Девочка сглотнула и тоже пошла следом за мальчишкой.

В фонтане плескалась радужная рыбка, которую Самуэль выловил своими руками в заливе и мечтал, чтобы она тут прижилась.

Девочка села на бортик и стала смотреть, как рыбка отбрасывает на каменные стены яркие блики.

—  Как тебя зовут, говоришь?  —  спросил Самуэль.—  Брайт,  —  сипло ответила девочка.—  Брайт... это потому что ты вся сверкаешь?

Он презрительно скривил губы. Самуэлю Геру было уже тринадцать, и он не считал нужным думать о такой ерунде, как комплименты. Хорошенькие девчонки его просто пугали. Такие, как эта Брайт.

Отец сказал Самуэлю, что они троюродные кузены и что мать девчонки настоящая сирена или нимфа. Это звучало невероятно здорово, но почему-то от одной мысли про светящуюся кожу и неестественно длинные волосы Брайт Масон, у Самуэля пекло щёки. А какому тринадцатилетнему это понравится?

Девчонка сглотнула.

—  Я не могу перестать сверкать, мерзкая ящерица,  —  фыркнула она и, гордо вздёрнув нос, пошла в дом, даже не подобрав книгу с легендами.

Самуэль не побежал следом. Он снова уставился на свою сверкающую рыбку. И Брайт Масон сверкала. У нее были огромные розовые глаза. И слишком хриплый голос. Говорят, если настоящая сирена или нимфа (кто ж их разберёт) запоёт  —  будет худо.

—  Я не ящерица,  —  буркнул Самуэль.  —  Сама ты... ящерица.

Самуэль услышал мягкую поступь за своей спиной и, не глядя поднял руку, тут же в ладонь ткнулся большой мокрый нос, а потом под локоть протиснулась огромная белоснежная кошачья морда.

—  Привет,  —  вздохнул Самуэль Гер.—  Привет,  —  на месте белоснежной тигрицы появилась женщина.

Мягко улыбнулась мальчику и растрепала его тёмные волосы.

Он поморщился, но протестовать не стал.

Женщина выглядела так, будто была не просто хозяйкой дома, а хозяйкой целого леса, и Самуэль как всегда восхищённо вздохнул. Он страшно гордился своей матерью и считал её невероятной и идеальной. Самуэль унаследовал от отца поэтичность и романтичность, граничащую с одержимостью. На это наложилась невозможная уверенность в себе. А ещё залюбленность, о, да.

Самуэль считал, что живёт в идеальном мире, в котором никому нет места, там только его семья. Его отец. Его дом. Его сестра. Его мать. А все остальные  —  не такие как они.

Турсуаза Гер стояла на траве босиком. На щиколотках болтались коричневые кожаные ремешки с деревянными бусинами. Такие же украшали руки. Кудрявые волосы растрепались, выбились из небрежной косы и теперь обрамляли лицо, будто густая листва ствол дерева.

Мать всегда казалась Самуэлю лесной разбойницей с луком и стрелами.

Она носила льняные платья, подпоясанные широким кожаным поясом, по утрам ходила на море купаться и умела танцевать так, что из-под ног искры летели. Самуэль даже представить не мог, что когда-то это создание носило красивые голубые платья и причёски. Нет, ни за что бы не поверил в такую чепуху.

Она была самой смелой женщиной на свете, и самой нежной к тому же. И самой мудрой. И уютной.

А ещё его мать обращалась огромной белой тигрицей и в этом месте любой вредный собеседник мог бы заткнуться и признать, что Турсуаза Гер  —  лучшая женщина на земле.

—  Ты как будто расстроен,  —  она вздёрнула бровь и улыбнулась.

—  Брайт Масон... ящерицей назвала.

—  А ты кто?

—  А я... дракон!  —  смело ответил Самуэль Гер.  —  Да же, мам?

Он посмотрел на неё совсем по-детски, будто не знал ответа. А Турсуаза Гер пожала плечами, села на траву, скрестив ноги, и рассмеялась:

—  Как будто это тебе решать,  —  она, конечно, шутила. Он знал это, но всё равно поёжился.

—  А если,  —  шепнул он.  —  Эта противная Брайт Масон  —  моя истинная? А? Она тут мне легенды рассказывала, будто я их сам не знаю,  —  он продолжал шептать, склонившись к матери, будто они были заговорщиками.  —  И болтает всякое... и она светится, видела такое? Ага... и я о чём...

—  Эй!  —  улыбнулась Турсуаза.  —  Во-первых, Брайт Масон не может быть тебе истинной. Она дочь твоего дяди. Это противоречит легенде. А во-вторых... и что с того? Ты же помнишь, мы же рассказывали. Дракон принадлежит его паре, милый. Не себе.

—  А вдруг мой дракон достанется какой-нибудь дуре,  —  топнул ногой Самуэль.  —  Не хочу... чтобы за меня решала какая-то... сумасшедшая девица!

Турсуаза рассмеялась.

—  О, так и будет, непременно!

Мама очень много смеялась, и Самуэль это на самом деле нравилось, хоть он и кривился, как будто в тринадцать уже познал жизнь. Мама не была из тех шумных деятельных дам, что вечно заняты чем-то важным. Мама была... мамой. И она смеялась. И шутила. И любила.

Самуэль было страшно, что однажды на его пути встретится какая-нибудь... Брайт и заменит собой этот свет.

—  Почему ты смеёшься,  —  он упал рядом с матерью и покровительственно обнял её хрупкие плечи.

Мама была маленькой, тоненькой, как ребёнок. Даже когда Самуэлю было всего семь, он уже думал, что сможет маму защитить и даже не подозревал, что она приходит ночью спасти его от холода, поправляя одеяло. Что уж говорить, когда ты совсем взрослый тринадцатилетка?

—  Поверь... когда пара появится, тебе будет совершенно наплевать, кого она выберет. Тебя или дракона... неважно. Ты будешь смотреть на неё и просто любить, и плевать в каком качестве.

—  Но только эгоистка отберёт у дракона его половину!  —  воскликнул мальчик.  —  Такая пара мне не нужна! Я  —  дракон!

—  Ты  —  человек, Самуэль Гер,  —  улыбнулась мама.  —  И открою тебе страшную тайну... я тоже человек. И папа человек. И малышка Ли...

Самуэль поморщился при упоминании сестры. Уж на что мальчик любил мать, но сестра... непросто однажды придётся её жениху, ой как непросто.

—  Ладно,  —  он махнул рукой.  —  Я подумаю над этим. Мне пора. Нужно объяснить Брайт Масон, что её это “сверкание” просто возмутительно.

Он усмехнулся совсем как взрослый и ушёл, оставив Турсуазу сидеть на траве у фонтана, блаженно откинув голову. Она наслаждалась тем, как касаются лучи солнца её лица.

Раз... и огромная тень нависла над ней.

Два... и вместо теплых лучиков кожи коснулась обжигающая снежинка.

Огромный дракон сложил крылья, мотнул головой, превращаясь в мужчину, и скрестив на груди руки, посмотрел на жену.

—  Снег?  —  крикнула она через всю поляну, ловя снежинки рукой.

—  Не нравится?   —  он усмехнулся, совсем как сын только что, и самодовольно протянул:  —  Зна-аю, что нравится. Можешь даже не отвечать!

—  Куда уж, куда уж...  —  пробормотала с нежной улыбкой совершенно одичавшая Турсуаза.  —  А знаешь, что знаю я?

—  Что?  —  Темнейший князь Дорна приблизился к ней и провёл рукой по растрепанной косе.

—  Что ты сейчас страсть как хочешь меня поцеловать,  —  она сощурилась с не меньшей самоуверенностью.

—  Эй, удар ниже пояса! Я всегда этого хочу!  —  возмутился он и только сделал решающий шаг вперёд, как Турсуаза обратилась Тигрицей и со всех ног рванула к лесу.

Чего стоишь? У нас дела княжеской важности на поляне!  — услышал Дракон весёлый голос в своей голове.

“Женщина! Ты однажды меня убьёшь! Люби меня хоть чуточку поменьше!”

Как скажешь! Я тут подумала...

Дракон зарычал и настиг свою жертву. Жертва не сопротивлялась. Она была на своём месте, зачем ей сопротивляться?