Мы молчим, слушая гул старенького холодильника. Дэн запивает выкуренную сигарету вином и доливает в бокалы новую порцию.

На улице стемнело. Тусклый свет фонарей блеклой звездой отпечатывается на сетчатке, мерзко слепя воспаленные от слез глаза. Маленькая кухня погружена в бледное, желтое свечение лампочки, обманчиво теплое и уютное.

— Угостишь сигареткой? — обращается Кэсси к Дэну.

Тот протягивает ей пачку и подносит зажигалку.

Я с большим усилием заканчиваю трапезу, параллельно наблюдая за развернувшейся сценой, и отодвигаю пустой контейнер, сосредотачивая внимание на вине.

— Будешь? — любезно предлагает парень, видя мой интерес.

— Нет, — отрицательно качаю головой. — Не курю.

— От одной ничего не случится, — усмехается он подначивая.

— Да не буду я! — раздраженно огрызаюсь. — Ассоциации негативные, — добавляю, смягчив тон.

Дэн смущенно прокашливается и закуривает сам. Кухня окутана серой дымкой, в смеси с желтым светом окружающей меня мутной грязной пеленой. Атмосфера давящая и траурная. Траур не только по моим родителям. По нашим жизням, разительно не сходящимися тупой реальностью с мечтами в голове.

Кэсси тянется к вину левой рукой, чуть неестественно изворачивается и сдавленно шипит. Я настораживаюсь, с вопросом глядя на нее.

— Все в порядке, — машет она. Сизый дым сигареты взвивается от резкого движения.

— Не ври, — откидываюсь на спинку стула, хмуря брови. — Что случилось?

Вижу по ее лицу — попала в цель. Нащупала нечто, о чем не знаю. Судя по реакции Дэна, он в курсе.

— Кэсси, мы же подруги, — упрек звучит в голосе помимо моей воли.

Она рваным, злым жестом тушит окурок в пепельнице, сминая с неприкрытой яростью, делает несколько щедрых глотков вина и расстегивает пару верхних пуговиц рубашки. Хлопковая ткань в клетку чуть распахивается, и я обмираю. Мне видна только часть, которой достаточно, чтобы по спине пробежал холодок ужаса. Широкая розовая полоска шрама начинается над грудью, уходя ниже, частично скрываемая одеждой. Рубец блестит, слишком сильно выделяясь на коже. По краям видны следы от проколов. Шрам так напоминает мой, с которого швы пока не сняты. Дэн злобно рычит, напрягается и, дергаясь, отворачивается к окну, да так, что стул под ним жалобно скрипит.

— Швы недавно сняли, — подтверждает мои догадки Кэсси и застегивает одежду. — Только не спрашивай. Не хочу сейчас об этом.

В голове роятся догадки, а в чувствах — смесь страха и паники. Как это вышло? Кто виноват?

— Можно я поживу у тебя? — спрашивает подруга, и мой уставший мозг складывает два и два.

— Конечно, — киваю, слишком активно начиная налегать на алкоголь.

На душе становится паршиво. Огромная черная дыра разрастается в груди, поглощая меня, оставляя бесконечное ощущение тоски, смерти и пустоты.

Спонтанная посиделка затягивается до глубокой ночи. Мы приговариваем несколько бутылок вина, хмелея все сильнее. Разговоры о жизни и пространных, порой философских вещах занимают пьяную беседу с предрассветными, холодными сумерками, пробирающимися внутрь сквозь ледяную гладь окна. Я стою возле него, пустым взглядом смотря на рваный узор горизонта большого города.

«Как мне дальше жить?»

Алкоголь в крови не способствует здравомыслию и позитиву. Дэн удрученно молчит, пялясь в одну точку на стене. Страшно представить, что в его мыслях, сколько невысказанной боли он носит в себе. Кэсси, пошатываясь, встает и подходит ближе. Берет за руку, по-дружески гладя ладонь.

— Ты сильная, ты справишься, — звучит от нее как приговор.

— Какой в этом смысл? — обреченно выдыхаю в ответ. — Какой смысл мне просыпаться утром? Для чего? Для кого?

Отпрянув в сторону, гляжу на печальное лицо подруги. Она криво улыбается и утешительно сжимает мою руку.

— Потому что ты всегда вставала и шла дальше, — звучит сначала ободряюще. — Потому что вариантов у тебя нет. Ты либо тащишь на себе эту жизнь, либо… — она прикусывает губу, умолкая.

По моим щекам бегут непрошенные слезы. Обещала себе не плакать, но не могу сдержаться. Слишком давит мучительная реальность. Кэсси обнимает меня в попытке утешить. А я понимаю: вариантов и правда у меня нет.

***

— Официантка с тебя глаз не спускает. Я бы на твоем месте поинтересовался укромными местами в этом заведении.

— Самаэль! — мама хмурит брови, осуждающе зыркая на отца.

— Лилит, — непоколебимо парирует отец, лукаво щурится и продолжает, — только не говори, что ты не заметила.

Мама недовольно пыхтит, начиная слишком активно жевать свой салат.

Отец поставил ладонь сбоку от лица, шуточно прячась от мамы.

— Ревнует.

— Ничего подобного, — она напустила на себя непринужденный вид, стискивая в руке вилку.

По какой-то неведомой мне пока причине мама весь вечер была на взводе. Одергивала отца, сосредоточенно слушала его слова с тревожностью во взгляде, шутила меньше обычного. Будто ждала подвоха или неприятного разговора, о котором заранее знала.

— Ты его очень опекаешь порой, — отец задумчиво крутит в руке бокал. — Люцифер больше не маленький мальчик, которому ты дула на коленки, когда он их разбивал.

— Он мой сын! — нервно и дергано, голосом, излучающим претензию.

Сегодня явно что-то было не так. Я не гнал коней, не требовал сиюминутных пояснений. Ждал. Отец все скажет, когда придет время.

— Мой тоже, Лилит, — отец сжимает губы в тонкую полоску. — Но он к тому же мужчина. Однажды у него будет своя семья, ответственность, и ему придется научиться принимать решения. Пусть и не самые приятные.

— Вы сегодня сама загадка, — кинул шутку в попытке разрядить обстановку.

— Давайте по существу, — отец становится серьезным, а значит разговор близится к сути. — Твой Свободный год²⁰ подошел к концу. Что планируешь дальше?

После окончания школы я решил взять перерыв, целиком и полностью одобренный родителями. Необходимости в спешке не было. «Важно дать себе время все обдумать в выборе своего жизненного пути», — сказал тогда отец, одобряя мой выбор.

— Есть на примете специальность и университет, — окидываю взглядом родителей. — Университет Южного Иллинойса в Эдвардсвилле. Бизнес и менеджмент, — отец кивнул, не мешая моему ходу мысли. — Есть несколько идей на будущее.

Мечтой называть свои планы я считал неправильным. Мечтатели строят воздушные замки. Целеустремленные люди трансформируют мечту в план действий, прикладывают усилия и добиваются. Работают над собой, над своей жизнью, берут быка за рога и задают вектор. Так меня учили родители.

За прошедший год я почувствовал себя куда свободнее, чем многие мои одноклассники, торопящиеся запрыгнуть в поезд под названием «Жизнь». Пока они готовились к экзаменам, недосыпая, недоедая и волнуясь, я устроился на работу в автомастерскую, просматривал ближайшие университеты, анализировал, размышлял.

— Не хочется бросать работу в автомастерской. Мне нравится возиться с инструментами, — признался с долей сожаления. — Думаю, смогу найти похожую рядом с университетом, чтобы оплачивать свою учебу.

Мама выжидательно посмотрела на отца и отложила приборы, теряя интерес к еде.

— Об этом мы хотели с тобой поговорить, — отец заметил острую настороженность мамы. — Если ты определился, значит готов подавать документы со дня на день?

— Да, — я тоже прервал трапезу. Надвигающаяся серьезная тема чувствуется кожей.

— У нас к тебе есть предложение.

— Я была против изначально! — мама негодующе всплескивает руками.

— Лилит, — отец накрывает ее руку своей, призывая к спокойствию. — У нас есть счет, который мы готовы отдать в твое свободное пользование.

Я немало удивился. Никогда не тешил себя надеждой на помощь родителей, зная, как им непросто далось все достигнутое. Планировал сам устраивать жизнь, заработать на оплату учебы и встать на ноги.

— Но есть одно «но», — догадался до того, как будет продолжена фраза.

— Именно, — подтверждает он мои догадки.