Когда я вышел из комнаты, меня встретила Светлана. Она стояла у стены напротив двери и, скрестив руки на груди, грозно взирала на меня. Она последовала за мной, чтобы проводить до выхода.

— Мы с твоим командиром нашли, кажется, общий язык, — сказал я, когда мы спускались по лестнице, — так что придётся тебе отложить свою месть на потом.

Светлана ничего не ответила.

— Ты веришь в то, что он говорит? — спросил я. — Ты, наверное, из простых?

— Нет, — ответила девушка.

— Что именно «нет»: первое или второе?

— Я не из простых. Знаешь, вообще, с кем разговариваешь?

— Ну?

— Я — Светлана Орлова, дочь Андрея Олова, покойного главы рода.

Я аж присвистнул:

— Большие люди, однако.

Мы вышли на улицу, я попрощался со Светланой и пошёл в расположение роты. Уже стемнело. Фонари здесь не горели — только прожекторы, освещающие подходы к зданию гвардейской части. Было тихо. Даже взрывы смолкли.

Я был рад, что поговорил с капитаном Орловым. Теперь я знал, кто он такой и чего хочет и, признаться, намерения его меня удивили. А когда я узнал, что с Олесей всё в порядке (вряд ли у Вадима был резон врать про неё), то и вообще камень с души упал. Я не одобрял поступок Олеси, но это её жизнь, её путь, и я ничего не мог с этим сделать.

А вот открывшаяся тайна Вахрамеевых напрочь отбила желание дальше сотрудничать с ними. Если сказанное — правде, если Вахрамеевы действительно организовали резню в школе, то это не должно остаться безнаказанным. Вот только я сомневался, что Вадим сможет покарать их. А если копать глубже, то, наверняка, в каждом крупном роду можно найти того, кто замешан в грязных делах.

Взять, к примеру, Куракиных. Мой биологический отец призвал демона, чтобы тот убил представителя другого рода. А Вениамин Куракин и вообще — тварь, на счету которой десятки сломанных жизней, а может быть, и смертей. И вряд ли он исключение. Это что же, каждого второго придётся судить? А кто этим заниматься станет? Кто позволить это сделать? Да никто! Если княжеские кланы сохранят своё имущество, земли, капитал, то они так и останутся у руля, будут, как и прежде, творить, что заблагорассудится, какой бы ширмой это ни прикрыли.

Я думал, что моё отсутствие не заметят. Но когда подходил к двери своей комнатки, увидел в коридоре капитана Вахрамеева-Ветберга. Иннокентий Валерьевич быстро шагал ко мне, он был очень зол.

— Почему самовольно покинул расположение роты? — рявкнул капитан.

— Прогуляться захотелось, — спокойно ответил я, реши косить под дурачка. Ну а что тут ещё скажешь? Я же вроде как пацан шестнадцати лет. Мало ли что взбрело в голову? В этом возрасте и не так чудят.

— Ты в своём уме? Куда прогуляться? Почем не поставил в известность старшего по званию?

— Простите, я не в курсе ваших порядков, — я сделал по возможности виноватый вид. — Воздухом захотелось подышать, пошёл на улицу.

Аргумент был железный, Иннокентий Валерьевич даже возразить ничего не смог, хоть и кипел от злости.

— Так, ладно. Тебя приказано доставить в убежище. Сегодня наступления больше не планируется. За мной, в машину.

На территории гвардейской части нас уже ждал броневик «Скарабей». Я залез в десантный отсек, больше тут никого не было, капитан сел рядом с водителем, и машина помчала по московским улицам в восточные кварталы Белого города.

Перед главным входом компании «Антрацит», который до сих пор был частично завален обломками обрушенных верхних этажей, стоял бронетранспортёр. Наша машина заехала на подземную стоянку. Её тоже охраняли гвардейцы. Отсюда мы по коридорам и лестницам прошли на нижний уровень и оказались в знакомом мне месте.

Екатерина и доктор уже ждали нас. Они сопроводили меня на минус второй уровень (в бункере было три уровня) в медсанчасть, где три врача или научных сотрудника (я так и не понял, кто они) опять начали обследовать меня: пропустили через томограф, взяли кровь и так далее, а в конце напичкали таблетками. Затем доктор отвёл меня в свой кабинет и стал интересоваться сколько и каких демонов я призывал и как себя чувствовал при разной степени усталости. Все мои показания он скрупулёзно записывал. Доктор даже признался, что мой случай представляет особый интерес для науки.

Вскоре явилась Екатерина, и мы с ней отправились в жилой модуль, который находился на этом же уровне.

— Пока побудешь тут, — сказала княгиня. Тон её сильно изменился после нашей последней встречи: теперь он был сух и официален. Всё показное дружелюбие пропало. — Когда бой закончатся, подумаю, куда тебя определить. Пока на поверхности слишком опасно. Кстати, Иннокентий Валерьевич сказал, что ты хорошо проявил себя в сегодняшнем сражении. Выражаю тебе благодарность за твой вклад в наше общее дело. Твои способности помогли приблизить победу.

Как же неприятно прозвучало это «выражаю благодарность». Как на официальной встрече. Нет, чтобы просто сказать: «спасибо». А то «выражаю благодарность». Почему-то это задело. Меня пытались поставить на место, сделать своей марионеткой — я был нужен Вахрамеевым только в этом качестве.

Мы вышли в белый, ярко освещённый холл, где находились диваны, росли цветы в горшках, и располагалась стойка охраны, за которой сейчас никого не было. Отсюда вела дверь в жилой модуль.

— Что с Вениамином Куракиным? — спросил я. — Вы знаете, где он? Когда я его получу?

— Как только он окажется в наших руках, ты получишь его, — неопределённо ответила Екатерина. — Пока отдыхай и ни о чём не думай. На поверхность выходить тоже не стоит. Иннокентий Валерьевич сказал, что ты ушёл без предупреждения из расположения роты. Я бы хотела, чтоб такого больше не повторялось.

Естественно! Ей доложили о том, как я «ушёл в самоволку». Наверное, поэтому Екатерина общается со мной таким тоном

— Не думал, что это станет проблемой, — ответил я.

— Как видишь, пока не стало. Просто в следующий раз спрашивай разрешения у старшего по званию, особенно когда идёт боевая операция.

— Надеюсь, мне не запрещено выходить на улицу? Или я тут, типа, под арестом? — попробовал я пошутить и заодно прояснить обстановку. Мне совершенно не нравилось, как Екатерина ведёт себя. Я — свободный человек и намеревался оставаться им впредь.

— Нет, ты не под арестом, — проговорила княгиня сухо и не слишком убедительно. — Зачем тебе выходить? Тут есть всё необходимое. Тут безопасно. Как только ситуация стабилизируется, сможешь переехать обратно в квартиру, если тебе, конечно, там больше нравится.

— И всё же, я смогу выходить отсюда?

— Завтра будет некогда. Нужно провести обследования, затем займёшься упражнениями и тренировками. Дальше — судя по ситуации.

А мне ведь и действительно было некуда идти. Дома у меня нет. Сходить по магазинам — нет денег. Родственников навестить? Лучше не стоит, хотя, уверен, сестра уже чёрт знает что надумала. Наверное, решила, что меня давно нет в живых.

Единственно, куда я всё же собирался съездить — это на квартиру к Олесе. Хотел убедиться, что с девушкой всё в порядке, а заодно забрать деньги и свои скудные пожитки. Самое главное, что мне сейчас было нужно — это рация. Её я взял с одного из трупов во время стычки с боевиками Гасана, да так и оставил дома. Вахрамеевы янули резину с Вениамином Куракиным, и не говорили ничего определённого, и меня это напрягало. Вот и подумал: может, Вадим Орлов знает, куда делся этот уродец? Чем чёрт не шутит? Спросить-то надо в любом случае.

Сегодняшний день меня вымотал, под вечер рубило не по-детски. Сил хватило лишь на то, чтобы принять душ, после чего я шлёпнулся на нерасправленную кровать и отключился.

Следующие два дня я был загружен с утра до вечера: постоянные медицинские обследования, тренировки, включающие в себя, как медитацию, так и работу со знаками, опять обследования… За мной целый день вели наблюдение медперсонал и научные сотрудники в белых халатах. Я насчитал человек десять, и группу эту возглавлял тот самый доктор, Павел Васильевич (я, наконец, запомнил его отчество) которые курировал меня с первого дня.