— Деточка, тебе плохо? — окликнул меня добродушный женский голос.
С неимоверным усилием я подняла голову и заметила размытую фигуру в сером комбинезоне. В руках женщина держала швабру. У ее ног стояло ведро.
Я открыла рот, чтобы ответить, но вместо слов смогла лишь зарыдать, утыкаясь в собственные колени и начиная раскачиваться из стороны в сторону. На меня начали накатывать первые признаки паники. Сердце заколотилось так, словно я бежала. Мне никак не удавалось толком сделать вдох. Не знаю, какими нечеловеческими усилиями я смогла начать мало-помалу контролировать дыхание, из последних сил выполняя технику, показанную врачом. Я все еще чувствовала себя ужасно обессиленной, не в состоянии подняться, но хотя бы смогла не скатиться в приступ.
Женщина облокотила швабру на раковину позади себя и подошла ближе.
— Давай помогу, — она протянула ко мне руки. — Пойдем. Не стоит сидеть на холодном полу.
Цепляясь за теплые широкие ладони со слегка шершавой кожей, я смогла подняться. Женщина приобняла меня за плечи и повела прочь. Ноги едва ли меня слушались. Я смотрела на рябой больничный линолеум, с трудом передвигаясь. Она завела меня в крошечную темную комнатушку, пахнущую чистящим порошком. Щелкнул выключатель. Слабый желтый свет выхватил небольшой, некогда белый столик с примостившимся на нем чайником, простой деревянный стул и старую кушетку с потертой, испещренной сеткой темных трещин обивкой.
— Ложись, — женщина заботливо, по-матерински уложила меня на кушетку.
Я закрыла глаза, обессиленная и разбитая.
Зашумел чайник, шелестел полиэтилен, звякнула кружка.
— Тебе нужно поесть, — вырвал меня из дремы голос. — Давай, — позвала меня женщина, намекая, что отвертеться не выйдет.
С усилием поднявшись, я, шатаясь, пересела на стул.
— Я Мэгги, — она подвинула мне кружку, от которой шел пар. — Сладкий чай и сэндвич. Не вздумай возмущаться. Ешь.
Я не нашлась с ответом. Откусила сэндвич и поняла, что дико голодна. Яйцо, курица, лист салата — ничего невероятного. Но он показался мне самой вкусной едой, которую я когда-либо пробовала, поэтому был проглочен буквально за минуту. Я отхлебнула крепкий чай, слегка обжигая язык.
— Спасибо, — севшим голосом поблагодарила женщину.
— Что у тебя случилось? — тепло, совершенно искренне поинтересовалась Мэгги.
— Мой парень... Он... — я умолкла, рассматривая пар, исходящий от чая. — На него напали и ранили. Сильно. Он сейчас на операции.
— У нас отличные хирурги, — начала утешать меня Мэгги. — С ним все будет хорошо.
Я смогла только кивнуть.
— Тебе стоит поехать домой и отдохнуть, — женщина обеспокоенно заглянула мне в лицо. — Выглядишь изможденной.
— Нужно дождаться, когда закончится операция, — я хотела встать, но Мэгги остановила меня.
— Допей чай.
Пришлось согласиться. Уже сутки во рту не было и маковой росинки. Тело одолевала слабость, граничащая с обмороком, словно мой организм делился энергией еще с кем-то.
Мэгги не задавала других вопросов и терпеливо ждала, когда я покончу с чаем. Когда был допит последний глоток, я поднялась, чувствуя себя ужасно неловко за обременение незнакомого мне человека.
— Спасибо, — единственное, что я смогла дать взамен.
— Не за что, — уголки ее губ чуть поднялись вверх. — Не забывай кушать, иначе совсем ноги не будешь волочить, — напутствовала меня напоследок.
Сгорая от неловкости, я попятилась прочь из подсобки. Сомнамбулой брела по коридору, не зная, куда податься, как успокоить себя. Опустилась на один из стульев, плотным рядом стоявших у стены, и молча буравила взглядом пространство перед собой.
— Кейт, — позвал меня мужской голос.
Я растерянно подняла голову. Молодой мужчина в зеленой форме стоял передо мной, разглядывая с обеспокоенным любопытством. Он сел рядом.
— Вам нужна помощь? — осведомился он. — Выглядите усталой.
— Я правда устала, — призналась я.
— Вам лучше поехать домой и отдохнуть. Операция закончена, — с профессиональной сдержанностью посоветовал врач. — Люцифер потерял много крови, но сейчас все в порядке. Мы смогли остановить кровотечение и сохранить кишечник.
Пожалуй, здесь стоило обрадоваться, но я разрыдалась, полная отчаяния и боли. Слабая, беспомощная. Паника подкатила к горлу, в голове зазвенело, сжимая ее обручем. С хрипом хватая воздух, я вцепилась в свое бедро, дрожа, не в силах преодолеть страх. На второй раз моих душевных сил не хватило. Сердце учащенно билось о ребра, на лбу выступила испарина.
Врач обнял меня за плечи и перехватил руку, которой я намеревалась оставить очередные синяки.
— Дышите, — успокаивал он ровным голосом. — Я с вами. Все хорошо, все в порядке, — терпеливо утешал доктор. — Это просто паническая атака. Вдох, выдох. Вот так.
Я закрыла глаза, следуя за голосом. Потихоньку состояние возвращалось в норму, но я обессилела пуще прежнего.
— Ему сейчас нужен отдых и восстановление, — голос мужчины был глухим и далеким.
— Когда можно будет его увидеть?
— В ближайшие дни Люциферу нужен покой. Восстановление займет несколько недель, — врач достал телефон. — Скажите ваш номер. Я буду информировать вас о состоянии и скажу, когда можно будет приехать с визитом.
Я продиктовала номер, путаясь в цифрах, в итоге три раза перепроверив правильность.
— Вас есть кому довести до дома? — любезно поинтересовался мужчина.
Размытым взглядом я уставилась на свой телефон.
— Думаю, да.
***
Последующие дни превратились в сплошное пятно.
После того как Джино забрал меня из больницы, Лана настояла, чтобы я жила у него дома. Мне выделили гостевую комнату, довольно просторную и светлую. Это не имело никакого значения. Я легла в кровать прямо в одежде, чем вызвала у Лана сочувственное изумление. Она заставила меня раздеться, только тогда позволив вернуться обратно.
Я почти не вставала с кровати, если не считать походов в туалет. Лана приносила еду, и под ее неусыпным взором приходилось съедать все до последней крошки.
Среди череды одинаковых дней мне нанес визит шериф. Изначально он хотел, чтобы я сама явилась в участок дать показания. Но поняв, что мне плевать на это, пришел сам. Монотонно, без особого рвения я пересказала произошедшее. Отстраненно, будто это произошло не со мной, и я всего лишь пересказывала недавно просмотренное кино. Шериф записывал, задавал уточняющие вопросы и кивал. Затем его вдруг прорвало на разговоры. Может быть, в моем апатичном молчании он узрел готовность его слушать. Не знаю. Так или иначе, он много говорил, а я молча слушала поток шерифских мыслей.
Он рассказал о видеопослании Билли, в котором мужчина назвал имя предполагаемого убийцы, посетовав на то, что запись никак не приобщить к делу в качестве доказательства. Ведь это всего лишь слова самоубийцы перед смертью и ни грамма фактов, подтверждающих обвинения. Питер объявлен в розыск за покушение на убийство Люцифера и меня, а также убийство миссис Беккер, но не за убийство девушек. В доме нашли остатки красной ткани и одну пустую коробку от туфель. Так себе улики, очень косвенные, как поплакался мне шериф. На заднем дворе дома нашли останки, предположительно Эмили Беккер. В любом случае смерть найденной девушки на совести Питера. Шериф заглядывал мне в глаза с бессловесной мольбой, проговаривая вслух о моей важности как свидетеля и беспокойстве за сохранность моей жизни. Как они чуть ли не всей страной надеются на мою гражданскую сознательность и согласие дать показания в суде. Под моим страдальческим безмолвным взглядом мужчина аж вспотел, заерзал на стуле, не находя себе места.
— И эт самое... — он покрутил в руке бумаги, избегая смотреть мне прямо в лицо. — Вам предлагают вступить в программу защиты свидетелей, — над его верхней губой выступили бисеринки пота. — Новые личности. Другие города. Все такое, — мужчина издал странный звук синхронно со скрипом стула, на котором сидел. — Помогут устроиться, работу найти. Там это... выделяют пособие. И это... того... психолога, — чем дольше я хранила молчание, тем больше он заикался и сильнее тряслись его руки. — Правда, вы... ну это... — мне показалось, шериф сейчас упадет в обморок, — не женаты, поэтому вы как бы по отдельности будете... того... — он прокашлялся, — жить.