А в особняке действительно пахло глинтвейном.

Мы поужинали.

Это было что-то на богатом, половина блюд была мне неизвестна, и я даже не старалась запоминать их названия. Ради такого случая брат Тайлер откупорил вино из самых дальних углов своего винного погреба, но чтобы понять все тона, нотки, нюансы и послевкусия этого напитка, нужно быть истинным ценителем, а я не была. Мне бы хватило и пива, но я стеснялась попросить.

Потому мы перешли в каминный зал, украшенный чучелами животных, которым не посчастливилось повстречать на охоте многочисленных представителей семейства Пирпонтов, и настало время глинтвейна и сигар.

От сигары, разумеется, контрабандной кубинской, толстой, наверняка дорогой и изрядно вонючей, я отказалась, но ограничивать брата Тайлера не стала, и он задымил ею, устроившись поближе к дымоходу.

Кресло оказалось совершенно роскошным, с функцией массажа, в камине уютно тлели угли, в зале царил приятный полумрак, было тепло. Я сняла кроссовки, и мои пальцы утонули в густом ворсе ковра.

Глинтвейн тоже оказался очень даже ничего, я даже подумала о том, чтобы пробраться на кухню и попросить рецепт. Вообще, довольно приятная секта.

Если бы ее члены не взрывались на улицах Города, было бы совсем хорошо, но брат Тайлер заверил меня, что это был единственный прецедент, и больше они не повторятся.

По крайней мере, не должны.

И тогда я решила задать главный вопрос, который не решалась поднимать во время ужина, потому что не хотела, чтобы меня выгнали в ночь голодной.

— А ты никогда не думал, брат Тайлер, что это все не про меня? — спросила я. — Что это какая-то масштабная мистификация или попросту ошибка, и все это время вам стоило ждать кого-то другого?

— Нет, госпожа, — сказал брат Тайлер. — В Заветах четко указано твое имя.

— Там так и написано: Роберта Кэррингтон? — уточнила я. — На древнем арамейском?

— Да.

Что ж, с этим не поспоришь.

— А что насчет статуи? — поинтересовалась я. — Откуда она взялась?

— Ее облик был явлен мне во снах, госпожа.

— Так это ты ее автор? — я пристально посмотрела на его руки. Они отнюдь не были руками каменщика. Это были типичные руки богатея, отродясь не державшего в них ничего, кроме ручки для подписания чеков, стилус для тыкания в экран и клюшки для игры в гольф.

Он проследил мой взгляд и улыбнулся.

— Мы живем в двадцать первом веке, госпожа. Сейчас для того, чтобы работать с камнем, совершенно необязательно бить по нему молотом.

— И когда ты закончил свое творение?

— Около пяти лет назад, госпожа.

— С тех пор ты не вносил никаких корректив? — я коснулась рукой шрама на подбородке.

— Никаких, — подтвердил он.

Сюжет, обреченно подумала я.

Что-то связанное с мистикой, древними манускриптами и тайными оккультными сообществами, и хорошо, если без кровавых человеческих жертвоприношений обойдется. Интересно, а это как-то связано с теми моими способностями, которые заинтересовали ТАКС? И может ли Цензор разрушить свой собственный сюжет, или все происходящее и будет являться его частью?

— Значит, у тебя нет сомнений?

— Никаких, — снова сказал он.

— А то, что я совершенно не ощущаю себя вот этим вот всем, в расчет как-то принимается?

— Скорее всего, нет, госпожа, — сказал он. — Просто эта часть тебя еще спит, и когда придет время, она пробудится, и ты осознаешь свое предназначение. А мы всегда будем рядом с тобой, будем помогать и поддерживать

— И направлять? — уточнила я.

— Нет, госпожа, — сказал он. — Не нам, простым смертным, давать советы дочери богов.

Лучше бы мой папа оказался простым королем, подумала я. Это было бы как-то ближе и понятнее, и меня максимум могли бы отравить или насильно выдать замуж, и это, наверное, худшее, что могло бы со мной случиться, но это все равно звучит лучше, чем текущая неопределенность.

— Расскажи мне о моем отце, — попросила я.

— У нас не принято о нем говорить, госпожа.

— Вот как? И почему? Боитесь, что он услышит и покарает?

— Нет, просто обычно такие разговоры заканчиваются спорами, иногда очень ожесточенными, — сказал брат Тайлер. — Тебе я, безусловно, не могу отказать, но вообще мы внутри Братства такие разговоры не поощряем. Твой отец — фигура слишком неоднозначная. Одни говорят, что он — воин в сияющей броне, рыцарь без страха и упрека, бесстрашный и доблестный паладин, который придет на помощь нуждающимся и накажет виновных. Другие же за то, что он творил, считают его чудовищем. Он всегда приходит на помощь к другу, но быть его другом смертельно опасно. Он был простым человеком и стал богом, а потом стал убийцей богов. Он дважды умирал и дважды возрождался, и с каждым разом становился сильнее. Он рушил миры в бездну хаоса, преследуя свои собственные цели.

Я подумала, что это описание совсем непохоже на папу Бэзила.

Линялые джинсы, выцветшая куртка, стертые кеды, ржавый пикап… Всегда считала, что сущности, в перерыве между завтраком и обедом рушащие миры в бездну хаоса, должны выглядеть как-то более пафосно.

Конечно, после той истории в Дерри у меня были какие-то подозрения, что он немного не тот человек, каким пытается казаться, но не думала, что до такой степени не тот.

С другой стороны, это вполне может оказаться преувеличением в рамках текущего сюжета, и на самом деле он не мир в бездну хаоса обрушил, а, скажем, грузовик с обрыва уронил. Или сахарницу на кухне.

— А что насчет моей матери? О ней у вас тоже говорить не принято?

— Здесь подобных ограничений нет, — улыбнулся брат Тайлер. — Твоя мать — Морриган, богиня войны и плодородия.

— Плодородия? — удивилась я. — Довольно неожиданное сочетание.

— Не того плодородия, что связано с посадками озимых и урожайностью с гектара, — сказал брат Тайлер.

— О, — сказала я.

Если моя мать действительно богиня секса, это многое в моей жизни объясняет, мрачно подумала я.

— Богиня похоти и страсти, — сказал брат Тайлер. — Богиня плотских утех, великая королева, соблазняющая мужей и вдохновляющая их на подвиги. Прекрасная женщина или прелестная дева, которая…

— Хватит, хватит, я уже поняла, — сказала я. — Значит, она — Война, а он — Месть?

— Истинно так, госпожа.

Неудивительно, что они встретились.

— Ты знаешь, что с ней случилось?

— Знаю, госпожа, — сказал брат Тайлер и уставился на тлеющие в камине угли.

— Мне кажется, ты хочешь о чем-то умолчать, — сказала я.

— Нет, госпожа, я бы не посмел, — сказал он. — Просто это не та часть истории, которую хорошо рассказывать темными ночами ребенку этих родителей.

Такой заход не мог меня не насторожить, и я приготовилась услышать страшную правду.

— Они познакомились, когда он восстанавливался от ран после очередной своей битвы, — начал брат Тайлер издалека. — Она помогла ему исцелиться, она ухаживала за ним и приносила воду, когда он хотел пить…

— И на этой почве между ними завязался роман, — сказала я.

— Истинно так, госпожа, — согласился брат Тайлер. — Но поскольку оба они были людьми сильными и своенравными…

— …то у этих отношений не было будущего.

Он кивнул.

— В Заветах этому уделено не так уж много внимания, ибо они сконцентрированы на том, что происходило и должно произойти в этом мире, а твои родители повстречали друг друга в мире ином.

— Параллельный мир? Параллельная вселенная? — всегда подозревала, что папа Бэзил приходит откуда-то издалека.

— Да, — сказал он. — Миры, где война никогда не меняется, миры, где война никогда не кончается. Твои родители были плотью от плоти того мира, кровью от крови его, и кровь его они пили вместо вина, и она пьянила им головы…

— И вполне можно обойтись без таких подробностей, — сказала я. — Что было дальше? И по возможности, нормальным человеческим языком, без этих вот «плоть от плоти».

— Их роман был бурным и быстротечным, — сказал брат Тайлер. — В конце концов, их пути разошлись, а потом случилась большая война и твои родители оказались по разные стороны баррикад, и когда твоя мать встала против твоего отца, ее постиг Смерть.