу передвижения.

Раньше я не думала, что смогу перерубить металл такой толщины одним ударом, но сейчас я не могла даже представить, что у меня не получится.

Мигель успел вытащить меч и держал его здоровой левой рукой, но он был уже не боец. Он подволакивал раненую ногу, а перерубленное запястье, похоже, держалось в основном за счет остатков рукава куртки. И вместе с его неуязвимостью куда-то делась и его прежняя скорость. Он сделал неловкий выпад мечом, от которого я легко увернулась.

Видимо, фехтовать левой рукой его никто не учил.

— Я недооценил ваше дьявольское искусство, донна Роберта, — сказал Мигель.

Я не стала с ним разговаривать. Я и раньше-то не особенно хотела с ним разговаривать, и просто тянула время, наивно думая, что помощь уже в пути и вот-вот прибудет, но надеяться на других больше не стоило.

Я выбила меч у него из рук, и клинок ударился о стену, а потом упал на пол и тоже рассыпался в черную пыль.

— Я умираю, донна Роберта, — сказал он. — Но не надейтесь, что моя ненависть умрет вместе со мной. Клянусь честью, я найду способ вырваться даже из ада, чтобы свершить свое возмездие!

— Желаю удачи, — сказала я и ударила его в грудь. Ощущение было такое, как будто топор врезался в трухлявую корягу, лезвие полностью утонуло в черной плоти Мигеля. — Можешь начинать поиски прямо сейчас.

Он рухнул на спину, увлекая топор за собой. На этот раз лезвие застряло накрепко, и чтобы его освободить, мне пришлось упереться ногой в живот Мигеля.

— Будьте вы прокляты! — успел прошипеть он, прежде чем следующим ударом я размозжила ему голову.

Не знаю, каково это — рубить топором обычных людей, но рубить Мигеля было довольно приятно.

Мгновением позже его тело обратилась в прах. Я опустилась на одно колено, зачерпнула этот прах в ладонь и поднесла к лицу, чтобы рассмотреть получше.

Это был не просто прах или песок.

Это были буквы. Маленькие черные буквы. Мне кажется, я даже узнала шрифт.

А еще говорят, что слова не могут ранить или убить…

Я вытерла руку о покрывало кровати и подошла к Кристиану, который что-то невнятно подвывал, забившись в угол. Чтобы привлечь его внимание, я наклонилась и отвесила ему пощечину.

— Где ключ?

Он не ответил, уставившись куда-то за пределы комнаты, и мне пришлось врезать ему еще раз.

— Сконцентрируйся, Кристиан. Где этот чертов ключ?

Он сунул руку в карман брюк и выдал мне маленький ключик. По размеру он должен был идеально подходить к замкам на моих браслетах. Я наконец-то сняла сковывающие руки кандалы, потом избавилась от обрывка цепи на лодыжке.

— Где моя чертова одежда? — спросила я.

— Там, — сказал он. — Шкаф у входа в игровую комнату.

Должна признаться, у меня было огромное искушение напоследок врезать ему между ног, но там, похоже, уже и так ничего не осталось. Вместо этого я дала ему совет.

— На твоем месте я бы убралась из Города, Кристиан, — сказала я. — И никогда в него не возвращалась.

***

Шкаф обнаружился ровно там же, где и сказал Кристиан, слева от двери в игровую комнату. И в нем действительно хранилась моя одежда. Правда, не вся.

Только платье, пиджак и кеды. Нижнего белья не было, может быть, он их выкинул. Или присоединил к своей коллекции. Но я предпочитала думать, что выкинул.