Комната явно была подзапущена. Но если спальнями занимались вожатые, постоянно обустраивая своими силами и обновляя на средства лагеря, то «совещательную» прибирали лишь перед очень серьезными вечеринками, после которых она не только возвращала себе привычный нелицеприятный вид, но даже становилась хуже.

Те, кто не был знаком со всеми, обменялись приветствиями с теми, кто не знал их и кого они не знали сами, а дальше пошли вопросы, анекдоты и всякая пустая болтовня, прерванная минут через пятнадцать появлением Максима и педагога Динары Азаматовны – тридцативосьмилетней женщины с сильно накрашенными глазами и носом, с переносицей без носолобного угла, по-восточному круто переходящей в лоб. По лагерной иерархии, после Кожеватого и Шапса, Динара была третьим человеком, однако самым важным и необходимым в организации детского досуга. Итого, в комнате их собралось двенадцать человек.

Речи педагога-организатора и старшего вожатого несли обычный деловой характер, перепрыгивая с темы на тему, нафаршировывая подчиненных заданиями, расставляя цели и приоритеты если и не до конца смены, то до глубокой ее половины, как говорится, за экватор. Максим, ежесекундно посматривая на Динару в ожидании возражения или одобрения, все время приоткрывал брошенный на стол блокнот, подглядывая в него как в шпаргалку. Со щедростью раздавая советы, Максим утверждал и отклонял предложения, частенько обращаясь к приколотому на стене административному плану, что-то сверяя там, и даже брал смелость исправлять, переписывая мероприятия на тот или иной день, или просто меняя их местами с помощью стрелок, подрисованных красным маркером. Динара, в свою очередь, проверяла его исправления по пометкам в записной книжке, какая постоянно находилась у нее в руках, и даже чаще, чем Максим делала там какие-то правки, часто кивая или мотая головой.

В процессе обсуждения в комнате появилось несколько незнакомых физиономий каких-то мало понятных людей из организаторского и педагогического состава, а последним сие мероприятие посетил улыбчивый диджей. Веселый, острословный и зажигательный парень, он мгновенно испортил респектабельность атмосферы своими сальными шуточками, отрепетированными до рвоты, и собрание быстро потеряло весь прагматизм и толк. Время к этому моменту уже перевалило за полночь и кто-то, окончательно разгулявшись, набрал в чайник воды, предложив:

– Кофейку?

Расходились постепенно, используя классические отговорки, и к двум часам ночи тесная комната, где на всех участников даже не хватило мест, незаметно освободилась.

Глеб проснулся от шума, создаваемого сожителями, и дал себе пару минут, чтобы вспомнить, что снилось. Но мысль его сразу переключилась на матрас, от которого, сквозь простынь, тянуло каким-то не синтетическим и чужим запашком. Глеб лежал, гадая, что напоминала ему эта вонь, и возмущался, кто позволил себе использовать матрас до прибытия в лагерь его нового владельца? Может на нем кто-нибудь мастурбировал неоднократно или «потела» парочка вожатых?»

– Фу… – прошептал молодой человек, сморщив нос. – И зачем я об этом думаю?

– Эй, как тебя, Глеб! – раздалось возле головы. – Подъем!

Парень повернул припухшую ото сна физиономию и встретился с серьезными глазами Александра. Рост позволял тому свободно заглянуть на второй этаж двухъярусной кровати и даже не приподниматься при этом на цыпочки.

– Что-то я не слышал будильника… – проворчал Глеб.

– И не услышишь! – подключился к беседе входящий в комнату Тимур с полотенцем на плече. – Мы тут привыкли без него обходиться. Кто-нибудь да проснется, не мы, так девоньки. Стук в стену или дверь поднимает быстрее любимой музыки на смартфоне.

– Да-да, мы слыхали про енту вашу псевдо солидарность в ограниченном использовании электроники, – донеслось снизу голосом Филиппа (он проснулся вперед Глеба, но все еще сидел на кровати, почесываясь и примиряя шорты). – Только ноут у вожаток в комнате отменить позабыли. Амиши13 блин, липовые.

– Ноутбук для работы нужен, – пояснил Александр, нахлобучивая футболку на свой огромный и мощный торс. – Кстати, он мой, и все операции на нем производить строго с моего разрешения!

– Слушай, Сань, а тебе сколько лет вообще? – вновь послышалось снизу. – Чет ты горилла такая, аж страшно!

– Двадцать шесть.

– А что, другой работы не нашел?

Александр ничего не ответил, а лишь пожал плечами. Подобрав с тумбочки блокнот и рацию «Уоки-токи», он торопливо вышел в коридор.

Тимур стоял у окна, ухмыляясь своим неприятным лицом, и косился на настенные часы, показывающие без двадцати восемь.

– А ты давно тут обитаешь? – поинтересовался у него Филипп.

– Был в позапрошлую смену.

– Значит, в курсе, кто тут и с кем?

– Откуда? Со второй смены восемьдесят процентов вожатых поменялось. Я знаю лишь Макса, Сашку, да Кэт. Спросишь потом у своей напарницы.

– Тамарки? Да ну, неудобно как-то… Да и вряд ли с ней соседки успели поделиться.

– Значит, разберешься со временем сам методом пробы и ошибки, – тихо пробормотал Тимур, отойдя к зеркалу, вделанному в дверцу небольшого углового шкафа, какой так удачно встраивался между двухъярусных кроватей, что не сразу было понятно, что это шкаф. Причесавшись и оправив сиреневые брюки, он опустился на корточки и перешнуровал сияющие белизной кроссовки.

Глебу надоело наблюдать за всеми его метросексуальными ритуалами. Без слюны сплюнув, он свесил ноги и ловко спрыгнул на пол, как шимпанзе, запамятовав, однако, что сбоку были приделаны перекладины вертикальной лесенки.

– Без пятнадцати, – монотонно предупредил Тимур, кивая на часы, и сразу вышел.

– В душ я уже не успею, и не знаю, то ли обидеться за это, то ли поблагодарить за лишние полчаса, которые нам позволили потратить во сне, – пробормотал Филипп, нюхая подмышки. – Воняет, но терпимо.

– А я схожу, – ответил Глеб и вытащил свой огромный, уже легендарный рюкзак, подпиравший кровать у изголовья Филиппа, с трудом отыскав там полотенце, зубную щетку и тюбик с пастой.

– Доброе утро! – вдруг раздался приглушенный женский окрик в коридоре и, видимо приметив распахнутую дверь, в комнату заглянула Дарья.

Это была низкорослая, пухленькая, некрасивая на лицо девушка.

– Ты чья? – спросил Филипп, закрывая шортами трусы.

– Я Тиму ищу.

– Он только вышел перед тобой, – подсказал Глеб, прикрывая полотенцем тоже место.

– Вот скотина! – бросила девушка, разглядывая обнаженные мужские тела сквозь прямоугольные очки. – Кстати, ребята, Кэт и Тома просили передать, что ждут вас на улице.

– Передай, чтобы двигались по месту службы в казармы и будили гарнизон, мы уже мобилизуемся! – по-военному разобрался Глеб.

Девушка кивнула и спряталась.

– Эх, убежала. Надо было у нее спросить, за кем тут можно приударить, – разочарованно выплеснул Филипп, влезая, наконец, в свои длинные шорты. – Дурнушки всегда узнают новости вперед всех, ибо наблюдать привыкли, а не участвовать.

– Ты озабоченный что ли? – с раздражением бросил собеседник. – То стесняешься свою напарницу, а то вдруг…

– Тамара симпа, а эту чего стесняться? Вот Тимохе-то не свезло! Согласись?

Глеб кивнул и отправился в душ быстро сполоснуться после ночи. Голову он постарался не мочить, став спиной под струю душевой лейки, и в процессе почистил зубы, чтобы лишние минуты не терять.

Вернувшись, он застал Филиппа на прежнем месте. Тот все сидел и почесывался с видом сироты, будто не понимающей для чего он здесь и что сейчас нужно делать. Новое место, новые люди… и дети, от которых постоянно ожидаешь сюрприз. Глеб сразу вычислил это чувство, более того он и сам еще находился в его малоприятном плену, лишь стараясь держаться молодцом и притворяться эдаким Гашевским14 Швейком, неунывающим ни при каких обстоятельствах. Вчера Глеб и сам был готов потеряться, забившись в щель какой-нибудь отдаленной лагерной постройки, или в трещину на асфальте стечь, но вовремя пар спустил на напарницу.