И их можно было понять. В Москве творилось чёрт знает что. Если на севере, где обосновались военные, установился какой-никакой порядок, то за пределами занятых ими районов, на улицы даже выходить было опасно. Пока я ехал, раза два слышал стрельбу, видел один раз, как на тротуаре кого-то бьют, в Сокольниках среди бела дня грабили магазины. Многие из них были закрыты, но мародёрам это не мешало: они вскрывали рольставни и двери и тащили всё, что под руку подвернётся. Полиции нигде не наблюдалось. И когда я добрался до «ближних» районов, понял почему: всех полицейских бросили на защиту «лучшей» части Москвы, оставив окраины, трущобы и бедноту, обитающую там, разбираться самим со своими проблемами. Но на окраинах и в мирное время закон был не в почёте, а теперь и вообще творился полный бардак.

Зная, что на мотоцикле меня тормознут, я припарковал своего ржавого железного коня на одной из боковых улиц рядом с крыльцом какого-то крупного банка, а сам отправился к дому Степана.

Сотрудники полиции не обратили на меня ни малейшего внимания. Они изучали документы трёх выходцев из Средней Азии. Да и народу тут ходило много, за всеми не уследишь.

И всё же, чувствовал я себя тут неспокойно. На улицах было полно полиции, а недалеко от дома Степана, я увидел чёрный броневик с эмблемой казачьего войска, притаившийся между деревьев. Рядом стояли два бравых молодца в фуражках, в галифе, с шашкам на боку. Значит, не только полицию власти призвали охранять подступы к «гадюшнику».

Степана дома не оказалось, как и его семьи. Меня даже во двор не пустили. Охранник на проходной спросил, к кому иду, позвонил в квартиру Степана, но ему никто не ответил ни с первой, ни со второй попытки. Охранник только руками развёл:

— Нет никого. Не отвечают.

Это было странно. Степана, конечно, мог задержаться на работе, но куда делись его жена и мой брат? Неужто, им дома не сидится в столь опасное время? В общем, решил ждать. А пока ждал, бродил вдоль забора, за которым виднелись скверик со скамейками и детская площадка, где резвилась детвора. Удивительно мирная и беззаботная жизнь текла тут, пока в других частях Москвы стреляли, грабили и убивали.

В голове моей начали появляться нехорошие мысли. Конечно, Степан мог увезти Галину и Лёшу за город, подальше от боевых действий. У него имелась дача возле Дмитрова. Но могло случиться и кое-что похуже. Вдруг Орловы узнали, что он — потомок Шуйских, и схватили его? Да и вообще, теперь жизнь Степана, а заодно и моя, зависели от того, какая сторона одержит верх. Если Орловы подавят сопротивление и сохранят единоличную власть, в городе мне оставаться будет опасно. Но сейчас я мог только гадать, что происходит в «гадюшнике» и какими последствиями это обернётся для нас со Степаном.

Сейчас, когда императорская власть пошатнулась, и между родами произошёл раскол, настал, как мне казалось, самый удобный момент, чтобы найти Вениамина Куракина и под шумок грохнуть его. Вот только как? Как попасть за стену и как найти его?

Я шёл по тихой зелёной улочке между домом, где жил Степан, и ещё одной высоткой, огороженной забором, когда из-за угла навстречу вырулила патрульная машина. Поравнявшись со мной, чёрный седан с белой полосой и надписью «полиция» остановилась. Вылез подтянутый сотрудник и потребовал документы. Первая мысль была: бежать. Но я вовремя сообразил, что если побегу, меня начнут разыскивать, и тогда я отсюда не выберусь — дороги же перекрыты. А потому я достал из кармана паспорт и с невозмутимой физиономией протянул полицейскому.

Тот посмотрел на документ, потом — на меня, потом опять — на фото в паспорте. А лицо моё, прямо скажем, доверие не вызывало: два шрама как бы намекали, что подраться мне приходилось, а значит я — из неблагополучных.

— Чего здесь делаешь? — спросил полицейский.

— Живу тут, — сказал я, как ни в чём не бывало.

— А почему в паспорте другой адрес?

— Мы тут недавно, не успели сменить.

Полицейский некоторое время смотрел на меня, а я — на него. Думал, меня сейчас начнут допрашивать и повезут в участок, но сотрудник просто отдал паспорт, и вернулся в машину, которая медленно двинулся дальше. Я вздохнул с облегчением. Другие могли и докопаться.

Околачиваться тут было опасно, и я решил вернуться домой и попытаться связаться со Степаном завтра.

Но встреча с полицейскими стала не последней неприятностью в сегодняшнем дне. Когда я добрался до банка, то застал там ужасную картину. Стёкла на первом этаже были выбиты, на стенах виднелись пулевые отверстия, на тротуаре в лужах крови лежали два трупа, на крыльце — тоже кровавые следы, словно кого-то тащили внутрь. Похоже, кто-то пытался ограбить банк, произошла перестрелка. Не знаю, удалось ли преступникам задуманное, но полиции не было, хотя кордон отсюда — в ста метрах. Скорой тоже не было. Никого не было.

Однако не это меня огорчило, а то, в каком виде я обнаружил свой мотоцикл. Он валялся на обочине с погнутым передним колесом, из бака вытекло всё топливо — шальная пуля виновата. Меня взяла досада: это ж надо так не повезти! Неужели банков мало в Москве, раз надо было напасть именно на этот? Да ещё так неосторожно припарковаться. Нашёл бы уродов, руки бы переломал. Стоящие рядом машины тоже пострадали от пуль, но некритично, а моего железного коня — теперь опять в ремонт, опять деньги нужны, а я на некоторое время снова остался без колёс. Ещё и эвакуировать его отсюда как-то придётся. Вот только не сейчас. Сейчас надо домой, да поскорее: начинало смеркаться, а в Северном районе наверняка ввели комендантский час.

К дому Олеси я добрался затемно. Метро в Северный район не ходило, я вышел на последней действующей станции и дальше потопал пешком. На некоторых перекрёстках были блокпосты и укрепления, сооружённые из мешков или, реже, бетонных блоков. Временами, натужно гудя моторами, по улице проползали бронетранспортёры, гражданский транспорт встречался редко. И хоть стрелять больше не стреляли, тревожно было от всего этого, даже жутко. Ощущение, как перед боем. Тягостное ожидание какой-то мрачной неизвестности.

Но я всё равно не хотел тут оставаться. И не столько из-за угрозы продолжения боевых действий, сколько из-за опасения того, что на меня выйдут Орловы. Завтра же я собирался отправиться к Маше с Маликом. Наверняка Малик знал кого-нибудь, у кого можно арендовать квартиру без лишней возни. Не хотелось втягивать родственников, но делать было нечего.

Больше всего на данный момент меня огорчало то, что я лишился мотоцикла, а вместе с ним — свободы передвижения. И тем не менее, надо было валить отсюда, и желательно прихватить с собой Олесю. А если не согласится — что ж, это её жизнь. Однажды я её спас, но быть нянькой до конца дней своих я не собирался.

Вот только когда я думал о том, что скоро расстанемся, чувствовал, будто часть себя придётся оторвать — так сильно я привык к Олесе. После того, что мы вместе прошли за этот месяц, она для меня стала родным человеком, как и я для неё. Но наши жизненные пути расходились. Она хотела бороться за какие-то эфемерные идеалы, а я хотел выполнить условия контракта и… А вот что делать потом, пока ясного понимания не было. Меня затягивал водоворот событий, мной интересовались какие-то влиятельные люди — всё становилось сложнее и сложнее.

Подходя к дому, я оглядывался по сторонам. За мной опять могли следить — военные или хрен знает, кто ещё. Фонари не горели, царил мрак, и я изо всех сил напрягал глаза, боясь не заметить что-то важное. На обочине стояло большое авто с широким капотом, прямоугольными фарами и массивной клинообразной решёткой радиатора. Такое я тут видел впервые. В бедных кварталах вообще редко появлялись дорогие машины. Подозрительно. Не за мной ли?

Задняя дверь открылась. Я остановился. Точно за мной — иначе и быть не может. Что делать? Бежать? Глупо как-то. Ведь если меня хотели бы убить, зачем этот цирк?

Из машины вышла женщина и махнула мне рукой, приглашая в салон. Неужели та самая незнакомка, что приезжала позавчера? Я подошёл ближе.