Он смотрит так, что холодок по спине пробегает.

— Может, я и дом для этого строил, — хмыкает и с улыбкой дёргает меня на себя. — Чтобы трахать в нём тебя, — договаривает шепотом в висок.

Тепло его тела окутывает меня невесомой шалью. Я тяну в себя дурманящий аромат его кожи.

— Ты врёшь!

— Я никогда не вру, — шепчет хрипло и проводит рукой между лопаток.

«А я вру. Или скрываю, что по сути одно и то же», — скользит неприятная мысль, но я спешно её гоню.

— Ты меня пугаешь, — признаюсь, уткнувшись носом в тёплую шею. — Ведёшь себя как маньяк.

— Это хорошо. Когда страшно, ощущения острее, — довольно усмехается и ловко разворачивает меня спиной. — Смотри, какая ночь тёмная, — кладет раскрытую ладонь на шею, вынуждая поднять подбородок. — Никто не узнает, что я с тобой сделаю.

Мы оба понимаем, что это игра. Никакой он не маньяк, и я его не боюсь, равно как и темноты за окном. Меня пугает другое.

Чувства. После его слов они льют потоком и захлестывают. Они разные и их слишком много. Не успеваю фильтровать и не понимаю их природу. Восторженные и противоречивые, они плодятся с такой бешенной скоростью, что мне до блуждающей по телу дрожи страшно.

Он сказал, что построил этот дом из-за меня? Я значу для него так много? Неужели это может быть правдой?

Смотрю на наши полупрозрачные отражения в темном стекле, а хочу посмотреть ему в глаза и увидеть в них подтверждение. Задираю голову выше и пытаюсь вывернуться, но он не дает. Прихватив шею, кладёт вторую руку на живот и тесно прижимается сзади твёрдым и горячем телом.

— Расслабляйся, Птичка, полетаем вместе, — шепчет горячо в ухо и уверенно ведёт рукой к низу живота.

Все мои смешанные чувства сначала блекнут, а затем напрочь выгорают в яркой вспышке возбуждения. Оно пронизывает тело сладкой болью, как только его пальцы доходят до нужной точки.

Всего несколько умелых движений — и пол под ногами становится мягким, а глаза заполняет кромешная тьма заоконной бесконечности.

Он притирается пахом, опаляя нежную кожу ягодиц жаром своей эрекции. Я цепляюсь за подоконник и приподнимаюсь на носочки. Пытаюсь прогнуться в пояснице. Мне не терпится почувствовать его пульсирующий член внутри меня.

— Не торопись, — просит Никита, целуя самые чувствительные точки шеи. — Смотри, какая ты красивая.

Я снова ловлю глазами наше отражение. Мы оба красивые. Моё тонкое тело в его руках выглядит хрустально-хрупким. Оно не перекрывает его торс, и я рассматриваю фрагмент его пресса и крупное бедро. Они кажутся мне совершенными.

Его губы ласкают шею, а руки мягко сминают потяжелевшую грудь. Кладу свои ладони поверх его, следую за ними. Мы вместе гладим шею, живот бедра… Я покрываюсь мурашками и начинаю постанывать.

Звуки моих рваных вдохов тонут в его тяжелых выдохах. Вместе они создают неповторимую музыку, наполняющую нас еще большим желанием.

— Возьми меня, — прошу не своим голосом, рвущимся откуда-то из самого центра груди.

Моё тело само кричит мольбу о разрядке. Не могу больше ждать и пытаюсь развернуться. Эта дурацкая поза, когда он сзади, не позволяет ничего. А я хочу его видеть, трогать, целовать… Хочу быть с ним, быть его. Пусть всего один раз, но по-настоящему его. Чтобы глаза в глаза и сердце к сердцу.

Никита делает так, как решил с самого начала. Фиксирует снизу и нагибает сверху, вынуждая практически лечь животом на подоконник.

— Тебе понравится, — обещает фирменным кошачьим шепотом и берёт.

Входит неспешно, но я всё равно всхлипываю, чувствуя, как растягиваюсь и наполняюсь им. Для удобства он приподнимает мою ногу, согнув её в колене.

Размер окна и высота подоконника рассчитаны идеально. Успеваю об этом подумать до того, как он начинает двигаться.

С первым же толчком мысленная способность теряется, а руки мешают. Я не знаю куда их деть. Упираюсь в оконный проем, потом в стекло. Трогаю себя, пробую трогать его. Пытаюсь что-то делать, потому что уровень возбуждения зашкаливает.

Мои движение беспорядочные и неосознанные. Его — чётко выверенные и последовательные. Мы инь и ян сейчас. Бесконечно притягивающиеся противоположности. Мы едины и неделимы.

Он двигается с идеальной амплитудой и интервалом, а я никак не могу сконцентрироваться на ощущениях. Дико возбуждена, но не хватает чувственности.

Никита понимает. Приподнимает меня и прижимает спиной к теплой груди. Я слышу частые удары его сердца и осознаю, насколько он возбужден. Буквально кожей чувствую внутренние вибрации, которые он испытывает из-за меня.

Осознание того, что это я дарю ему эти эмоции, мгновенно расслабляет. Секс становится не техничным, а чувственным. Он снова трогает мою грудь, гладит живот и стимулирует клитор. Накрываю его ладонь своей, умоляя не останавливаться. Я кайфую, раз за разом ловя волну бурлящего желания, и уже чувствую искорки приближающего оргазма. Еще несколько секунд — и внутри взорвутся чувственные фейерверки. Я уже знаю, я жду…

Но Никита останавливается.

Из груди вылетает жалобный стон, когда он выходит из меня. Но в следующую секунду я оказываюсь лицом к нему. Он разворачивает меня так же ловко, как отвернул и нагнул до этого, и подсаживает на подоконник.

От неожиданности я распахиваю глаза.

— Так и смотри на меня, — говорит и вторгается членом и взглядом одновременно.

Не знаю, что возбуждает больше: как он смотрит или как двигается. Но теперь мне нравится всё. Я трогаю его плечи, грудь, лицо… Ни на миг не отрываясь, смотрю в одурманенные страстью глаза и лечу в манящую пропасть удовольствия.

Наши губы сами тянут нас друг к другу. Нам мало контакта, и мы жадно хватаемся ими, а потом лижемся языками и по-звериному кусаемся, приходя к финишу вместе.

Какое-то время по инерции продолжаем двигаться, стонем и содрогаемся от разливающего по телам кайфа.

— Ты охрененная, — хрипит Никита, тяжело дыша.

— Только с тобой, — признаюсь, мягко поглаживая его затылок.

Я не лукавлю. Такого секса у меня не было никогда. Был похожий три года назад, и он был с ним.

Близость с Дани не приносила мне удовлетворения. Но у нас и было всего пару раз. Я надеялась, что со временем мы как-то сонастроимся.

С Никитой у нас сразу базовые настройки заточены друг на друга — идеальная совместимость.

— Давай ещё разок, — предлагает он, выпуская меня из объятий.

— Прямо сразу? — таращусь, как ловко он снимает презерватив.

— Можем в душ сначала сходить, — улыбается и склоняет голову набок. — Тебе же понравилось?

— Разве может не понравиться секс c Гордиевским?

— Прикалываешься? — глаза сощуривает.

— С оконным фетишистом Гордиевским, — уточняю и начинаю двигаться к ванной комнате.

— Ты попала, София! — тянется ухватить меня за плечо, но я уворачиваюсь и бегу, — Я тебя всю ночь буду трахать! — кричит вслед. — Сначала в душе, потом в кровати, а утром контрольный разок в кухне.

И он ни разу не шутит. Делает так, как обещал. И в душе, и потом на кровати.

С ней. И больше ни с кем

Никита

Просыпаться рядом с Птичкой — отдельный вид эстетического удовольствия.

Приоткрыв глаза, вижу у себя на груди её хрупкую руку с тонкими пальчиками и губы непроизвольно растягиваются. Всё в этой картине прекрасно.

Моя Птичка в моей спальне, на моём плече и в моём сердце. Идеально!

Всю ночь её мучил, а она всё равно тянется и обнимает. Моя.

Мы дорвались друг до друга и любили до изнеможения. Именно любили. Сейчас язык не повернется сказать «трахались». Это больше, чем просто секс.

Поговорить не поговорили, конечно, зато нашептали друг другу тонну нежностей и полтонны пошлостей. В перерывах между приступами страсти шутили и смеялись. Будто не было вовсе никакого недопонимания и бесконечных споров до этого.

Засыпая, я боялся утра. Вдруг она опять решит сбежать? Или проснётся и скажет, что эта ночь была ошибкой и больше не повторится? Что мне нужно думать о семье, быть опорой для жены… Она способна ляпнуть такое на полном серьёзе, она такая — слишком правильная.