— Да… — загалдели собравшиеся… — Благородное…

— Возможно. — согласился Сармат. — Но кто это, добровольно, признаёт нового брата, старшим? Это всё равно, что в рабство себя заключить! Вы об этом, олухи, подумали! Он вам скажет через огонь прыгнуть, и вы прыгните? Или с медведем поцеловаться, — поцелуетесь! А то и того хуже, в грозу, в воду полезете! Лишь бы, от вас олухов избавится…

— Да ладно, Сармат! — снова попытался успокоить друга, Ахмет. — Справные же воины! Все в тебя! И на сколько я знаю, просто так, они и дружбу-то никому не предложат, не то что братом стать! Отпустил бы их, пока уши целые…

— Брат, больно! Он четыре раза, нам жизнь спасал! — заливаясь слезами, проскрипели мальчишки.

— Четыре раза?! — ещё больше удивился сказанному Сармат. — Ахмет, а не ты ли это? Может ты моих бестолковых братьев, без моего ведома, ещё и с собой, в боевой поход брал? Иначе я не понимаю, как можно четыре раза от смерти спасти? А потом ещё и в братья напросится?

— Никого я не брал! — выкрикнул Ахмет. — Я что по твоему, совсем баран!

— Видимо, баран! — выхватил саблю мужик, отпустив при этом ухо Элдака, — раз обманом в мой род, пробраться решил! А потом и от меня, видимо избавится… Ну не Комара же они в старшие братья записали-то в самом деле! Вот и остаёшься только ты…

— Слушай, Сармат… — начал я смущаясь, глядя с какой скоростью развиваются здесь события, — тут, такое дело… — но не успел я договорить, как у Ахмета в руках, тоже сверкнул металл. Ещё немного, и мы бы наверняка узнали, кто из нас троих, победит в честном поединке. Себя я, ясное дело в расчёт не брал. Куда мне до этих, матёрых вояк. Но не успел Ахмет выйти к своему сопернику, как ужасная правда, вместе со слезами, всё же вырвалась наружу…

— Комар это! — проорал корчась от невыносимой боли, Келджик. — Комар, наш новый, старший брат! Но ты не подумай, ты самый, самый старший! Да, да! — закивали братья. — Старшее не бывает!

— Не понял… — присел на землю от неожиданности Сармат, выронив свой клинок и наконец-то отпустив бедное ухо младшего брата. И под дикий хохот Ахмета и смешки его друга, сотника Такту, посмотрел в маячившее перед собой, невинные, детские глаза. Снова обведя меня внимательным, колким взглядом. — Но как! Как эти два лоботряса, моги тебя, пятилетнего сопляка! Признать старшим братом! Да они и меня-то, в грош никогда не ставили! Сколько я их проклятых, не мутузил… Ты что, связал их и раскалёнными углями пытал?

— Вот видишь, друг, — обхохатывался с поникшего тысячника, спрятавший саблю, Ахмет. — А ты с меня ржал! Но теперь-то, точно, моя очередь! — он встал, обошёл вокруг стола и обратился к потупленным братьям. — Вы лук и стрелы Комара с собой прихватили?

— Да, Ахмет! Вот они. И даже тетиву уже натянули! — обрадовались перемене темы, братья.

— Возьми Комар. — отдал мне оружие Ахмет. — И вы, други мои, все возьмите по одной стреле!

— Но зачем? — не понял вконец растерянный Сармат.

— Бери друг, увидишь, какой у тебя братишка бойкий появился! — похлопал гостя по плечу, Ахмет. — Кому не достался лук, не обижайтесь. У Комара, всего-то, около двух десятков стрел. А нас по более будет, так что без обид.

— Мы что, по наглому мальцу стрелять будем? — предположил Сармат. — Я в принципе, не против. Но с другой стороны, брат, как ни как… Или ты Ахмет, до того боишься своего десятника потерять, что решил мальца пришить?

— Ну что ты, Сармат! — развёл руками Ахмет. Я что, детоубийца какой? По белке мы стрелять будем. А с десятником, Комар завтра разберётся. Когда тот протрезвеет. Всяко, по более шансов у него будет.

— По белке? — не понял Сармат, — по какой ещё белке?

— По этой! — и Ахмет дав понюхать поджаренные, ароматно пахнущие орехи, почуявшему еду и прыгнувшему мне на голову зверьку, тут же выпустил стрелу в ближайшую к нам юрту…

***

Кто попадёт белке в глаз, тому отдам своего любимого коня! — проорал Ахмет. — Только не все сразу стреляйте. А то не поймём кто и выиграл!

— Ты это серьёзно? — повернулся Сармат. — Отдашь подарок Чингисхана?

— А разве, в таких делах шутят? — развёл руками Ахмет. — Самый меткий, сразу же уедет на этом редком, могучем, жеребце! Но кто промахнётся, с того десяток кобылиц! Так что трижды подумайте, перед тем как натягивать тетиву, что бы потом без обид…

Услыхав подобные речи, я тут же побежал за своей неугомонной белкой. И попытался согнать её с шатра. Но она как приклеенная, безуспешно дергала за крепко привязанный мешочек с орехами.

— Брось ты их, дура! — умолял я вертихвостку. — В лесу этих орехов, видимо не видимо! Уж я то, знаю! — но невероятно манящий её запах, сделал с и так неуправляемой белки, просто рыжее зомби, и она вцепившись в стрелу зубами, пыталась перегрызть державшую кожаный мешок, крепкую нить.

— Комар! — крикнул мне Ахмет. — Покажи на что ты способен! Продемонстрируй собравшимся своё умение, которым ты ещё утром предо мной хвастался! Спаси свою юркую подружку! И тогда возможно, я возьму тебя в свою сотню, как и обещал при нашей первой встрече!

— Иди ты, знаешь куда, вместе со своей сотней… — процедил я сквозь зубы. — Ну же! Дура пустоголовая, спускайся! А то из тебя скоро решето сделают! И словно в подтверждении моих слов, просвистела первая, выпущенная стрела. Но полетела она не в рыжую бестию, а в маленького, чернявого мальчугана. Невероятно уставшего за этот вечер и совершенно не готового к такому повороту дел. И малец, защищаясь от летящего в него смертельного металла, сумел лишь прикрыть лицо своей детской рукой…

Будучи одним из многочисленных, внебрачных отпрысков известного своей чрезмерной жестокостью темника, Мерзы лишь однажды видел своего знаменитого отца. Хоть таких как он, непризнанных сыновей у командира тумена, был не один воз и маленькая тележка, ему всё же повезло со своей настырной матерью, и отец несколько раз за ночь приласкав, а напоследок и поколотив всё ещё достаточно привлекательную женщину, умолявшую признать своего сына, всё же снизошёл до черни и выделил отпрыску десяток никому не нужных, неопытных воинов, а заодно и замолвил перед Ахметом слово, что бы тот принял под своё крыло данного юношу. В качестве благодарности, пообещав в присланном вместе с десятком, письме, совместный боевой поход и справедливое разделение добычи. Заодно увеличив и так порядком разросшуюся сотню, ещё на десяток, не ахти каких воинов. Ахмет, ясное дело, отказать просьбе темника не смог. И с большим трудом усмирив новоприбывших юнцов, послал их куда подальше в лес, искать хорошо спрятанные здесь, крупные поселения язычников, беглых холопов и крестьян. Но не смотря на все их усилия, неопытные воины на этих страшных топях и болотах, кроме скользких лягушек и водяных крыс, так ничего и не нашли. Что впрочем, сотника, не сильно-то и смутило. Главное, что бы под ногами не путались. А нянчится с очередными обалдуями, ему не очень-то и хотелось. Хватит с него и братьев-сорванцов нового наместника этого улуса…

Можно долго гадать, что творилось в затуманенной потницей голове юного десятника, но находясь в первых рядах вернувшейся в лагерь сотни, Мерзы воочию наблюдал как этот мелкий сопляк, с одним лишь небольшим ножиком дрался с огромным, разъярённым зверем. Детский лук с такими же игрушечными стрелами, в расчёт можно было не брать. Он внимательно следил с какой невероятной скоростью уходил от мощных, когтистых лап грозного зверя, этот ловкий карапуз. И очарованный его дивным танцем, даже хотел помочь смелому мальцу… Но он хоть и старался во всём наследовать своего грозного папашу, и любил поиздеваться над своими же подчинёнными, отвешивая увесистые плюхи и сильные удары в живот, но рисковать своим животом в честном поединке на ножах, да ещё и с этим, невероятно ловким и быстрым пацанёнком, юному десятнику совсем не хотелось… А то что он будет, именно на ножах, Мерзы ни капли не сомневался. На мечах биться, Сармат ему уж точно не позволит. Не говоря уже, о драке на кулаках, где он просто размажет мальца по траве…