Я ностальгировал по своим возлюбленным. Перебирал их блестящие шелковистые пряди в своем альбоме. Гладил длинные каштановые локоны, вспоминая каждую. Их запах, вкус, голос. Они навечно были со мной, в моей памяти, нашем с ними семейном альбоме, где я в любой момент мог прикоснуться, вспомнить.

Их души, заключенные в аккуратно склеенные пряди, вибрировали на кончиках пальцев. Ароматы волос вперемешку с клеем стали фетишем, ритуалом, способным унести в сладкий миг. Эрекция не заставила себя ждать, неприятно упираясь в джинсы. Я раздвинул ноги и опустил руку вниз, с усилием сжимая пах сквозь грубую ткань.

— Давай больше не будем так делать, — Билли оглянулся на дом, частично видимый из-за кустов, за которыми мы сидели.

— Тебе неинтересно? — я раздвинул ножом пятнистую шерсть. Кровь потекла сильнее, тугими каплями падая на влажную землю.

— Мне жалко животных.

Он отвернулся, когда я подцепил гладкие розовые кишки, мокро блеснувшие в дневном свете, и потянул наружу. Они с влажным шлепком вывалились из распоротого брюха, извиваясь и скользя странной, ленивой змеей. Билли заметно позеленел, сжал губы и сглотнул, будто его сейчас вывернет. Я не чувствовал тошноты в эти моменты. Никогда.

Голод разинул свою зловонную пасть, пахнув мне в лицо смрадным дыханием. Показал гнилые острые клыки, которыми будет рвать мое существо.

— Мне и так досталось от родителей после прошлого раза.

Он старательно отводил глаза, но зрелище было слишком завораживающим. По лицу было понятно, как Билли пытается делать меньше вдохов, чтобы не чувствовать запахов.

— Я не виноват, что ты плохо врешь и медленно бегаешь, — он начинал раздражать меня нытьем.

— Мама думает, что я больной, — его губы задрожали, поджатые от обиды и бессилия. — Сказала, что поведет меня к врачу, если я не прекращу.

— Тебе и нечего прекращать, — я был холоден и резок, как сталь моего ножа.

С усилием раздвинул ребра и нашел сердце. Маленький символ жизни, который я остановил своей зловещей волей и твердой рукой.

Я отложил дневник, позволяя себе предаться сладостному мигу. Любовно погладил поблескивающую в свете настольной лампы красную поверхность туфли. Приласкал тонкую шпильку, переходящую в изящный изгиб. Уверен, Кейт будет очаровательна в них.

Я закрыл глаза, разрешая воображению показать мне наше будущее свидание. Член почти болезненно ныл, напряженный до предела. Голова кружилась, дыхание стало коротким и частым.

Я расстегнул ширинку и сжал рукой ноющую плоть.

Наша отложенная встреча будоражила меня с каждым днем все сильнее и сильнее. Она — недоступная мечта. Сладкий плод, который я желаю вкусить как никого и никогда. Еще рано, не время, не место. Пока что все против меня, и я не должен терять голову от нашей страсти. Нет, нет. Холодный, трезвый ум. Мне нужно слегка остыть.

Я начал водить рукой вверх-вниз до приятных спазмов внизу живота.

Лезвие с влажным хрустом яростно воткнулось в разваливающиеся внутренности. Еще и еще раз. Органы превратились в месиво, мокро чавкающее от моих ударов. Нож проходил насквозь, втыкаясь в землю и разрывая мягкую плоть.

Билли подавил рвотный позыв, зажал рот рукой и отвернулся. Я увлекся, закрыл глаза, питаясь сочными звуками. В мозгу мелькнула картинка, внезапная… и приятная. Под свирепыми ударами я видел свою мать. От испуга выронил нож. Свитер противно прилип к вспотевшей спине, кровь пульсацией стучала в ушах.

Огонь вызывает во мне восторженный трепет. Искусное творение природы, изворотливые языки пламени лижут воздух, любя обнимают все рядом, окуная в горячий вихрь заботы. Я не могу совмещать его и свои свидания, слишком разрушительно для памяти. Огонь съест мои чувства и их образы в голове. Но это было бы идеально. Идеально как тогда, раньше.

Я неистово, грубо терзал себя, мокрый от пота, трясущийся от возбуждения. Соленые капли пота скатились по верхней губе. Я схватил белье из альбома — это была моя память о Валери — и вдохнул его волнующий запах. Мне нужно раздобыть трусики Кейт. Жизненно необходимо.

— Что вы делаете?! — из транса меня вырвал крик девочки.

Эмили стояла недалеко от нас, с открытым ртом и ужасом глядя, как пламя пожирает растерзанную тушку. За руку она держала маленькую Валери, спихнутую ее матерью на нас по случаю Дня урожая.

— Эми, уйди в дом! — Билли вскочил с земли, сжимая и разжимая кулаки.

Его трясло от паники и осознания, что нас застали на месте расправы.

— Эми, что они делают? — наивно, по-детски спросила Валери.

— Ничего, малышка, — девочка прижала ее к себе, отворачивая милое личико от развернувшейся картины. — Я все расскажу маме! — крикнула Эмили. — И твоей тоже! — она сердито наставила на меня палец вытянутой руки.

— Эми, нет! — Билли метнулся вперед, желая остановить нежеланных свидетелей.

Но девочки быстро убежали в дом. Палая листва тревожно шуршала под быстрыми шагами.

Влетело же мне тогда от матери. Она швырнула меня в темный подвал, с нескрываемым гневом и в то же время с удовольствием наблюдала, как я покатился кубарем по лестнице, поцарапал руки до крови и больно ушиб голову. Наказала подумать о своем поведении, надеясь, что тьма вразумит меня. Она не понимала — тогда все только начиналось, тогда тьма уже была во мне. Крошечное черное семя пустило ростки. Тогда голод зародился в моем нутре, пропитал мою сущность, объял узловатыми ледяными пальцами и начал требовать свою дань.

Пришлось зажать рукой рот. Стул жалобно скрипел под конвульсиями удовольствия в теле.

Тьма счастливо облизнулась, благосклонно скрывая острые зубы.

***

Резвый темп, набранный нами в исследовании дневника, и желание поделиться находкой обрубило на корню маленькое, непредвиденное обстоятельство. Шерифа не было в городе. Служителя закона понесло в округ по одним лишь ему ведомым рабочим делам. В результате чего нас ожидал томительный, совершенно бесполезный день, за который мы оба извелись, сжигаемые изнутри открывшимися обстоятельствами.

Кейт отработала дневную смену. Я ворошил архив, выплескивая всю энергию в поиск информации и, надо сказать, довольно продуктивно. Обнаружилось весьма занимательное дело двадцатиоднолетней давности. Соседка Валери сообщала о зверской расправе над несколькими ее кошками, утверждая, что видела на месте Билли Беккера.

Сначала поджоги, где он играл роль главного фигуранта. Теперь кошки. У меня укреплялось впечатление если не в прямой причастности Беккера, то хотя бы косвенном его участии. Не знаю, как и каким образом он постоянно оказывался пойманным за руку во время этих, мягко говоря, шалостей. Возможно стоило нанести еще один визит его родителям, несколько позже, когда боль утраты пойдет на спад. Бесполезность целого потерянного дня отбилась моей занимательной находкой.

В пятницу сразу после завтрака, не откладывая в долгий ящик визит, решено было поехать к шерифу. Знания буквально раздирали нас изнутри, требовали поделиться и призвать к ответу хотя бы одного виновного. В участок мы домчались на адреналине, воодушевлении и явной взбудораженности своим открытием.

Я распахнул двери, игнорируя секретаря, твердым шагом устремился в кабинет шерифа. Кейт скакала следом за мной вприпрыжку, размахивая на ходу дневником Линды. В кабинет наша процессия ворвалась без стука, практически как к себе домой. Запыхавшаяся Уилсон врезалась мне в спину, когда я резко остановился на пороге.

— Я ничего не понял из нашего разговора, — шериф вскочил с места, сбитый с толку происходящим.

Кейт метнулась к столу служителя закона, поднимая дневник над головой, как победоносное знамя.

— Дже… — вознамерилась она с ходу рассказать, в чем дело.

— Постой, — я поднял руку, останавливая рассказ. Сначала мне было необходимо уточнить один момент. — Шериф, позвоните своей жене.

Мужчина нахмурился, на усталом лице залегла тень недовольства моей попыткой смешать личные и рабочие дела.

— Не нужно вмешивать мою жену, — процедил он сквозь зубы.