– У нас три минуты, чтобы добежать до корпусов! – бросил Глеб, положив руку на плечо девятнадцатилетнему «мальчику», и с силой сжал пальцы. – Чего раскис? Ни дома на диване! Мы на задании и это задание, хоть сдохни, надо выполнять! Если дети увидят твою меланхолию, они сами «поплывут», и тогда пиши пропало. Ночью поплачешь в подушку не совсем своей Томы, если позволит.

Филипп поднял на Глеба загоревшийся взгляд и благодарно улыбнулся.

– С ней я не могу флиртовать, ты же знаешь, – ответил он. – Пока мы милуемся в тенечке, детки устроят какую-нибудь диверсию. Лучше по очереди бегать на свидания к вожатым чужих отрядов.

– Ты прав, – ответил собеседник, одеваясь. – Но хватит сидеть, торопись!

Не смотря на устоявшийся с ночи туман, утро было приятное, свежее, нежное, и голова закружилась с непривычки, дав понять, как легкие обнищали без кислорода, вырвавшись на свободу из угнетавшей городской атмосферы. Плотный, сырой и тяжелый туман, словно хлор, проникал с дыханием, и что вначале показалось свежестью, спустя какие-то мгновения, перенасытило организм, вызвав нечто похожее на слабую гипероксию. Появилось чувство беспокойства, едва ощутимое покалывание в мышцах лица и даже тошнота.

Не имея времени остановится, чтобы хоть как-то отрегулировать организм, Глеб боролся с ним на ходу, дефилируя, словно в туннеле, и асфальт будто вытягивался перед ним после каждого нового шага, без гарантий, что дорога вдруг не закончится пропастью. Тошнота сменилась жжением в горле и молодой человек покашливал по примеру парохода, тихо ползущего по туманному фарватеру и дающего краткие гудки для того чтобы на него никто не наскочил. Вспоминая вчерашние посиделки в комнате для совещаний и, главным образом, девушек, собиравшихся там, Глеб словно заразился от Филиппа каким-то любовным вирусом и думал теперь о том же, перечисляя женские объекты уже не в виде своих коллег, а в образе потенциальных целей.

«Во всем приятная Надя, роковая Кэт, симпатичная Тома, смазливая Аня, и скромница на раздаче – Зина, кажется – вполне себе ничего. А кто еще мог удостоиться моего внимания? Кто еще мог бы стать для меня интересной?» – спрашивал молодой человек сам себя, подходя к коттеджу, и вдруг в его странные мысли, словно пушечным ядром, ворвалось имя Софьи. Он даже начал присматриваться, ожидая увидеть ее восседавшей на перилах. – «А эта-то с какого перепуга затесалась в список приятных дам? Малолетняя хулиганка! Выкинула бы она что-нибудь эдакое, за что мы смогли бы отправить ее домой без права возвращения даже в следующем сезоне, и нам бы с Катькой полегчало».

С разгона Глеб взмахнул на крыльцо через все ступени и, пересекая холл, сразу поднялся к мальчикам. Входная дверь открыта, но не двери комнат. Толкнув первую, он увидел застеленные постели, впуская подозрение, что детей уже увели в столовую или куда-нибудь еще, но сразу вспомнил, что комната другая и это подтверждало наличие четырех коек вместо пяти. Вечером Глеб сам помог перенести отсюда пятую койку, чтобы ребята жили в одной комнате все вместе.

«Вот в этой». – Он толкнул вторую дверь.

Мальчики спали.

Выйдя на цыпочках на середину и подбоченившись руками, Глеб принялся вспоминать какую-нибудь подзабытую пионерскую кричалку, но ничего не вспомнив, лишь негромко протянул «по-одъе-о-ом!», чем расшевелил лишь половину шестерки. Ребята начали ворчать и потягиваться, разбудив остальную троицу, но последующие слова мгновенно заставили их ускориться.

– Пацаны, – сказал вожатый, прислушиваясь к возне и голосам, доносящимся сквозь пол с женского этажа, – а девчонки-то уже встали!

– Тогда-а-а… – зевая, ответил Андрей, пытаясь попасть ступнями в башмаки, – …не стоит давать им повода.

– Именно! Опережать во всем и быть лучше! Какой их номер?

– Шестнадцать… – вяло заблеяла сонная отара.

– Ну, быстро-быстро! – торопил вожатый. – Щетки взяли и бегом в ванную!

– Умываться будем после, Глеб Константинович, – остановил Егор. – Сперва зарядка на лужайке.

– О, клево! – воскликнул Сергей. – Девок ща посмотрим в лифах и трусах!

– Да что за день сегодня?.. – пробормотал Глеб. – И вы туда же…

– Горн трубит – вставать пора! С добрым утром, детвора! – донесся из коридора командирский голос, и в комнату, удивленно уставившись на Глеба, впорхнула Екатерина. – Опа!

– Что за «опа»? – не понял напарник, с важностью повернувшись. – И не обманывай, горн тут не играет, – добавил он, вернув глаза на мальчиков, какие, при появлении второго вожатого, принялись торопливо застилать кровати. – Видала? А твои-то косички еще пади не заплели…

– Что значит, мои? – сквозь зубы процедила девушка, заставляя вспомнить вчерашнюю беседу перед крыльцом. – Наши! А раз тебя все так хорошо слушаются, давай-ка спустись и поторопи их. У нас для зарядки осталось минут пятнадцать.

«Да плюнь ты на нее!» – чуть не сорвалось с языка Глеба, но кто-то из мальчиков опередил его не озвученную мысль:

– И на фига она нужна?

– Не на фига, Вась, а зачем или для чего! – с литературной ревностью откорректировала учительница. – Фиг – это слово-паразит, которое употреблять не стоит.

– Верно! – подтвердил Глеб. – Употребляйте вместо него слово «кукиш»!

Мальчики рассмеялись, и вожатый оставил их, быстро спустившись по лестнице. А буквально через минуту снизу послышался пронзительный женский визг.

– Та-ак… – протянул Сергей. – Кажется, Глеб Константинович стал свидетелем чьих-то сисек!

– Груди, Сереж, груди, – вновь поправила Екатерина и сама разулыбалась, представляя картину с входящим без стука напарником.

Женское отделение отряда занимало обе комнаты, но ввиду пока неустоявшегося и неравномерного разделения групп на три и шесть, их представители провели эту ночь на местах, занятых изначально. Софья, Варвара, Алена и Наталья спали в комнате слева; Милана, Галина, Янжин и сестры Долгоносовы – в комнате справа. К ним Глеб и ворвался, принимая по примеру красноармейца Сухова15 прилетевший в лицо предмет (оказавшийся чьей-то сандалией), но не отбил, а поймал его.

Мгновенно захлопнув дверь, и слегка раскрасневшись, молодой вожатый стоял так около минуты, прижав обувь к груди как святыню, отводящую грех, и все же предательски соглашаясь, что наружность Миланы, которую ему удалось только что запечатлеть топлес, действительно могла бы раззадорить даже самого застенчивого монаха.

Дверь толкнули, но Глеб держал ее спиной, и все смотрел из коридора на крыльцо в ожидании Екатерины.

– Глеб Константинович?

– Ч-чего?

– Вы не могли бы отдать мою сандальку?

– К-конечно, – судорожно сглотнув, ответил вожатый.

Сделав маленькую щелочку, он просунул требуемое внутрь комнаты, повстречавшись с хитрым лицом Янжин, насмехающимся узкими глазами по примеру глаз его напарницы.

«Похоже, в кровь Екатерины попали бурятские либо татарские гены», – в попытке отвлечься от произошедшего, подумал Глеб, и явно расслышал смешки, раздававшиеся не за дверью.

Из комнаты напротив, привлеченные криками, на него давно уже таращились четыре головы соседок, но лишь сейчас он ощутил на себе их взгляды и обернулся.

– Еще пару таких заходов, Глеб Константинович, и жениться придется! – выдала Варвара.

И все четверо захихикали.

– Разговорчики! – грохнул молодой человек. – А ну-ка живо на зарядку!

Когда все собрались на лужайке средь сосен, Екатерина велела Глебу запоминать показанные ей незатейливые упражнения и управилась минут за семь, отпустив разогревшихся детей по ванным комнатам. Шорты, бананы, легенсы и ничего пикантного, на что надеялись сегодня мальчишки и против воли увидел лишь Глеб.

Не смотря на туман и прохладу, немного подпортивших утро, день возвращал свое. Пасмурный, томный, невеселый, он все же быстро разогнал нависшее марево, и тепло, хоть и не такое ласковое, как в солнечную погоду, позволило ребятам освободиться от бомберов, водолазок и кофт, в которые они облачились для похода в столовую.