– Почему? Сказать по правде, всегда было интересно, почему женщины на вопрос о возрасте реагируют так, будто я страну продал. Если женщина выглядит великолепно, неважно, сколько ей лет. Это прекрасный показатель превосходных генов и самоорганизации.
– А если женщина выглядит неважно?
Ростик задумался.
– Если женщина выглядит неважно, думаю, некому будет спрашивать, сколько ей лет.
– Очень смешно, – улыбнулась Лари и прибавила: – Ты правду говоришь, если женщина хорошо выглядит, не имеет значения ее возраст. Правда и то, что если женщина выглядит моложе своих лет, значит у нее завидные гены, плюс – она следит за собой. А если это так – зачем спрашивать, сколько ей лет? То, как выглядит женщина – ответ на все вопросы.
– То же верно, – отозвался Ростислав. – И все же, бывает интересно.
– Я где-то читала, что мужчина норовит узнать точный возраст только в одном случае – если он всерьез заинтересовался женщиной и ему надо спланировать дальнейшие действия. То ли ограничить общение сексом, то ли подумать о женитьбе, – Лари кокетливо улыбнулась. – Как ни крути, у многих мужчин есть пунктик, что его женщина должна быть младше, может – ровесница, а если и старше, то – на чуток.
– Есть в этом правда, – кивнул Ростик. – Возможно, всему виной инстинкт. Мужчина инстинктивно ищет женщину, которая способна родить ему здоровое потомство. Молодые женщины для этих целей подходят больше. А если женщина, допустим, выглядит на тридцать, а на самом деле ей сорок пять, то … В сорок пять репродуктивные функции женщины не такие, как у тридцатилетней. Согласись? Надо полагать, женщина, которая выглядит моложе своих лет, норовит одурачить мужчину. Так что, Лари, интересоваться возрастом женщины, нормально. По крайней мере, я думаю так.
– С одной стороны, соглашусь. С другой, если мужчина так ждет правды от женщины, зачем же ее дурачит.
– В смысле? – Ростик отпил шампанского.
– Когда мужчина хочет соблазнить женщину, он не торопиться говорить правду о своем достатке, здоровье и уме. А это тоже важно с точки зрения воспроизводства. Женщина тоже ищет мужчину, который не только передаст хорошие гены, но и сможет обеспечить потомство всеми условиями для жизни. Мужчина же преувеличивает или искажает факты. Делает дорогие подарки, как бы невзначай говорит, что ходит в спортзал, а по вечерам рассказывает о великих деятелях политики, культуры и искусства. Так он говорит женщине о том, что богат, здоров и умен. Хотя на самом деле, на подарки тратит сбережения за последние пять лет, в спортзал ходит всего месяц, а продемонстрировал знания только потому, что накануне весь день читал и готовился к экзамену перед дамой сердца. Это же обман? – Лари заулыбалась. – Так что, Ростислав, если следовать твоей логике, если женщина попросит мужчину предоставить выписку из банковского счета, историю болезни и диплом о высшем образовании с вкладышем, то это тоже будет нормально.
Ростик посмеялся, ничего не сказал в ответ.
– Прав Мэтт Ридли, – прибавила Лари, помолчав, – само слово «соблазнение» подразумевает обман и манипуляцию1.
– Твоя взяла, – Ростик махнул рукой и шутливо прибавил: – Мужчины и женщины достойны друг друга. А Мэтт Ридли – это кто?
– Британский ученый, доктор наук. Он написал книгу «Секс и эволюция человеческой природы». Прочла на одном дыхании.
– Ты много читаешь, я полагаю…
– Хотелось бы больше, если честно. Раньше читала чаще. Сейчас – по настроению, – Лари положила вилку на тарелку. – Лет пять назад отдавала предпочтение научной литературе. Теперь – художественной.
– Любимый автор?
Лари задумалась.
– Сложно сказать. Много писателей, чьи книги завораживают – либо самой историей, либо стилем изложения. Из классиков нравится Джек Лондон, он выдающийся мастер слова. По остротам – нравится Оскар Уайльд. Читаю его с карандашом в руках. Что ни фраза – афоризм, – Лари отпила шампанского, немного помолчала. – Из русских классиков люблю Достоевского, Толстого… И все-таки, – сказала Лари, немного помолчав, – великих и интересных книг и писателей много. Чтобы отдать кому-то предпочтение, нужно прочесть все произведения всех писателей или хотя бы половину, как классиков, так и современных авторов. Это, как понимаешь, невозможно.
Ростислав и Лари некоторое время молчали. Лари доедала рыбу, мягко отделяя филе, а Ростик попивал шампанское, закусывая клубникой, и наслаждался красотой звездного неба.
– Расскажи о себе что-нибудь, – нарушил тишину Ростик.
– Что именно?
– Например, где живешь? Чем занимаешься? Помимо того, что пишешь книги.
Лари замешкалась.
– Тебе вправду хочется знать?
– Я бы не спрашивал…
– Хорошо. Только дай мне пару минут, – Лари взяла тарелку. – Я отнесу посуду и возьму плед.
Лари встала из-за стола и спустилась на нижнюю палубу.
Она не спешила возвращаться к Ростику. Он всего лишь попросил рассказать о себе, а она взволновалась, будто школьница на выпускном экзамене. С одной стороны, Лари искренне хотела поговорить о своей жизни, и в то же время она с удовольствием промолчала бы о ней. Во всяком случае, в этот вечер.
Лари вернулась спустя минут десять. Она плюхнулась в мягкое кресло, укуталась в плед и взяла бокал шампанского.
– Может, ну его… – сказала она.
– Ты о чем?
– О моей жизни.
Ростик хитро посмотрел на Лари.
– Нетушки, – игриво сказал он, – мне интересно. К тому же – так нечестно. Ты знаешь обо мне все, а я о тебе – ничего. Уж приоткрой завесу тайны.
Лари вздохнула, немного помолчала и неуверенно заговорила.
– Я родилась в Ростове-на-Дону. Собственно, как и ты … – она запнулась, глянула на Ростика. – Мой отец бросил нас с мамой, когда я была еще малышкой. Уехал с любовницей в другую страну. Смутно его помню. Есть некоторые воспоминания, но они такие расплывчатые, что иногда мне кажется, я их придумала. О том, что он уехал с другой женщиной, я узнала, когда училась в девятом классе. Когда спрашивала маму об отце, где он, почему не приходит ко мне, не звонит, она расстраивалась и говорила, что когда я вырасту, она расскажет. Помню, я только перешла в девятый класс. То ли пятое, то ли шестое сентября. Вечером, когда мама пришла с работы, я ей сказала, что уже выросла и хочу все-таки знать, где мой отец. Мама посадила меня за кухонный стол и рассказала, сухо, коротко. А потом молча встала, ушла в ванную комнату и пробыла там около часу. Плакала. Не знаю, почему, но с того дня мы с мамой отдалились друг от друга. Она почему-то стала ко мне более строга, а я почему-то стала равнодушной к ее требованиям и нотациям. Возможно, бунтарский дух подростка всему виной. Может, что-то другое. Нам так и не удалось восстановить нормальные отношения. Она пропадала на работе, я жила сама по себе.
Единственным авторитетным взрослым для меня был дядя Толя, мамин старший брат, – продолжила Лари, немного помолчав. – У него с женой, тетей Ирой, долгое время не было детей, поэтому они ко мне относились с особенной теплотой и заботой. Дядя всю жизнь проработал на юридическом факультете. Доктор наук, уважаемый профессор кафедры уголовного права. Мы часто за чашкой чаю говорили о моем будущем. Он хотел, чтобы я получила юридическое образование. Я, признаться, не горела желанием, не считала профессию юриста привлекательной. «Дело не в привлекательности профессии, – сказал он мне как-то, – а в привлекательности юридического образования». Я скривилась в ответ, и он принялся читать мне лекцию. Через каждое предложение повторял, что юридическое образование повышает собственную правовую культуру, что я получу фундаментальные знания, что диплом юриста предоставляет огромный выбор среди профессий, прямо не связанных с правом. А в конце заключил: «Юридическое образование – универсальное, девочка моя! В этом надо видеть привлекательность». Его взяла. После недолгих раздумий, я решила поступать на юрфак. И не пожалела. Юриспруденция увлекла меня с первых дней студенческой жизни. Училась я очень хорошо, диплом – не красный, но ни одной тройки. Особенно полюбила уголовное право. Когда получила диплом, поступила в аспирантуру, защитила диссертацию и осталась преподавать.
