Беру со столика рядом с креслом стакан воды и делаю глоток. В горле совсем пересохло после моего длительного рассказа. Кабинет обставлен дорогущей мебелью на заказ из редких пород дерева. Все расставлено четко по своим местам, словно по линейке, как в армии. Любовь к порядку похвальна. В воздухе висит сладковатый запах духов доктора, пропитавший собой каждый предмет в этой комнате.
— Насколько гибка человеческая мораль, — прерываю воцарившуюся между нами тишину. — Убивающий за свою страну — герой, достойный награды. Убивающий просто так — конченый урод. Где грань между ними? Когда убийство становится оправданным? — посещают меня философские вопросы.
— Вас терзает чувство вины? — более заинтересовано вопрошает женщина.
— Нет. Я выполнял приказ, — не лгу, действительно так считая.
— Вам приказали убивать детей?
«Вот сучка».
— Мне приказали зачистить территорию врага, — снова отпиваю из стакана и ставлю его на столик, стекло цокает о дерево. — Не моя вина, что один из них оказался подростком.
— Окончательное решение принимали вы, — продолжает настаивать на своей линии моя собеседница. — Возможно все же, в глубине души, вы вините себя? Думаете, что могло быть иначе.
«У нее там список провокационных вопросов на листочке?»
— Как иначе? — немного зло и нервно спрашиваю в ответ. — Моя жизнь против его, — указываю на себя, а затем в сторону, обозначая воображаемого врага. — На размышления доля секунды. Любой человек в здравом уме выберет свою задницу, она ближе к телу, — ухмыляюсь мимолетной реакции на ругательное слово. — Я сделал выбор. К тому же у него было оружие, из которого он собирался выстрелить. Мы были на равных.
— Тогда почему вы об этом рассказываете, если не терзаетесь виной?
— Вы точно психолог? — скалюсь, запрокидывая голову назад, на подголовник мягкого кожаного кресла, стискивая пальцами обивку, скрипящую в тишине.
— Мы обсуждаем истоки вашей любви к агрессии. Военный опыт — один из них, — она делает себе пометки с отстраненным лицом.
«Интересно, ей правда похрен? Или это такая психологическая фишка?»
— Может я всегда таким был? — пожимаю плечами, отводя глаза от лица женщины под потолок. — Армия только вывернула наружу мое истинное нутро?
— Не исключено, — легким кивком сопровождает свои слова психолог. — Именно поэтому вы здесь, — она отводит руку с ручкой в сторону, обозначая свой кабинет.
— Я здесь потому, что моя девушка считает любовь к агрессивному сексу патологией.
Я выпрямляю голову резко, до простреливающей боли в шее.
На лице женщины не дрогнул ни один мускул.
— Если такая практика устраивает обоих и не нарушает рамки закона — это нормально, — произносит она успокаивающим тоном.
— Она так не считает, как видите, — слегка раздражаюсь, ловя себя на ощущении какой-то ненормальности.
— Вы рассказывали ей о войне? — ведет беседу в нужное русло моя собеседница. — Подробности. О своей награде, за что вам ее дали.
— Нет, конечно, — кривлюсь на вопрос с очевидным ответом.
— Между вами нет доверия? — спрашивает женщина, опять делая свои гребаные пометочки.
— Есть, — утвердительно отвечаю я, хотя внутри что-то екает, намекая на обратное. — Просто у каждого человека существуют скелеты в шкафу, которые лучше не показывать близким, — замолкаю, фокусируясь на жутко раздражающем метрономе на столе. — Она не поймет меня.
«Зачем ставить такие предметы в кабинете психолога?»
Не задумываясь ни на секунду, поднимаюсь с кресла, в пару шагов преодолевая расстояние до стола. Коротким жестом останавливаю щелкающую стрелку, погружая нас в блаженную тишину. Доктор опять что-то помечает у себя.
— Боитесь, что она уйдет от вас, когда узнает? — со спокойствием удава на лице вопрошает психолог.
— В том числе, — честно признаюсь я.
На столе у доктора также идеальный порядок, почти что нездоровый. Разворачиваюсь, возвращаясь на свое место, кресло скрипит кожаной обивкой под моим весом, пока я принимаю максимально удобную позу.
— Вас не посещала мысль о том, что вы несколько расходитесь во мнениях о жизни?
— Посещала.
— Думали что-то с этим делать?
— Нет. Зачем?
Я в самом деле искренне не понимаю, почему я должен переживать по поводу разности мнений.
— Вы планируете сделать предложение вашей возлюбленной? — продолжается бомбардировка вопросами.
— Да. Именно поэтому я здесь, — развожу руками, обозначая пространство вокруг. — Будь мне все равно, я бы ни за что в жизни не пришел.
— Семья — серьезный этап отношений. Можете сказать, что между вами есть полное, — выделяет она интонацией слово, — доверие?
Она не отвечает толком ни на один мой вопрос, зато своих задает дохрена и больше. Еще и выводы какие-то делает из моих ответов.
— Постойте. Вы намекаете, что мы друг другу не подходим? — брови ползут вверх от удивления и неожиданной догадки.
— Я спросила лишь о доверии, — женщина поправляет очки, коротко касаясь дужек элегантным жестом.
— Я понял. Это такой хитрый психологический прием, — усмехаюсь, помахав указательным пальцем в воздухе. — Вы хотите сказать, раз она не поймет всей правды обо мне, и в постели мы несколько не сошлись, — говорю и качаю ладонью, иллюстрируя слова, — то мне стоит поискать кого-то другого?
— Это ваша мысль, не моя, — указывает кончиком ручки на меня доктор.
— Вас этому в университете научили? Всем этим странным приемчикам.
— Я только задаю вопросы, — тут же открещивается она.
«До чего же хитрожопая, стерва».
— Давайте так, — я подтягиваюсь вперед, придавая телу более ровное положение и хлопаю раскрытыми ладонями по широким подлокотникам. — Идеально подходящих друг другу людей не существует. Окей? — в голосе уже слышно нескрываемое недовольство. — Я не буду рассказывать всю правду и несколько поумерю свой пыл. Она смирится с этим, и мы оба будем счастливы.
Жду ответа на свою тираду или хотя бы очередного вопроса в ее стиле, но доктор только делает записи, скрипя ручкой по белоснежному листу.
— Не обязательно ломать себя ради кого-то, — словно невзначай бросает моя собеседница, постучав стержнем о бумагу.
— Я себя не ломаю! Что за вздор? — плечи нервно дергаются синхронно со словами.
— Не хотите поговорить о вашей самоуверенности и любви к командованию? — спрашивает доктор, никак не отвечая на мою реплику.
«У нее там точно список вопросов».
— Нет, — откидываюсь назад на спинку и скрещиваю руки.
— Вас все устраивает?
Женщина задает вопросы как робот, совсем не окрашивая их ни в какие личные эмоции. Либо хорошо скрывает их, либо ей в самом деле все равно. Деньги заплачены, можно слушать любой бред за такую сумму.
— Считаю их своими достоинствами. Благодаря которым, кстати, я могу позволить себе ваш прием, — ответ выходит слегка надменным.
— Вы злитесь на отца?
— На отца? За что? — искренне удивляюсь я.
— За его методы воспитания.
— А нужно? Благодаря им я смог добиться всего.
— Уверены? — наконец-то вижу хоть маленькую вовлеченность в разговор, женщина демонстрирует интерес. — Может это только ваша заслуга?
Не спешу с ответом, наслаждаясь неожиданно возникшей тишиной в паузе.
«Может уйти отсюда прямо сейчас? Но я ведь обещал посещать сеансы».
— Не поставь он мне условие, я бы не стал тем, кем являюсь, — нервно притопываю ногой синхронно с ответом.
— Уверены? — вторит доктор.
— Вы другие слова знаете? — беседа становится агрессивной. — Ваша фамилия не Менгеле? Разговор с вами настоящая пытка.
Внезапно доктор совершенно искренне улыбается на мою шутку.
— Вы могли стать успешным бизнесменом и без участия в военных действиях, — проговаривает она уже более мягко.
«Она меня провоцирует что ли?»
— Послушайте, — кидаю короткий взгляд на наручные часы. Сеанс почти закончен. — Таковы были условия доступа к моему счету. Они с мамой всю жизнь пахали, как проклятые, собирая эти деньги. Он должен был удостовериться, что я не спущу их на ветер и в состоянии быть ответственным, — сдержанно выдаю факты своей биографии, поправляя манжеты пиджака.