— Вот тебе и псина… Да он зубищами клацнет, так и дух вон! И как это можно додуматься, такую харю в дом пустить! Тут теперь все собачатиной провоняет! Да он небось и по нужде ходит, где придется, а не где велено!
Манфред лишь улыбался на его ворчание да смотрел влюбленным взглядом на кухарку. Сразу было видно, что она покорила его до глубины души. Эмма, светловолосая пышная красавица, еще не до конца пришла в себя после встречи с оборотнем в доме и едва слышно говорила:
— От меня же едой пахнет… вот он и обрадовался. Ты кушай, кушай, не стесняйся.
— С удовольствием! — Манфред сиял, словно майское солнышко. — Из таких дивных ручек я, наверно, и уголь съем!
Курт выглядел разочарованным и усталым. За обедом он нарезал мясо, но не съел ни кусочка — мой муж по отчаянию смотрел куда-то в пустоту, словно пытался найти ответы на все вопросы и никак не мог этого сделать. Когда обед закончился и мы вышли в гостиную провожать оборотня, то я взяла Курта за руку и негромко сказала:
— Это же хорошо. Ты по-прежнему можешь им доверять.
Курт словно бы очнулся от моего голоса — он посмотрел на меня, кивнул и откликнулся:
— Да, но я все же ждал другого. Что все кончится прямо сегодня.
Я понимающе кивнула — чего скрывать, я ждала того же самого. С другой стороны, хорошо, что люди, которые жили в доме, все-таки были людьми, а не чудовищем, которое надело чью-то маску. Мне страшно было представить, что кто-то, переполненный лютой жестокостью, ходит в этом доме и смотрит на меня.
Все равно он был рядом. Иногда мне начинало казаться, что я чувствую его взгляд на затылке.
— Едулечки ему, — пробурчал Евтей, выбираясь из-под дивана после ухода оборотня. — Его бы оглоблей поперек спины, чтобы не пугал! А то псине этой едулечки, а котик голодает, а никому и дела нет! Хоть бы кто мясца кусочек предложил.
Мы с Куртом невольно рассмеялись, до того обиженным и важным выглядел Евтей. До голодающего ему было еще очень далеко: густая шерсть лоснилась, круглая физиономия была свирепой и довольной. Увидев, что от нас не дождешься сочувствия, кот с важным видом отправился на инспекцию кухни, и вскоре мы услышали:
— Я собачьи объедки добирать не намерен. Мне мою собственную порцию, приличную и порядочную, да побыстрее. Вот что вы за народ такой, наверно, и не вспомнили, что котинька тут с голоду умирает!
— Да, вроде бы пока можно успокоиться, — вздохнул Курт. — Все, кого я считаю своими, по-прежнему свои. Чем займешься вечером?
Я только теперь поняла, что уже наступил вечер — мир за окнами обрел густую сиреневую глубину, озаренную золотом фонарей. Обычно в такие зимние вечера мы с Мией отправлялись на прогулку, покупали медовые пряники и, вернувшись домой, устраивали чаепитие со страшными историями на закуску. Курт вряд ли присоединился бы ко мне — страшных историй у него хватало по долгу службы, да и сейчас он выглядел таким осунувшимся и изможденным, что я искренне сказала:
— Пойду прогуляюсь, куплю медовых пряников. А тебе советую полежать, ты бледный.
Курт усмехнулся, но в его глазах по-прежнему были темень и тоска. Что он чувствовал сейчас, когда летунница сидела у него в груди и боялась вырываться на свободу? Черные бабочки раскрывали и закрывали крылья, выделяя яд…
Я поежилась. Захотелось выйти на воздух, проветрить голову, выгнать из нее дурные мысли.
— Ты заботишься обо мне? — поинтересовался Курт, словно хотел проверить собственные мысли на этот счет.
— Конечно. Ты хороший человек, ты мне близок, и дело не только в нашем контракте… — выпалила я и тотчас же захотела стукнуть себя по голове. Как обычно, язык убежал вперед ума, как обычно, из этого не вышло ничего хорошего. Ну да, мой муж по отчаянию хороший человек, мне рядом с ним легко и спокойно и…
Все. Хватит уже, Кайя, возьми себя в руки. Ты думаешь какую-то невыразимую чушь, прекрати.
— Тогда купи пряников и на мою долю, — Курт протянул мне свой кошелек, и ассигнаций в нем хватило бы на покупку пряничной мастерской, не то что пряников. Он с трудом поместился в моей сумочке — закрыв ее, я улыбнулась и быстрым шагом покинула дом, чтобы Курт не успел расспросить, что именно я имела в виду, когда называла его близким.
С другой стороны, почему бы и нет? — думала я, неспешно шагая по идеально расчищенному от снега тротуару. Гуляющее общество было самым приличным и модным, и мне подумалось, что я в своем старом пальто и шапочке, каких уже давно никто не носит, похожа на служанку, которую отправили с поручением. Мой муж по отчаянию хороший человек, неудивительно, что за эти дни мы с ним сблизились. В конце концов, девушек выдают замуж по воле родителей, и хорошо, если они успеют хотя бы побеседовать с будущим супругом, не говоря уж о том, чтобы сходить с ним на свидание и полетать над городом на воздушном шаре…
Да, я начинаю влюбляться. Да, Курт Лансеберг — смелый и сильный человек, неудивительно, что он мне нравится. Удивительно было бы, если бы не понравился.
И мы справимся с летунницей. Мы обязательно найдем выход, а там будет видно. Может, и не придется расторгать контракт.
Подумав об этом, я дала себе еще одну мысленную оплеуху и остановилась, увидев кондитерскую.
В Бринфордском королевстве традиционно любят сладости, и кондитерских здесь хватает, но та, которая стояла в Синих песках, была похожа на сказочную сокровищницу, открывшую сундуки для гостей. Чего в ней только не было! За огромными прозрачными окнами раскинулся целый город из пряников, зефира, мармелада, марципана и вафель. Все в нем сверкало и рассыпало золотые искры, все источало удивительные тонкие запахи, щекочущие ноздри. А за пряничным городом возвышались бесконечные витрины, переполненные сладостями, которые даже вообразить было трудно.
Чего там только не было! И бесчисленные конфеты в золотых и серебряных обертках, и печенья, и торты, и пирожные — все, чего только может пожелать сладкоежка. Я вошла в гостеприимно распахнувшиеся высокие двери и оказалась перед сахарными яйцами, из которых вылуплялись пряничные дракончики. Дети благородных обитателей Синих холмов разбирали их с той скоростью, с какой их ровесники из бедных районов сметают горячие пирожки с требухой.
Так. Спокойно. Я же за пряниками шла — вот и пряники с самыми разными начинками, и животные, отпечатанные на их глазированных телах, кажутся живыми. А вот и фруктовые дольки мармеладов, прозрачные и плотные, похожие на драгоценные камни — их я тоже возьму. А вот вазочки с шоколадным суфле, украшенным шоколадной стружкой и разноцветными сладкими шариками. А вот…
Я подхватила корзинку для покупок, с поклоном поданную мне помощником продавца, и неторопливо побрела вдоль витрин, наполняя ее бумажными пакетиками с лакомствами. Вот шоколад с трюфельно-апельсиновой начинкой — барышня в модной белой шубке взяла сразу пять плиток, одарила меня неприязненным взглядом, словно хотела спросить, как это таких, как я, пускают в такое место. Вот зефир в шоколаде, дынный, арбузный, яблочный, крыжовенный — его плотная нежность так и тает во рту, оставляя даже не вкус и сладость, а легкое воспоминание о вкусе. Вот пузатые бочонки халвы в шоколаде, вот воздушные завитки безе на подушках из ягод, вот брусочки пастилы из фернских яблок — кисловаты, но популярны. Вот…
Я опомнилась, когда корзинка стала изрядно оттягивать мне руку. Оценила ее содержимое — да, у нас сегодня будет настоящее чаепитие. И пусть Курт рассказывает страшные истории, а за окном идет снег, и огонь в камине потрескивает весело и радостно, и Евтей ворчит, пытаясь воспитывать новых хозяев. Расплатившись, я взяла плотный бумажный пакет с золотым гербом магазина, и вдруг поняла, что что-то не так.
Яркий праздничный мир вдруг застыл и откатился назад, словно я вдруг сделалась маленькой и хрупкой — такой, что любое неосторожное движение могло меня сломать. В нем все замерло: мальчики, которые протягивали своей няне пряничных драконов, господа в дорогих пальто, решившие прикупить многоярусные торты, барышни, которые обсуждали невыносимый вред мармелада для фигуры — все они вдруг сделались декорациями для спектакля.
