"Законопослушному и высокочтимому лорду Нельсону, кавалеру и баронету.

Милорд,

посылаю Вам гроб, полностью изготовленный из деревянных и железных частей грот-мачты корабля "Восток", дабы Вы могли, покидая этот мир, вкусить покой в Ваших собственных трофеях. Пребывающий в искренней надежде, что он пригодится Вам еще не скоро, Ваш преданный и покорный слуга

Бен Хэллоуэлл.

"Swiftsure ", 23 мая 1799 года".

Как уже было сказано, Нельсон принял этот дар с явным удовольствием. Некоторое время он его хранил в своей каюте вместе с крышкой, прислонив к стене как раз за креслом, в которое он садился, принимаясь за еду. Но старый слуга, которого очень огорчала эта похоронная принадлежность, упросил адмирала, чтобы ее перенесли на нижнюю палубу.

Когда Нельсон покинул "Авангард", страшно потрепанный в сражении, гроб последовал за ним на борт "Громоносного", где долгое время хранился на его полубаке.

Однажды Нельсон из своей каюты услышал, как молодые офицеры "Громоносного" восторгаются даром капитана Бена Хэллоуэлла. Он крикнул им:

— Любуйтесь сколько угодно, господа, все равно ни одному из вас я его не уступлю!

Увы! Конечно, все так и произошло: ныне бедный Нельсон спит в гробу, приготовленном для него Беном Хэллоуэллом.

Признаться, рука моя дрожит и слезы навертываются на глаза, стоит мне лишь вспомнить эти мрачные подробности. Но они составляют часть славной истории моего героя и его величия, а потому я не считаю себя вправе обойти их молчанием.

Девятнадцатого числа до нас дошли сведения, что 16-го корабль Нельсона был в виду Стромболи. Мы предположили, что он не замедлит прибыть в Неаполь, и, пренебрегая тем, что может подумать, сказать или сделать французский посол Тара, приготовились к блистательным празднествам. Тремя днями ранее прибыли "Александр" и "Каллоден", опередившие "Авангард" на пять дней, так как они меньше пострадали в бою.

На мыс Кампанелла и на самую высокую точку Каприйской скалы поставили наблюдателей, с тем чтобы они посредством сигналов оповестили о появлении кораблей Нельсона и эта весть могла незамедлительно достигнуть Неаполя.

Затем была приготовлена большая, великолепно убранная барка с пурпурным навесом, увенчанным гербами Англии и Обеих Сицилий, и богато украшенная военными трофеями, что были добыты в схватках под знаменами двух союзных держав. Еще приготовили не то двенадцать, не то пятнадцать барок, чтобы составить кортеж головной барке, и каждый придворный имел приказ по первому сигналу предстать перед Нельсоном.

В ту пору королева удвоила проявления своей нежности ко мне и поверяла мне самые тайные свои помыслы.

Она не заблуждалась насчет того, что празднества, которые она намерена дать в честь нильского победителя, означают войну с Францией, а Франция, даже ослабленная потерей своего флота и 30 000 человек, вместе с Бонапартом ныне застрявших в Египте, тем не менее, оставалась противником, и его следовало если не страшиться, то, по меньшей мере, считаться с ним.

Все складывалось так, что двору надлежало любой ценой добиться дружбы Нельсона и стоящей за его спиной Англии.

Меж тем, чтобы заполучить Нельсона, королева рассчитывала на меня.

Гордая Мария Каролина умоляла супругу английского посла о помощи, так же как некогда бедная Эми Стронг просила о том же скромную Эмму. Откажу ли я королеве в том, что некогда сделала для крестьяночки?

Мой жизненный путь начался с соблазнения адмирала Джона Пейна, теперь ему предстояло завершиться соблазнением адмирала Горацио Нельсона.

Я восхищалась Нельсоном, но еще не любила его. Моя любовь к нему возникла позже, рожденная его великой страстью. Чувства, доходящие до крайности, наделены способностью заражать.

Я заверила королеву, что была бы готова сделать все, что от меня зависит, однако нельзя забывать о сэре Уильяме.

Каролина расхохоталась.

— Что ж, — сказала она, — сэр Уильям прежде всего англичанин, слишком англичанин, чтобы отказать в вознаграждении нильскому победителю. Впрочем, спрашивать его совета в этом деле нет нужды. Если бы я влюбилась в Нельсона, то уж конечно не взяла бы на себя труд спрашивать у короля, как мне поступать.

— Ваше величество, — возразила я, — король Фердинанд, женясь на вас, был наследным принцем, однако и вы были эрцгерцогиней Австрийской: вы дали ему столько же, если не более того, что он принес вам. Это совсем не похоже на то, что произошло между сэром Уильямом Гамильтоном и мною. Кем я была, когда он взял меня в жены? Любовницей его племянника. Кем я была, прежде чем стала принадлежать его племяннику? Он забыл об этом, государыня, и я боюсь, как бы ему об этом не напомнить.

Королева прервала мои излияния, прикрыв мне рот ладонью.

— Мы все это уладим, — воскликнула она, — и наилучшим образом! Ведь любой, кто не желал бы тебе одного лишь счастья, тем самым стал бы мне злейшим врагом. Суди же сама, могу ли я хотеть сделать тебя несчастной!

Она оставила меня в глубокой задумчивости. Я чувствовала, что близится одно из тех событий, каким суждено оказать огромное влияние на всю мою жизнь…

Утром 22 сентября, около шести часов, пришла весть: заблаговременно расставленные сигнальщики предупредили о появлении на горизонте двух или трех многопалубных кораблей, притом на одном из них ими был замечен вымпел вице-адмирала.

В ожидании этого мгновения король уже дней пять как не выезжал на охоту. Это обстоятельство исторгало из его груди удрученные вздохи, на что королева не обращала ни малейшего внимания.

Тотчас был отдан приказ, чтобы каждый занял свое заранее указанное ему место; коменданты всех фортов распорядились зарядить пушки; священников всех приходов предупредили, что звонарям надо быть наготове, — короче, прием, который готовили Нельсону, был таким, какого обычно удостаивают только коронованных особ.

Адмирал Караччоло во главе маленькой флотилии был послан навстречу Нельсону. Разумеется, сам он командовал флагманской галерой — на ее борт должны были подняться король и королева. Чтобы быть готовым в любой час дня или ночи исполнить свою миссию, он после прибытия "Каллодена" и "Александра" вообще не сходил на берег.

Уважая ранг английского посла, а может, и по другой причине, о которой она не сочла нужным распространяться, королева удостоила сэра Уильяма Гамильтона чести принимать Нельсона как гостя в посольстве. Поэтому он, особенно в день прибытия английского флота, должен был принадлежать нам безраздельно.

Сэр Уильям готовился к предстоящей церемонии с немалой тщательностью, и я с большой радостью или, можно сказать, с гордостью принимала участие во всех этих приготовлениях, нуждавшихся в женском присмотре и руководстве женского вкуса.

Как почти всегда, я провела ту ночь во дворце — королева редко отпускала меня в английское посольство. Оставляемый в одиночестве, сэр Уильям имел бы право сетовать, однако он не жаловался. В ту пору ему уже было около шестидесяти семи лет.

Королева, желавшая, чтобы я была прекрасной как никогда, строила грандиозные планы относительно моего туалета. Но я уже приняла решение и не пожелала иного наряда, кроме того, в каком меня написал Ромни, когда мы с сэром Уильямом возвратились в Лондон, чтобы заставить признать наш брак. Тот костюм, как я уже упоминала, состоял из длинного платья из белого кашемира, похожего на греческую тунику; платье было перехвачено в талии красным сафьяновым поясом, украшенным золотым шитьем и великолепной камеей, представлявшей собой не что иное, как портрет сэра Уильяма. Волосы, убранные, как всегда, без каких-либо ухищрений и, по обыкновению, отнюдь не тронутые пудрой, будут падать мне на плечи, а поверх платья я накину красную индийскую шаль с большими вышитыми золотом цветами, которая часто служила мне, когда я у королевы или дома на вечерах в узком дружеском кругу танцевала танец с шалью, изобретенный мной, но теперь уже давно усвоенный всеми танцовщицами.