Пока мать возилась на кухне мы пошли в конюшню накормить лошадей. Радка раздавала сено животным, а я занимался более приятной процедурой по чистке их спальных мест от навоза. Коней было порядка двадцати особей, поэтому Радка закончила быстрее свою работу, в то время как я долго ещё возился.
— может вам помочь?
— не стоит, лучше воды им дайте! — крикнул я где-то позади задницы лошади, что внимательно следила за Радкой.
— я совсем забыла за воду!
Тем самым, пока Радка таскала воду животным, я в конце концов закончил муторную процедуру. Изрядно вымотавшись, я предложил набрать ванную воды. Нагрев несколько вёдер воды я отнёс их наверх и вылил в большую деревянную ванну. Мы с Радкой залезли туда и начали растирать мыло по спине друг друга. Внезапно я завёл разговор, о котором никогда не говорили.
— слушайте, мы уже почти полгода вместе, но так и не говорили о вашем отце.
— да, так и есть. А что вы хотите узнать?
— ну не знаю, вы уже познакомились с моей семьёй, правда, мой отец был недолго с нами… Но, по крайней мере, вы уже хорошо знакомы с мамой. А я так и не увидел ваших родственников, это наводит грусть на меня.
— мне тоже это тяжело сознавать Любко. Мамы больше нет, а папа… Не знаю, я давала себе обещание ждать его всегда, но прошло уже много лет, а я так и не слышала о нём ни единой вести. Наверное, он тоже погиб, ведь он ушел на войну очень давно. За шестнадцать лет никто не сможет выжить на войне…
— можете рассказать какой он был?
— это сложно Любчик, я ведь была совсем мала, и многое забыла. Я помню точно его выражение лица и последние слова, что он обязательно вернётся, но судя по всему, это были просто пустые обещания. А что может сказать человек, которого насильно забирают на войну? Мой отец, со слов мамы был добрым человеком и помогал людям. Он верил в Бога и в то, что люди добрые в душе своей. Он был лекарь от всевышнего, и спас множество жизней. Это пожалуй всё, что я о нём помню и знаю.
Я растирал тряпку с водой на спине девушки и вдруг спросил:
— а как его звали?
— Живко его звали. Живко Христов лучший лекарь Болгарии. — улыбнулась Радка.
— Живко? Хм, почему это имя мне так знакомо… — вдруг задумался я.
— может быть, у вас друг был с таким именем?
— нет, у меня никогда не было друзей с таким именем. Я кажись, встречал когда-то человека с таким именем.
— и где же это было?
— дайте минуту вспомнить, чёрт, это было как раз пол года назад! Это была кратковременная встреча. Знаете, это было сразу перед тем, как я вас встретил, за день, может за два! Я точно не вспомню.
— и что это был за человек? — спросила Радка, разводя круги на воде пальцем.
— хотите, верьте, моя любовь, а хотите нет, но он был лекарь!
— да?
— самый настоящий. Тогда даже был скандал с хозяйкой трактира, она отказывалась меня усаживать рядом с ним, так как все места были забиты. Он оказался весьма важной шишкой, но при этом он был добрейшим человеком!
— мой отец был простым человеком, это точно не он… А откуда он родом? — с долей надежды спросила Радка.
— чёрт бы меня побрал! Я не спросил его, да и разговор я полностью не помню, но я точно знаю, что это был поистине уникальный человек.
— и в чём была его уникальность? — повернулась ко мне лицом Радк, сидя в ванне.
— он был добр ко мне, он меня убедил, что нужно делать добрые дела, и когда я вас нашел возле пруда, то согласился помочь, только благодаря его совету.
— Любко, я даже не знаю как на это реагировать! Вы хотели меня бросить там, на растерзание тем подлецам? — ужаснулась девушка.
— господи, нет же… Я хотел бы оправдаться, но посудите сами, времена не те, когда нужно геройствовать… Я всегда жил и думал только о себе…
— значит, вы спасли меня только из-за слов этого случайного мужчины, которого звали как моего папу?
— невозможно судить о том, что могло быть или не могло быть…
— мне грустно от этого…
— не грустите моя любовь, я не идеальный человек, герои только в сказках обитают! А я простой человек со своими страхами и недостатками.
— я понимаю… — уныло ответила девушка.
— зато я ни секунды не жалею, что спас вас, пускай даже мне помог совет этого мужчины стать более человечным и более героичным.
— Любомир успокойтесь… Я знаю, что любой другой бы меня бросил, не нужно оправдываться! Я же не глупая, мне просто немного удивительно, как одни люди могут повлиять на других.
— это верно. Порой слово сильнее меча. Одним словом можно заставить человека сотворить подвиг, на который он возможно никогда не был способен!
— вы всегда был способны на подвиг. И я уверена, вы бы сделали тоже самое, даже если бы не встретил этого мужчину.
— спасибо вам за вашу веру в мои силы. Я уже начал чувствовать себя куском навоза, из-за того, что признался вам в этом…
— на это тоже нужно иметь силу воли и смелость. Говорить правду, пускай и горькую тяжело, но вы со мной честны и я люблю вас за это ещё больше!
Радка обняла меня и чувственно поцеловала.
— а вдруг это был ваш отец?
— кто знает Любомир… Мне уже больно надеяться. Я так долго его ждала…
— что уже отказались от надежды?
— возможно… Может, где-то внутри себя я верю, что он жив, но если вернуться в реальность, то, как мы сможем, хоть когда-нибудь встретится? Это просто невозможно, потому что я надеюсь, мы никогда не вернёмся в Болгарию! Я так привыкла к нормальной жизни с вами рядом, что не хочу туда возвращаться!
— я тоже любимая. Знаете, я не верующий, но если Бог существует, он обязан вас свести когда-нибудь.
— Любко, не давите мою рану.
— ладно. Не буду. Давайте уже вылезать, а то мы растворимся уже в этой воде.
— и то правда — улыбнулась девушка.
***
Настала зима, холода пришли даже в наш регион. Снега не было, но одеваться теплее пришлось всем. Ходить в рубашках как осенью уже не получалось. Работы на полях закончились, и урожай был собран. Люди занимались приготовлениями на зиму и ухаживали за домашним скотом. Господин Дионисий мотался как чокнутый в разные города Болгарии Греции и Македонии, постоянно договариваясь о продаже товара. Такой торгаш как он трудился с максимальной отдачей и именно поэтому его дела росли вверх, и каждый сезон он позволял себе расширять территории плантаций и добавлять новых рабочих. Мы тоже занимались работой зимними вечерами, которая слегка отличалась от той, что была в поле. Близился новый 1201 год, а мы ночью с Радкой сидели в подвале поместья Дионисия, за невероятной занимательной процедурой.
— я ненавижу апельсины… Я ненавижу лимоны, и я ненавижу персики! Что за дьявол придумал сахар и варенье? Господь святейший я ненавижу варенье! — закричал я, перетирая толчанкой уже двадцатую бочку фруктов.
— господи! Любко! — засмеялась Радка. — Если вас так выводят из себя апельсины, то бросьте их! Ради Бога идите отдохните, я сама буду их толочь! На вас больно смотреть!
— любимая, вот объясните, как вы можете без эмоций уничтожать эти проклятые апельсины, превращая их в кашу и не злится? У вас самоконтроль как у демона!
— не правда! Почему сразу демон?
— ну, я не понимаю! Вы ни разу не пожаловалась на эту проклятую работу за две недели! Мы уже намесили варенья столько, что можно пол Греции накормить!
— вы не исправимы! Говорю вам, бросьте её и идите отдохните!
— не могу я его бросить, пока вы работаете! Просто объясните, как вы себя держите в руках? — изливаясь потом, спросил я.
— да никак, просто думаю, о своём и подпеваю песенки! — улыбнулась Радка.
— почему я не знаю столько песенок… Ай!
Один из лимонов брызнул мне в глаз и после этого я уже не мог сдержаться.
— чёртов Дионисий и чёртовы лимоны, я вас всех ненавижу!
Я бросил толчанку в каменную стену и выбежал наверх промыть глаз, который мало того что ничего не видел, так ещё и жег так будто в него кислоты залили. Хотя в принципе так и было…