Уже сотый раз за день Эйва ругалась на себя. Теперь на то, что слишком сердобольная… идиотка! Избегала Рэндана, поругалась с ним, в надежде, что оттолкнёт своими словами, а теперь шла по лугу в сторону дальнего выгула для лошадей, тащя корзину с обедом для конюха.

Нет бы отказаться, но Яци попросила и сделала такое скорбное лицо, что отказать было невозможно, да и какие причины? Сказать, что поругались? Вот будет у всех веселье и повод посплетничать от души, ведь Эйва была уверена, что, если об их отношениях с Рэнданом и знают, то скорее всего только Бэлт, но он был чрезмерно благороден, чтобы болтать, а остальных слуг как-то удавалось держать в неведении. И тем более, что слуги эти разбежались кто куда, не желая идти в такую даль, да ещё и к конюху, но не оставлять же его теперь голодным.

“Вот и проветрила голову…” — Эйва тяжело вздохнула, когда увидела загон невероятных размеров, двух лошадей в нём, и лежащего в траве между несколькими деревьями мужчину.

Внутри всё ухнуло, и это была какая-то смесь обиды на его обвинения в связи с герцогом и дурная радость, что ревнует. Ну, нормальная ли она?

Эйва сделала ещё несколько шагов и потянуло сильнее, потому что знала, чем именно скорее всего всё это закончится — противится этому мужчине она не могла. Однако, приняв для себя чёткое решение, только отдать корзину и сразу уйти, уняла трепет и пошла решительнее.

К ней из травы поднялась собака, что жила в конюшне, узнав, радостно завиляла хвостом. Рэндан сел и обернулся, и Эйва могла поклясться, что мужчина с псом были сейчас в одном настроении.

— Эйва?

— Ты далеко забрался. Еле нашла, — она очень старалась говорить спокойно и бесстрастно, хотя внутри всё естество предательски скакало вверх вниз. — Это обед. Яци вспомнила, что не дала тебе ничего.

— И ты…

— Кроме меня некого было попросить, — прервала она, ставя корзину на траву и гладя голову собаки, которая заинтересованно ткнулась носом в принесённое. — Бэлт занят строением лавок для праздника, Янра сидит с госпожой Нииллой, а остальные нашли себе сотню дел, чтобы к тебе не идти.

— Бояться меня, — заключил он, отводя от неё взгляд.

— Видимо да, — буркнула Эйва.

— А ты?

— А я видимо нет, — и она развернулась уйти, потому что надо было срочно, иначе сама уже не выдержит.

— Эйва, стой, — рыкнул Рэндан и конечно… это они уже проходили и не раз, кажется можно записывать в привычку — она уходит, он ловит.

Правда времени на закрепление у них нет.

— Эйва, Эйва, — и мужчина её поймал, обнял сзади, прижимая к себе спиной, отрывая от земли. Она стала вырываться, и потому он опустился на колени, потянув её за собой, и конечно Эйва не устояла и плюхнулась на траву, почти полностью утопая в его ручищах. — Ну, прости меня, прости, лисичка… я такой дурак.

И было так горестно и так хотелось разреветься, что пришлось зажмуриться.

— Я не хотел этого говорить, но не могу. Скручивает, шельма, с ума схожу по тебе, а как представлю, что ты с кем-то… — и он запнулся, сжимая с такой силой, что кажется у неё все кости сейчас переломаются. Прижался губами к её шее, поцеловал ухо, отчего тело всё дрогнуло, и хотя разум ещё пытался сопротивляться, но тело уже готово было падать вместе с ним хоть в траву, хоть в омут, хоть в грех. — Прости меня, не могу. Не вижу тебя и голову ведёт. Я безумный без тебя, шельма моя.

— Я уеду, Рэндан, меня не будет совсем скоро, — прошептала она с болью, — что ты будешь делать? Надо остановиться… сейчас.

— Поздно, Эйва. Мне страшно, я дни считаю до твоего отъезда, я сойду с ума. Уйду, сдамся, пусть расстреляют, если нельзя так всегда, как вот сейчас, закрою глаза, представлю тебя и умру счастливым.

— Не смей… — и она не смогла сдержать слёзы, нет, она не рыдала, они просто текли из глаз, потому что слишком сильно, слишком больно, слишком безумно.

— Эйва, — прохрипел в неё Рэндан и на мгновение расцепил руки, отпустил её, чтобы снять куртку, и можно было бы убежать, но куда от себя можно бежать, да и не было у неё сил, она хотела того, что он делал. До темноты разума хотела.

Постелив куртку перед ней, Рэндан снова её прижал к себе и жар его тела был таким невыносимым, так его хотелось пустить внутрь… он опрокинул её так, чтобы можно было целовать уже лицо, губы и Эйва сама подалась вперёд, вцепилась в него, потому что на деле всё, что он говорил, всё, что чувствовал, в ней отзывалось тем же умопомрачением. И все эти дни, что бегала от него, до воя по нему тосковала.

Но за мгновение до того, как потеряла голову, растворяясь в его напоре, лавиной сходящей на неё, бывшую рядом с ним такой маленькой и, боги, счастливой, она слабо запротестовала, смущаясь месту. Рэндан только прохрипел в неё, что не важно, да и действительно было не важно.

— Эйва, — позвал он её и она с таким трудом открыла глаза, встретилась с ним взглядами. — Я уйду, если так случится, если прижмут нас, я уйду… слышишь? Я не допущу, чтобы тебе было плохо.

И это было просто, и не к месту вроде, но счастье от сказанного было таким всепоглощающим, такое естественно дикое…

Рэндан, зарычав и ругнувшись, кончил быстрее её, но он не был бы собой, если бы она могла рассчитывать, что отпустит её сейчас.

— Измучила меня, шельма, — с досадой прохрипел он, но хватки, которой держал Эйву, не ослабил.

— Рэндан, — мотнула она головой, пытаясь освободиться, потому что даже этого голодного единения было достаточно, чтобы потеряться, и дальше можно было не идти.

Но он сел на колени перед ней, и даже представить эту картину со стороны было невыносимо стыдно, чего уж оказаться внутри. Эйва попыталась прикрыться своими юбками.

— Перестань, — взмолилась она, но незначительным усилием всего одной его руки, её нижняя часть тела была поднята вверх, а ноги закинуты ему на плечи. — Рэндан… нет…

И это был такой безнадёжный всхлип, потому что его пальцы вошли в неё, двигаясь медленно, но уверенно, Эйва задохнулась, вцепилась руками в дерево, что было за ней, но и этого было мало — Рэндан убрал пальцы, нагнулся и медленно провёл языком там, где они только что были, поцеловал её туда и Эйва со всей силы потянула себя к дереву, потому что это было уже слишком.

— Тшшш, — не пустил её мужчина. — Куда, шельма? Не пущу… так просто не пущу…

И убежать нельзя, и закрыться, стыд прям поджигал её изнутри, словно она на костре. Так было нельзя, но он же делал, а она кажется голос потеряла, потому что орать хотелось, но получалось лишь хватать воздух, задыхаясь, стараясь не сойти с ума от удовольствия и смущения. Мотнув головой в истерике, она заметила, как конь, что был в загоне забрался на лошадь, которая кажется принадлежала госпоже Ниилле.

— Рэндан, — прошептала с трудом Эйва, — конь…

Мужчина оторвался от неё, давая такую необходимую возможность перевести дух, потом ухмыльнулся и, опустив ниже, чтобы было удобно, вошёл в неё, потому что снова стал возбуждённым, навис над ней, одна его рука легла на её руки, что хватались за ствол дерева, вторая оказалась под спиной, а пальцы легли на шею Эйвы.

— Для этого я тут и сидел, — прохрипел он, целуя её шею, кожу в вырезе, грудь сквозь ткань рубашки, переходя выше к лицу, впиваясь в губы, не сбавляя темпа, двигался внутри неё. — Кобылка непростая, хоть и в охоте, но характер такой, что всё не по ней. А он дурак совсем, обхаживал её, а она брыкалась — то подпустит, то отгонит. Я уж думал, что не получится ничего, но видишь… ей просто воля была нужна. Она на воле стала покладистой, мягкой, открытой…

И Эйву скрутило со страстью, она слушала его шёпот и с каждым словом сгорала всё сильнее и сильнее. И да, он говорил не про них, но и про них ведь, так? И такой потерянной и необузданной она не была никогда, словно он кипятил её кровь, мучил и превозносил одновременно. Эйва выгнулась задыхаясь от нашедшего волнами конца, содрогнулась под Рэнданом, а он зарычал в неё, сделал ещё несколько движений и с такой болью оставил, словно хотел в ней умереть, но было нельзя.