Конечно, не помешало и то, что, будучи профессиональным серфером, он в большинстве своих постов был без футболки.

У некоторых людей были знаменитости, такие как Крис Эванс, Крис Хемсворт или любой другой Крис, чтобы впрыснуть укол серотонина перед сном. Немного дневных мечтаний и много принятия желаемого за действительное. И я предполагала... Я предполагала, что у меня был Лукас Мартин.

Это было не более чем глупое, невинное увлечение человеком, которого я толком не знала. К тому же, все было покончено в тот момент, когда он таинственно исчез и перестал обновляться в соцсетях — за несколько недель до свадьбы Лины и Аарона — и не явился на церемонию. Я похоронила всю эту чепуху и сказала себе, что хватит.

Телефон зазвонил у меня на коленях, и все это было тут же забыто, когда на экране мелькнуло лицо моего младшего брата.

— Олли? — ответила я, сердце бешено билось в груди. — Где, черт возьми, ты был? Почему ты не отвечал на мои звонки? Все ли в порядке? Ты в порядке?

В трубке раздался протяжный вздох.

— Все в порядке, Рози, — голос моего брата был глубоким, этот баритон напомнил мне, что он уже не ребенок. О нет, он был девятнадцатилетним взрослым, который неделями пропускал все мои звонки через голосовую почту. — И мне очень жаль. Я был... занят. Но я перезвонил тебе сейчас.

— Чем занят? — спросила я, прежде чем смогла остановить себя.

Когда около года назад отец объявил, что покидает Квинс, где он провел большую часть своей жизни и где мы с Олли провели своё детство, чтобы переехать в Филадельфию, Олли заявил, что не собирается уезжать. Он также сообщил нам, что, в отличие от меня, он не собирается поступать в колледж. И мы поддержали его, поощряли его искать то, что делает его счастливым. До недавнего времени я даже помогала ему с арендой и расходами на проживание. Но он изо всех сил пытался найти свое призвание. Ему также трудно было продержаться на работе дольше нескольких недель.

Телефон молчал так долго, что я боялась, что он повесил трубку.

— Олли?

Раздался еще один вздох.

— Послушай, — сказала я, все эмоции, бурлящие во мне, покрывали это одно слово. — Я не нападаю на тебя. Я люблю тебя, ясно? Ты знаешь, что люблю, больше всего на свете. Но ты игнорировал меня неделями, посылая лишь короткие сообщения, чтобы я не сошла с ума и не объявила тебя в розыск, — и я бы так и сделала. Я бы так и сделала, если бы до этого дошло. — Так что не говори мне, что ты был занят, и не жди, что я приму это как объяснение, пожалуйста. Не надо...

— Я был занят работой, Рози.

Надежда на секунду раздула мою грудь, но ее быстро заглушили сотни дюжин новых вопросов.

— Это здорово, — сказала я ему, подавляя свое беспокойство. — Что это за работа?

— Это... в клубе. В ночном клубе.

— В ночном клубе, — повторила я, заставляя себя оставаться объективной. — В качестве официанта? Ты уже пробовал это и... — уволился примерно через три недели. — Ты пробовал, и ничего не вышло. В кафе, помнишь?

— Я не подаю напитки, — объяснил он. — Я делаю кое-что другое. Это... трудно объяснить. Но я хорошо на этом зарабатываю, Рози.

— Мне все равно, сколько ты зарабатываешь, Олли. Мне важно, чтобы ты был счастлив. Чтобы...

— Я счастлив, ясно? Я больше не ребенок, и тебе не нужно беспокоиться обо мне.

Я был близка к тому, чтобы высмеять его «тебе не нужно беспокоиться обо мне», но сдержалась. Олли был взрослым, и я понимала его потребность в границах. Его желания не быть под присмотром няньки. Но я все еще была его старшей сестрой, а он все еще был ребенком, которого я кормила Froot Loops(бренд сладких сухих завтраков с фруктовым ароматом) на ужин, когда наш холодильник был пуст, а папа работал в ночную смену.

— Ладно, ладно, хорошо. Я закрою эту тему, — а потом добавила: — На сегодня.

Он пробормотал полусерьезное: — Спасибо.

— Итак, слушай, — я перевела разговор на более безопасную почву. — Я думала взять несколько сосисок в тесте и поехать сегодня в Филадельфию. Удивить папу поздним завтраком. Как насчет того, чтобы присоединиться ко мне? Ты сможешь вернуться к вечеру. Может быть, я встречу тебя на вокзале, и мы поедем вместе?

Наступило молчание, затем он спросил: — Разве ты не должна сегодня идти в офис? Сегодня же понедельник.

Я вздрогнула, беззвучно проклиная себя за неосторожное движение. Вот дерьмо.

— Я... да. Ты прав, — и он был прав, технически. Олли — или папа — не знал, что последние шесть месяцев я не называла офис InTech на Манхэттене офисом. — Но я взяла выходной. Только сегодня. Мой босс... более гибко относится к моим отгулам теперь, когда я, знаешь ли, руководитель группы.

— Ах, да. Моя старшая сестренка теперь леди-босс. Верно, — он хихикнул, и я хотела бы слышать этот звук чаще. Мне хотелось, чтобы я не лгала ему, и он тоже не скрывал от меня правды. — Значит, то повышение, которое ты получила в прошлом году, идет тебе на пользу, да? Планируешь подняться еще выше по карьерной лестнице, старшая сестренка?

— О, у меня нет таких планов, поверь мне, — не тогда, когда я, по сути, спустилась и сошла с лестницы. Размяв ноги, я поставила обе ступни на пол и встала с кровати. — Так ты поедешь? К папе?

— Я... — он замялся, что было достаточным признаком того, что меня вот-вот подведут.

— Пожалуйста, Олли. Я хочу тебе кое-что сказать. Вам обоим. И папа скучает по тебе. Я прикрываю тебя уже несколько недель, и у меня заканчиваются отговорки. Пожалуйста, приезжай.

Он вздохнул.

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать.

О, это уже прогресс.

— Я пришлю тебе расписание поездов, хорошо? Мы можем встретиться на станции.

— Да, — ответил он, и прежняя надежда вспыхнула в моей груди. — Я... люблю тебя, Фасолинка.

Фасолинка. Прошла целая вечность с тех пор, как он называл меня так.

— Я тоже люблю тебя, Олли.

И с этими прощальными словами я собралась и пошла признаться в правде человеку, который работал на нескольких работах, чтобы обеспечить нам с братом хорошую жизнь после того, как он остался один с нами. Человеку, который вырастил нас в одиночку после того, как наша мать уехала и бросила нас. Человеку, который в поте лица своего и со стальной решимостью выучил меня в колледже. Человеку, которому я была обязана финансовой безопасностью, которую до недавнего времени обеспечивала моя степень инженера. До того дня, когда шесть месяцев назад я совершила прыжок веры, чтобы изменить свою жизнь. Мою карьеру.

О, Боже.

Как сказать такому человеку, что я решила уйти со стабильной, хорошо оплачиваемой должности, над которой он — и я — так усердно трудились, только для того, чтобы гнаться за мечтами, которые были не более чем чернилами на бумаге?

Как сказать человеку, который пожертвовал столь многим, что я променяла сложившуюся карьеру с потрясающими перспективами на ту, которая не была гарантирована?

У меня не было ни малейшего представления. И именно поэтому я позволяла этому секрету сидеть на моих плечах месяцами.

Но сегодня все закончится.

Я повторяла эту мантру, пока собиралась с мыслями. Я надела первое, что смогла вытащить из чемодана: пару светло-голубых джинсов и безразмерный бордовый свитер. И как почти каждое утро, я безуспешно пыталась укротить беспорядок темных кудрей на голове и остановилась на том, чтобы свободно завязать их на макушке.

Выйдя на улицу, я составила план действий.

Сначала я возьму папины любимые сосиски в тесте из пекарни O’Brien’s, которая находится в Бруклине, всего в нескольких минутах ходьбы от дома Лины. Я подожду, пока он откусит кусочек хрустящей вкуснятины, и бум, я сброшу бомбу правды.

Это был хороший план.

По крайней мере, я пыталась убедить себя в этом, пока входила в пекарню, делала заказ и выходила с папиной взяткой. Возможно, именно поэтому, когда я ступила на тротуар, я чуть не споткнулась, когда мой взгляд упал на окно закусочной на другой стороне улицы.