«Прогуляться будет лучшей идеей».

Я покидаю металлический навес, возвращаясь на тротуар в поток жителей города.

— Эй! — сзади слышится женский голос.

Я не оборачиваюсь. Меня звать точно некому.

— Кейт! — сбоку появляется запыхавшаяся девушка. — Ты ведь Кейт, верно? — она тянет извиняющуюся улыбку.

— Да, — я останавливаюсь в смятении.

Я видела ее в группе поддержки. Там не так много людей, чтобы не суметь запомнить их лица.

— Кэсси, — любезно напоминает она.

— Да, я помню, — я поджимаю губы, каменея от неловкости.

Сейчас мне удается рассмотреть девушку повнимательнее, нежели во время общения в группе, где пялиться было бы неприлично. В первую очередь она выделялась среди остальных тем, что носила короткую, мальчуковую стрижку с топорщащимися в беспорядке блондинистыми волосами. У нее были изящные, я бы сказала утонченные черты лица и светлая, почти прозрачная кожа молочного цвета. Когда я увидела ее впервые, подумала: отрасти она волосы хотя бы до плеч и надень короткое, женственное платье вместо мешковатых спортивных штанов серого цвета и такой же просторной серой футболки — мужики будут штабелями ложиться вокруг нее. Ведь тогда она будет выглядеть, как мужской идеал. Хрупкая, утонченная блондинка.

— Заметила, что ты сегодня в футболке, — нарушает неловкое молчание Кэсси. — Обычно ты в одежде с длинным рукавом.

Я опускаю глаза вниз, начиная рассматривать свои голые руки.

— Да вот… — чуть прокашливаюсь. — Решила попробовать. К тому же сегодня жарковато на улице, в рубашке очень некомфортно.

Кэсси кивает. Участникам группы не было необходимости объяснять свой ход мыслей. Они понимали все на инстинктивном уровне, даже если сами не страдали подобными проблемами.

— Далеко живешь? — девушка разворачивается в ту сторону, куда я шла, намекая продолжить движение.

— Через шесть кварталов.

— Ого. Почему не на автобусе?

— Да не хочется, — я кривлюсь, вспоминая общественный транспорт. — Подышу воздухом.

— Понятно, — Кэсси печально потупила глаза в асфальт.

Некоторое время мы просто шли молча, не зная о чем заговорить. В группе, как правило, все обсуждали личные страхи, боль и переживания. За ее пределами возвращаться к той же теме не хотелось. Это слишком выматывало: проживать не только свою трагедию, но и трагедию каждого из сидящих вокруг.

— А ты далеко живешь? — я наконец-то смогла придумать нейтральный вопрос.

— Да не особо, — Кэсси чешет затылок и неопределенно машет рукой вперед. — От тебя довольно близко.

— Ясно, — я коротко улыбаюсь.

Мы опять молчали. Я силилась найти тему для беседы, но усталый мозг отказывался генерировать идеи. Поэтому мы просто шли вперед, рассматривая сверкающие в вечернем свете глади витрин, слушая гул машин, стоящих в пробке и вдыхая раскаленный дневной жарой воздух. Люди вокруг нас спешили по своим делам, кто-то домой к семье, кто-то в ближайший бар снять напряжение рабочего дня. Прохожие совершенно не обращали внимание на двух неспешно бредущих в безмолвии девушек, не подозревая, что творится у нас на душе и по какой причине мы познакомились.

Дорога начала казаться бесконечной. Чем дольше между нами висела тягостная пауза, тем более неловко я себя чувствовала. Моя спутница, впрочем, не казалась смущенной — ее словно устраивала эта тишина и мое молчаливое присутствие рядом. Тогда я смогла расслабиться и перестать чувствовать себя обязанной завести неловкую беседу. Похоже, ей нужна была компания, и я ее составила.

Наконец дорога вывела нас к моему дому. В окне горел свет, мама была дома в свой редкий выходной. Кэсси осмотрелась по сторонам, не выражая ни малейшего беспокойства.

— Здесь есть остановка, — я тычу пальцем вперед. — Лучше не ходи одна.

— Хорошо, — девушка едва заметно кивает. — До встречи.

Последнее предложение прозвучало скорее как вопрос, полный надежды. Похоже, Кэсси искала друга?

— Конечно, — я постаралась сделать приветливое лицо, в глубине души надеясь, что не выгляжу как псих с безумной улыбкой.

Она разворачивается, следуя к остановке общественного транспорта. Я ныряю в подъезд, испуская вздох облегчения.

***

Меня разбудило нежное прикосновение к плечу. Я дернулась и распахнула глаза, сонно оглядывая полутьму комнаты, рассеянную лишь светом, льющимся из гостиной. Рядом со мной сидел Люцифер, одетый в домашние спортивные штаны и футболку. Белую футболку. Я подумала, что до сих пор сплю, быстро заморгала и потерла глаза. Он никуда не исчез.

— Ты, — я села, щурясь от желтоватого освещения из дверного проема, — непривычно одет.

— Я был в магазине, — он коротко улыбнулся. — Вспомнил твои слова про цвет одежды. Решил, будет забавно понаблюдать за твоей реакцией.

— Ты угадал, — я коснулась его груди, погладив линии мышц под хлопковой тканью. — Я удивлена, мягко говоря.

— Если ты не передумала идти на работу, то советую вставать. Я приготовил поесть.

— Что?

Я растерянно открыла рот, забывая как дышать.

— Еда, Уилсон, — Люцифер насмешливо посмотрел на меня. — Она нужна людям, чтобы поддерживать жизнь.

Мне стало совестливо. Пакостное чувство из-за собственной нечестности теснило грудь. Он непонимающе смотрел на меня, похоже решив, что я просто не до конца проснулась. Я кивнула, выбралась из уютного тепла одеяла, опустила ноги на прохладный пол и пошлепала в ванную. Умывание прохладной водой, чистка зубов и быстрый душ немного вернули меня к жизни.

На кухне что-то изменилось. Я никак не могла понять что именно. Она словно преобразилась, хотя это была все та же кухня, на которой я обитаю уже два года. Люцифер поставил на стол две глубокие тарелки с дымящимся супом. Его аромат наполнял пространство, заставляя активно выделяться слюну.

— Что это?

Я заглянула в тарелку, где лежала лапша с золотистыми кусочками слегка обжаренной курицы. Сверху блюдо венчала россыпь зелени. Все было настолько простым и в то же время таким эстетичным, что фото этой тарелки можно было прямо сейчас размещать в меню какого-нибудь ресторана.

— Рамэн с курицей.

— Ох, — я повела носом, втягивая аромат. — А я как ни сварю суп, так вечно ложка стоит в нем.

Люцифер только пожал плечами. Что-то меня смущало, и я никак не могла понять, что именно, пока не обратила внимание на цвет тарелки. Это была не моя посуда.

— Откуда тарелки?

— Купил, — невозмутимо ответил он. — На твоих были сколы.

— Правда? — я выдвинулась к шкафу с посудой. — Никогда не замечала.

Открыв дверцу, обнаружила внутри четыре новые тарелки жизнерадостного лилового цвета и две новые белоснежные кружки.

— С ума сойти, — все, на что меня хватило.

Я закрыла шкаф и замерла на месте, не отпуская ручки. Открыла и закрыла дверцу два раза, прежде чем до меня дошло.

— Ты починил его? — я ошарашенно уставилась на Люцифера.

— Ну да, — он оставался невозмутимым.

Петли больше не скрипели, а створка висела ровно. Я спрятала виноватый взгляд в разглядывании печки, и тут меня тоже ждал сюрприз. Моей сковородки не было. Ее почетное место занимала новая, черная с таким же черным, ровным покрытием внутри.

— А где Изольда? — я испуганно посмотрела на Люцифера.

— Кто? — он поднял брови.

— Изольда. Моя сковородка.

Люцифер отделился от столешницы, на которую опирался, и устремил взгляд на печку.

— Выкинул. На ней нельзя готовить, — наставительно заверил он. — Зачем ты даешь имена неодушевленным предметам?

— Изольда, — я выпятила нижнюю губу. — Мы с ней прошли Афганскую войну.

Люцифер приложил пальцы к губам, смотря то на меня, то на обновку.

— Заметно, — нарушил он молчание. — Непригодная посуда в коридоре, в пакете. Конечно ее можно оставить, но я бы не советовал.

Я подняла на него взгляд и хотела опять поплакаться о том, как прикипела к своим, пусть и не новым вещам, как заметила еще кое-какую перемену.

— Куда ты дел Изю?