– Извини, – буркнул мальчик под нос.

– Ей оттуда не слышно.

– Извини! – грубо выкрикнул Андрей, стыдливо отворачиваясь в окно.

– Молодец, это сильно, гордимся тобой! – поддержал Глеб. – Теперь выбери реальный факт.

– А я забыл, что она говорила…

– Не трезвые люди, перебранки, ножи, – подсказал ему крепкий телом сосед, по имени Олег Рубан.

– Ну, перебранок она явно не боится, значит, острых предметов…

И каждый из группы выдвинул свою версию, в которой упоминание пьяниц, как явного факта, превысило два других варианта и победило, потому что Софья согласилась, устало прислонив голову к спинке кресла.

Между тем автобус покидал центральную часть города, выходя на Академический мост через Ангару, и готовился влиться в улицы Свердловского округа. Ребята, временно забыв про игру, прилипли к окнам, любуясь рекой и островами. Перисто-слоистые облака белой краской испачкали небо, и синие прожилки меж них сообщали о теплом дне, обещавшим подарить прекрасную погоду.

– Меня зовут Наталья Муравьева, – сказала кудрявая, пухлогубая девочка с вытянутым лицом. – Я боюсь крыс, пауков и змей.

– Кто за змей? – подключился Глеб, ускоряя игру голосованием. – Большинство!

– Это не верно, я больше всего боюсь пауков!

– А я Янжин Жамбаева, не люблю мух, темноты и дома оставаться одной.

– Четыре, шесть, пять… – посчитал вожатый.       – Темнота? Угадали?

– Да, это так, – согласилась девочка.

– Василий Синицын, боюсь смерти, боюсь прыгать в песок или снег, застревая там ногами, боюсь высоты.

– Для смерти ты еще мелкий, – поучаствовала Софья, – поэтому вряд ли о ней думаешь серьезно, а о песке – какая чушь! – голосую за высоту.

И многие ребята поддержали ее версию, естественно, оказавшуюся правильной.

Колонна их как раз проезжала вдоль Глазковского кладбища и кто-то, узнав ограду, рассказал об этом во всеуслышание. Впрочем, учитывая тему общения, это пришлось к месту.

– Меня зовут Алена Юрыжина, у меня похоронен дед на этом кладбище, я боюсь мертвецов, воя собак и сирен.

– Каких еще сирен? – запротестовал Игнат Григорьев – рыжий, паренек с веснушками на лице. – Мы реальные страхи должны использовать, а не из мифологии!

– Дурак, сирены машин, а не русалки!

– А-а-а… То-то ты съежилась, когда наш ментовоз завизжал. Чего тогда зря гадать?

– А вот и нет, – парировала Алена – большеглазая, миниатюрная, тринадцатилетняя симпатяжка – Я уж-ж-жасно боюсь мертвецов!

– Мог бы додуматься, оболтус, если она про деда говорила, – добавила еще одна участница с именем Милана Колесникова, державшаяся весь путь немного обособленно. Одетая в фирменный спортивный костюм желто-молочного цвета, она постоянно таращилась в «Айфон», попеременно расправляя свои длинные распущенные волосы, и видимо хорошо была осведомлена о собственной привлекательности, почти не обратив внимания на восхищенные глаза впервые увидевших ее в сквере подростков.

Когда колонна, уверенно двигаясь по Култукскому тракту, оставила позади маленький городок Шелехов и только что миновала поселок Чистые ключи, в игре оставалось еще пятеро не участвовавших ребят: Галина Любченко, Варвара Агашина, близняшки Нина и Лина Долгоносовы и, уже упоминавшийся, Олег Рубан, в фобиях которых не было ничего занимательного, что следовало бы отметить. Поочередно предоставив им слово о своих трех фактах, Глеб решил, что ребятам нужно пообщаться без него и отошел к водительскому закутку, взглянув в лобовое стекло на полицейскую машину. Там маячила голова Максима.

Софья, подобрав ноги, через которые вожатый уже успел молча перешагнуть, положила их друг на друга и уставилась ему в спину. Глеб обернулся и подмигнул.

– Еще минут сорок и на месте, – бросил он, решив, что заскучавшую девочку эта информация обрадует, но она ничего не ответила, продолжая пристально смотреть.

Из конца салона пришла вожатая Надежда.

– Как дела? – поинтересовалась она. – Ты вроде неплохо справляешься…

– Пока да, но не покидает ощущение, что это лишь репетиция какого-то долгого, грандиозного и массового сумасшествия.

– Может-может, но важно ведь начало, а там втянешься. В лагере легче станет, все-таки тебе дали опытного напарника.

– Ты в курсе, кто он?

– Не он, а она! Тебе сколько? Девятнадцать-двадцать?

– Восемнадцать с гаком, – просветил молодой человек.

– Да? – удивилась девушка. – Выглядишь старше. Впрочем, это не важно, потому что ей двадцать один. Так что тебе предстоит решить еще одну дилемму, в которой я бы на твоем месте не стала бы бодаться, уступив лидерство напарнице. Она тебе поможет во всем. Слушай, вникай, наблюдай, набирайся опыта. Она без пяти минут дипломированный педагог и с июня зависает на «Планете». С ней ты все быстро освоишь и закрепишь на практике. В общем, ляг под каблук, понял?

По лицу Глеба расползлась широкая улыбка, он кивнул и опустил глаза вниз – Надежда была одета в шорты и ее некрасивые ноги с толстыми бедрами и икрами произвели негативный эффект.

– А тебе, сколько лет? – спросил молодой человек, вернув взгляд на широкое лицо собеседницы.

– Мне двадцать.

– Тоже учишься на препода?

– Угу. ИГУ1, третий курс, ФМЕНиТО2.

– А я истфак, перешел на второй.

– Все равно коллеги, – добавила Надежда.

Невольно слушая разговор, водитель посмотрел на них, как на шпионов, обменявшихся шифровками и, ничего не поняв, издал какой-то странный звук:

– Кхех.

Поговорив еще минуты три об учебе, Надежда покинула Глеба, и вскоре с задних рядов послышалось пение первого отряда, решившего ей сольстить:

«Надежда – мой компас земной,

А удача – награда за смелость.

А песни… Довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось».3

Населенные пункты временно закончились и до самого села, под диковинным названием Моты, колонна двигалась среди леса, в основном березняка, пытаясь «ужиться» на узком шоссе с попутным транспортом, выстроившимся в хвосте и не решающимся на обгон через сплошную линию, хотя бреши между встречными автомобилями, вполне достаточные для такого маневра, позволяли его совершить. Ко всему прочему, заметив, что дорога начала петлять, полицейские включили проблесковые маячки, окончательно запретив обгон даже самым горячим водителям, не сильно пугавшимся штрафов, но теперь понимающим, что подобное нарушение грозит им лишением прав.

Вот так и полз этот механический полуторакилометровый удав со скоростью не более шестидесяти до самых Мот, удивляя нескольких зевак-сельчан, марширующих вдоль барьера через реку, с пугающим названием Каторжанка. Она неслышно журчала где-то под дорогой. Чуть поодаль паслось несколько коров и телят, привлекших внимание малолетних пассажиров. Они начали тыкать пальцами в окна, и кто-то замычал в открытую форточку, получив замечание от вожатого.

Сделав крутой крюк, дорога повернула к высокой металлической телебашни и шла теперь вдоль строений: магазина, сельских домов, шиномонтажной и автозаправки, пока снова не оказалась в окружении леса.

В эту минуту колонна раздражительно замедлилась и, на радость всем за ней ползущим, вдруг свернула за знаком «место отдыха», совсем остановившись на прилегающем к шоссе пяточке. Здесь стояла фура, и какой-то патлатый дальнобойщик с усердием пыхтел над колесом.

Многозначительно переглянувшись через весь салон, вожатые снова встретились у передней двери.

– До лагеря пять километров, что за проблема? – проворчал недовольный голос водителя.

Глеб пожал плечами, увидев, как Максим покидает автомобиль сопровождения и бежит мимо них ко второму автобусу.

– Открыть? – спросил водитель.

– Да что мы бегать за ним будем, когда можно позвонить, – ответила девушка, вынимая из шорт мобильник. – Знаешь, Глеб, почему женщины лучшие вожатые?