— Хороший лук! Ничем не хуже моего. — подводит итог, названный отец. — Только нечем уже стрелять. Пойду стрелы пособираю. А ты молодец, сын! Всё на лету схватываешь! Тренируйся и будет Мбек тобой гордится! Может даже и ханом станешь! Хотя нет, — вдруг вздохнул он обречённо. — У хана свои сыновья есть… А вот в сотники, при должном везении, можно и выбиться!

— Так, Мбек. Каким ещё к оленям, ханом? — совершенно опешив от полученной информации, переспросил я.

— Понятно каким, великим! Как Чингиз! С явным благоговением, даже не проговорил, пролепетал глядя на небо, огромный повар.

— Чингисхан? — не веря в услышанное, — так он давно умер! Вроде…

— Кто умер? Наместник неба на земле? — вылупился на меня мужик. — Ты так не шути Комар! И никому это не говори. А то сразу, в калчуки заберут! А лучше вообще ничего не говори! Я здесь, немного жить! И жена моя, тоже здесь родиться! И сын… Но сейчас война. Мой народ пришёл твой народ убивать, и ты точно быть рабом! — разнервничался до запинаний и непереводимых междометий, Мбек.

— Калчуки, калчуки… Задолбал уже своими калчуками… — Пробурчал я про себя. — Вроде, что-то может быть хуже того, что я уже здесь пережил. Да и в прошлой жизни, судьба меня не сильно-то и баловала. Насмотрелся всякого. Куда там, твоим калчукам…

— Давай Комар, не дуйся. Ведёшь себя как дитя малое. Собери все улетевшие стрелы в колчан, завтра ещё потренируемся. А на сегодня всё. Спрячься в юрте и сиди там тихо! Сейчас Ахмет со своей сотней должен вернуться. Пока язык наш, хоть немного понимать не будешь, что бы и носа мне не показывал! Это понятно? — строго сказал Мбек и заодно пригрозил мне своим огромным пальцем. Я сначала, даже хотел его за этот самый палец, укусить. Что будь я в волчьей стае, уже непременно бы и сделал. А то, как то уж сильно переменился мой новый добрый папаша, на довольно строгого отчима. Того смотри, ещё и по заднице меня отшлёпает. Однако я сдержался. И палец грызть не стал. Хотя если честно, очень даже хотелось. Прекрасно понимая, что он как-никак, но обо мне печётся. Но я так и не смог ничего с собой поделать. И всё же затаив на Мбека небольшую обиду за его грозные нравоучения, шепча себе под нос отборные ругательства, побрёл в лес, по три мои, неизвестно куда улетевшие стрелы…

***

Два торчащих из деревьев древка, я обнаружил довольно быстро. А вот третью стрелу, где я только не искал… Излазил всё. Нету её, и хоть ты тресни. Оно, как бы нет, да и хрен с ней. Но это не просто стрела, а спецзаказ! И без неё у меня на десять процентов меньше шансов выжить, чем с ней. А это довольно таки немало, в этом и так, совершенно не понятном для меня мире. Так что я решил её, обязательно найти. Как вдруг, когда я уже потерял всякую надежду, заметил как за высокими кустами, пробежала моя третья стрела и остановившись, тут же исчезла. Ошарашенный увиденным, я медленно подкрался, стараясь не издавать ни звука. Раздвинув руками ветки, всунул голову в заросли и от увиденного просто обалдел…

Присев на задницу, мой одноглазый мишка бодро разрывал своей пастью, видимо убитую, или возможно раненную мной по нелепой случайности, довольно крупную лису. У которой из шеи торчала, моя игрушечная стрела. От неожиданности, я тут же попятился назад и случайно, очень громко хрустнул сухой веткой.

Потапыч, тут же перестал исследовать содержимое лиса, высунул свою окровавленную морду и принюхался. Единственный глаз зверя, вдруг сильно расширился от знакомого ему запаха. Я всё тут же понял. И уже не таясь, со всех ног рванул обратно в лагерь. Поглядывая на бегу, как разъярённый медведь с распотрошённой в зубах лисой, выпрыгнул из кустов и споткнувшись об тянущееся за ней скользкие внутренности, кувыркнулся, всё же предоставив мне небольшую фору.

— Так тебе и надо, лисоед хренов! — улыбнулся я на бегу, — Будешь знать, как за малыми детьми охотится…

Основательно перекусив, я побежал с новой силой, петляя словно заяц между редких деревьев. Благо трава здесь, хоть и не уступала в длине, растительности возле реки, но росла не вверх, а просто стелилась, старательно изображая из себя мягкое одеяло. Я снова оглянулся. Пролетев после кувырка, метров пять, мишка тут же рванул назад, за потерянной во время падения добычей. Но остановившись возле распотрошённого зверя, затряс отрицательно головой. Как бы прогоняя неправильные мысли. И окончательно плюнув на уже пойманную еду, развернулся в мою сторону и стал наращивать темп.

— Мбек! — орал я на бегу мужику, — там медведь! Большой! Бери лук! — как вдруг и сам, на чём-то поскользнувшись, распластался всем телом, в десяти метрах от огромного казана. А за мной на всех парах, летел разъярённый, одноглазый монстр.

Повар рванул было в юрту за луком, но увидав как на испугано подымавшегося мальца, набегает огромный зверь, и буквально через пару мгновений просто раздавит того своим весом. Подхватил на бегу останки поломанного весла и помчался наперерез опасному хищнику. Закрыв тучным телом своего названного сына, Мбек со всей дури заехал древком по с рёвом открывшейся, слюнявой пасти. Остановив того буквально в метре от меня, разлетевшимся от удара об голову, веслом. Я же безуспешно пытался подняться на скользких внутренностях, пойманной мной рыбы.

— Беги сынок! Беги! — и мой названный отец, тут же схватился голыми руками за огромную, зубастую пасть, немного оглушённого, свирепого зверя…

Перекатившись в сторону, я всё же сумел подняться и добежать к шатру. Подобрав свой детский лук и колчан со стрелами, я обернулся и в ужасе замер от увиденного. Вцепившись обеими руками в пасть оглушённого зверя, Мбек всеми силами пытался её разорвать. Напрягая до предела мышцы и рыча словно раненый лев, он всё больше и больше, раздирал мишке его зубастые челюсти. Вот уже затрещали сухожилия, натянутые его сильными руками. И казалось, что ещё чуть, и он окончательно свернёт тому голову. Я даже немного напрягся, ожидая услышать хруст ломающихся медвежьих костей… Но вместо этого, мелькнувшая медвежья лапа разодрала повару горло, а вторая когтистая сталь, вспорола живот… Быстро теряющий жизненные силы великан, всё ещё держал в пухлых ладонях пасть, пришедшего в себя хозяина леса. Но тот, небрежно смахнув хват осмелившегося противостоять ему человечишки, тут же впился Мбеку в окровавленное горло…

Глядя сквозь выступившие слёзы я не мог поверить, что еще недавно излучавший уверенность в завтрашнем дне, добродушный и вовсю благоволивший ко мне человек, превратился в безжизненную тряпичную куклу, увлечённо швыряемую из стороны в сторону, косолапым монстром. Я был до того шокирован, что не заметил как меня вместе медведем, обступило около сотни всадников на лошадях…

Впереди всех, сидя на небольшой кобыле, в стальном, остроконечном шлеме и явно старинной кожаной броне, одетой поверх расшитого повторяющимися восточными узорами халата, восседал высокий, статный мужик. С чёрными, словно сажа, свисающими усами, и редкой, пробивающейся под нижней губой бородкой, на точёном, скулистом лице. Сверкнув небольшими, глубоко посаженными глазами и быстро оценив ситуацию, он тут же поднял руку. Проорав остальным, намного скромнее одетым воинам, что-то успокаивающее. Затем вынул из привязанного к седлу налуча свой кривой лук и направил его в сторону, всё ещё играючи подбрасывающего полтораста килограммовую жертву, огромного зверя.

— Не стреляй! Я сам за отца отомщу! — подняв над головой игрушечный лук и колчан со стрелами, выкрикнул я удивленно крутившему головой мужику. И никак не понимавшему, кто же это посмел его остановить.

— Я здесь! — двинул я странно одетую дылду, луком по ноге. — Мбек, мой отец! И это наши с медведем разборки. Так что, не лезь! Понятно?! — мужик наконец-то меня заметил. И опустив лук, протёр глаза. Может, показалось? Да нет. Максимум, четырёхлетний пацан с небольшим луком, грозно смотрел на него и что-то требовал на местном языке. Из всего он понял только три слова. Не стрелять, отомстить, и отец. Жестом поманив кого-то из толпы и выслушав, видимо полный перевод, ещё раз удивлённо уставился на меня.