Моя рука остановилась в тот момент, когда я поднимала пластинку с коробки.

Моя челюсть могла упасть на пол.

Я запиналась над своими словами. Словами, которые даже не покидали мой рот.

Это означало...? Нет.

Невозможно.

Этого не могло быть.

Лукас откинул голову назад и рассмеялся.

— О, видела бы ты сейчас свое выражение лица. У меня возникает искушение сфотографировать его.

Уголком глаза я увидела, как он достает свой телефон, и это вывело меня из задумчивости. Я шлёпнула его по руке.

— Какое выражение? У меня вообще нет никакого выражения.

— О, у тебя было, — он покачал головой, засовывая телефон обратно в карман. — Это лицо, которое ты сделала, когда размышляла, девственник ли я еще.

Я огляделась, проверяя, нет ли поблизости других клиентов, беспокоясь за Лукаса. Но Лукасу, похоже, было все равно.

И когда он наклонился вперед и понизил голос, чтобы сказать: — Я не девственник, Рози. Я потерял ее давным-давно. Я очень, очень далек от того, чтобы быть девственником, — я почему-то знала, что это не для того, чтобы люди не подслушали.

И Боже, как же здесь было жарко! Или он занимался тем, что увеличивал интенсивность, и я чувствовала себя бездыханной и теплой?

Я выбрала первое, что пришло мне в голову, и стукнула его кулаком по плечу.

— Молодец!

В его взгляде появилось веселье, но он не улыбнулся и не засмеялся.

Я сосредоточилась на своей задаче и двинулся вдоль ряда коробок.

— Хорошо, так что за история? Я заинтригована.

— Лорена Наварро, — сказал Лукас, следуя за мной. — Она была моей девушкой на протяжении всей средней школы. Первые и единственные отношения, которые у меня были, — я навострила уши от этой информации и припрятала ее для последующего изучения. Он продолжил: — Мои родители поехали на выходные к родственникам в Португалию, а Чаро, будучи на пять лет старше меня, занималась своими делами. Так что дом был в моем распоряжении.

Я пыталась убедить себя, что ни капли не ревную к этой Лорене, даже если она принадлежит к прошлому Лукаса.

— Ты подарил ей красивый букет? Осветил все вокруг свечами? Намазал ее маслом для тела?

Лукас сделал повторный взгляд.

— Масло для тела?

— Некоторые парни увлекаются этим, — я пожала плечами. — Задница номер три — один из них. Я...

— Не надо, — Лукас фыркнул. — Я не хочу больше слышать об этих идиотах, — ага. Это воспоминание меня тоже не привлекало. Он почесал щетину на подбородке. — В подростковом возрасте я не отличался изысканностью. Моей версией романтической ночи было убедить Abuela(исп. бабушку) испечь мне что-нибудь и подарить девушке ее любимых жевательных мишек.

— Счастливица Лорена Наварро, — пробормотала я себе под нос, подразумевая каждое слово.

Лукас продолжил: — Я взял напрокат фильм, положил торт и жевательные конфеты на журнальный столик и сел очень, очень близко к ней. К тому времени, как пошли титры, несколько предметов одежды лежали на полу, а я делал своё дело, — он усмехнулся. — Или то, что я считал своим делом, когда мне было семнадцать.

Затаив дыхание, я ждала мысленного образа, который, как я знала, закрепится.

Лукас широко и беззастенчиво ухмыльнулся.

— Я стоял на коленях на полу, между ног Лорены, стараясь изо всех сил... ну, ты понимаешь. Я хотел убедиться, что она получает удовольствие, что ей хорошо, — он наклонил голову вниз. И я точно знала, куда он указывает. — И следующее, что я помню, это то, что меня вытащили из дома за ухо. Я не понял ничего, кроме того, что мама и Abuela(бабушка) каким-то образом были там. И они были в ярости.

Мои руки полетели ко рту, и, Боже, я пыталась сдержаться, но смех вырвался сквозь пальцы.

— Ты смеешься, но Abuela(бабушка) отказалась печь что-либо для меня, — он покачал головой. — На следующий день она бросила мне в лицо фартук, села на стул и командовала мной на кухне, пока я не испек свой первый пирог.

Окончательно придя в себя, я сказала: — Ну, по крайней мере, на той неделе была сорвана хоть одна вишенка.

Лукас на секунду задумался, а затем его покинул взрыв глубокого, бурного смеха.

Чувствуя удовлетворение от того, что именно я стала причиной этого шумного, счастливого звука, я даже не почувствовала горечи, когда добавила: — И я уверена, что Лорена была счастлива, когда получила свой торт от Лукаса.

Он помахал рукой в воздухе.

— О, не думаю, что я когда-либо пек для нее.

— Почему? Разве она не приняла тебя обратно после этого?

— Она приняла меня обратно. В конце концов, — сказал он, подойдя ближе ко мне и наклонившись вперед так, что его лицо оказалось на одном уровне с моим. — Но я ни для кого не надеваю фартук.

Я повернула голову и заглянула в эти два шоколадно-карих глаза, тепло распространилось по моей груди, заполняя каждый уголок моей грудной клетки, пока не осталось ни одного свободного места.

— Ни для кого? — спросила я, чувствуя, что мое дыхание становится прерывистым и неглубоким. Но ты делаешь это для меня, — хотела добавить я.

Лукас так и не ответил. Он просто сказал: — Хватит меня отвлекать, возвращайся к делу, Рози. Мы одолели две постыдные истории, а песни все еще нет.

12. Лукас

— Разве это не очередной саундтрек к фильму? — спросил я, когда мы возвращались домой из магазина.

Рози хмыкнула, уставившись на пластинку в своих руках.

— Вроде того, но эта отличается.

— Отличается, — выхватив пластинку из ее рук, я внимательно осмотрел ее. «Dancing Queen» группы ABBA, сингл. Я развернул альбом. — Не слишком ли это... песня для девичника, чем для свидания?

— Экспериментального свидания, — пробормотала она. — И было либо это, либо «Ice Ice Baby» Vanilla Ice, классика хип-хопа.

Владелец торопил нас с закрытием магазина. И я не буду врать, я испытал некоторое облегчение от того, что она не выбрала Vanilla Ice. Ничего не имею против неё или ABBA, если уж на то пошло, но хип-хоп — это не то, что я себе представлял, когда просил ее выбрать нам саундтрек.

Она продолжила, бросив на меня скептический взгляд: — Ты что, не смотрел «Мамма Миа»? Эта песня — момент откровения Мерил Стрип. Она объединяет весь фильм. Я как-то читала статью о том, что это грустный трек, и там были очень хорошие аргументы, но... я не знаю... она всегда делала меня счастливой. Это больше, чем песня, под которую ты танцуешь.

Ее признания было достаточно, чтобы удовлетворить меня. На самом деле, осознание того, что она выбрала песню, которая что-то значит для нее, сделало немного больше, чем просто удовлетворило меня.

— Значит, ты одна из тех людей, да?

Она сузила глаза, и было трудно не улыбнуться.

— Каких людей?

— Одна из тех, кто одержим «Мамма Миа».

Рози, казалось, была возмущена моим вопросом.

— Это мюзикл и романтический шедевр, — она выхватила у меня пластинку. — Что тут может не понравиться, когда несколько историй любви превращаются в идеальный мюзикл? Ничего. Потому что это буквально невозможно не любить.

— Ладно, ладно, — я поднял руки вверх. — Это не совсем идеально подходит для того, что будет дальше, но мы просто должны с этим смириться.

Она бросила на меня быстрый взгляд, и я увидел, как в ее глазах зарождается вопрос.

— Спроси меня, Рози, — я улыбнулся про себя и вернул взгляд на тротуар, радуясь, что начинаю понимать все ее сигналы. — Всегда говори свое мнение рядом со мной.

Она подняла пластинку в воздух обеими руками.

— Что будет дальше и почему эта пластинка, — она держала ее перед своим лицом, — этот удивительный, выдающийся, опережающий свое время музыкальный шедевр не подходит для этого?

Смех выкатился из меня громким раскатом во второй или третий раз за сегодня.

Рози опустила пластинку, слегка нахмурившись.

— Что смешного?

Не было ничего смешного в том, как мне нравилось, что она заставляла меня смеяться вот так, и как она находилась в неведении.