Валирийцы.

Этот акцент не сложно было узнать, ведь мой родной язык громыхал по просторной зале, оглушая воспоминаниями о доме. Не самыми приятными, надо заметить.

На полу так же были разложены лежаки со множеством подушек, всюду мягко колыхались тонкие ткани штор, играя с ветерком из открытых окон. Аромат курительных смесей резко ударил в нос, и я невольно поморщилась, стараясь скрыть это за локонами волос, упавшими по сторонам опущенного лица.

— А это что за красавица?! — восхищение в голосе было неподдельным, но отчего-то меня все же передернуло.

— Моя лирея, друзья, — представил меня шайсар, говоря на всеобщем, и протянул ладонь, приглашая присесть рядом с его креслом. — Столь нежные женщины располагают к беседе, вы не находите?

— Если бы нас были такие лиреи, — послышалось справа, но я продолжала держать голову опущенной, умирая от любопытства рассмотреть гостей.

— Такой, как моя не обещаю, но вечером я устраиваю для вас праздник. Наши женщины покажут, что умеют, и я уверен, вы будете восхищены их стараниями.

— Интересно, а трахать их можно будет? — уточнил кто-то на чистом валирийском.

— Да кто ж его знает, этих шайсаров! Может и свою девицу попробовать даст, уж больно она сочная. Такую только на член, и скакать заставить!

Они дружно заржали, а у меня дрогнули губы в проклятье, но ответить не посмела. Мне не давали такого права, а значит, если нужно будет молчать, и будет невмоготу, я зашью себе губы! Не хватало только разгневать шайсара, нежно поглаживающего меня по волосам, и так быстро выходящего из себя.

Лимит на мои прощения тоже не вечен.

— Красиво у них тут, но все такие чопорные! Скукотища!

— И не говори. Зачем вообще согласились на эту поездку? Он же уже был согласен на условия Горсара, чего ему еще надо? Старший хочет на нем отлично навариться, и цену не повысит.

— Не зудите. Зато на местных баб посмотрим, может и перепадет чего. Как думаешь, хвост у них есть?

— Надеюсь, нет. Мне и обычной дырки хватит.

И вновь этот сальный смех.

Шайсар мягко потянул меня к себе, усаживая на колени, и прижавшись у моему виску губами, мягко поцеловал, обжигая кожу горячим дыханием.

— Вы понимаете, о чем они говорят? — прошептала, дрожащими пальцами хватаясь за мужские плечи.

— О чем? Ты понимаешь их?

— Я валирийка. Конечно, я их понимаю, — прошептала я, и шайсар, запустив пальцы в мои волосы, притянул к себе, позволяя ближе придвинуться к его уху. — Они говорят о том, что какой-то Горсар цену менять не станет, и они приехали зря. И про какой-то навар.

Мужские пальцы на моих бедрах сжались крепче, да так сильно, что я пискнула, и шайсар поумерил пыл. Он повернулся ко мне лицом, и поцеловал, привлекая внимание мужчин к этой неожиданной сцене нежности.

— Красивая у вас лирея, господин Аш-Зидай. А где вы таких берете? Неужели у тетушки Терн?

— Правильный вопрос — за сколько, — ответил шайсар, не отпуская меня со своих колен, но отрываясь от губ, что сейчас пылали от страсти, вложенной в поцелуй. — Дорого. Моя лирея стоила очень дорого. Но я еще ни дня не жалел о покупке.

Это можно было бы расценивать, как комплимент, но говоря это, шайсар смотрел в лицо своего гостя, а не в мое, чем показывал, что лишь отвечает на вопрос, а не тешит мое и без того уязвлённое самолюбие.

— И не жалко? На бабу то.

— Нет. У нас такие устои — для женщин нельзя жалеть ни золота, ни серебра, ни собственного достоинства.

В зале повисла тишина, и неотесанные валирийцы крепко задумались, наверное, впервые слыша о том, что женщина не просто вещь, которую пользуют и в быту, и в койке, а что-то большее.

Поворачиваться уже не хотелось. Я примерно представляла, что я там увижу, и желание утолить любопытство умерло, оставляя после себя брезгливость.

— Бабы такое отношение не ценят, — все же посмел поспорить один из них.

— Бабы — возможно. Женщины — платят тебе вдвойне. Никогда не задумывались о том, что если подарить ей серьги утром, — мое сердечко стукнуло, об упоминании подарка. — Вечером в постели с тобой будет самая страстная, самая желанная, единственная для тебя женщина. А не баба, пересолившая похлебку.

Он бросил это упреком. Элегантным, поучительным, но все же упреком, и сразу же вслед, вновь зазвучали голоса на валирийском.

— Он нас учить будет, как с бабами обращаться?

— Змея, он и есть змея. Скользкий гад, — говоривший крепко ругнулся пару раз, добавив еще несколько нелицеприятных эпитетов в адрес шайсара.

— Предлагаю пользоваться гостеприимством на всю, посмотрим, сколько его баб мы лишим сережек по утрам, промотав пол казны!

И вновь смех.

— Что они говорят, свет души моей? — мурлыча голосом, словно огромный кот, шайсар вновь повернулся ко мне, заглядывая в лицо и улыбаясь.

Только вот меня передернуло от этой улыбки. Такая искусственная, неживая, замершая на красивых губах, она портила его лицо своей неестественностью.

— Говорят, что будут пить и гулять за ваш счет, господин. И…

— Что?

— Я не буду это повторять. Оскорбительно, даже для моих ушей.

— Хорошо. Я тебя услышал, — он замолчал, вновь внимательно рассматривая меня, и заметив покачивающиеся в ушах сережки, добавил: — Они идут тебе. К цвету глаз.

— Я не успела поблагодарить…

— Успела. Кто еще согласиться переводить такой грубый для произношения язык? Он же звучит так же, как если водить пилой по доспехам.

Его искреннее непонимание, как можно так коверкать всем знакомые буквы, заставило меня улыбнуться, чего шайсар так же не оставил без внимания.

— Ты улыбаешься лучше, чем я.

— Наверное, у меня больше опыта, господин.

— А много ли было поводов улыбаться?

— Для улыбки повод не нужен. Улыбка и есть повод.

Он задумчиво нахмурил брови, пытаясь усвоить сказанные мной слова, и решив что-то, поднялся, мягко опуская меня ногами на каменный пол.

— Думаю, завтрак можно считать законченным. Через две четверти часа приглашаю вас к главным воротам. Начнем праздник с игр и развлечений. Вы же не прочь размять мышцы, друзья?

Краем глаза, мне все же удалось разглядеть несколько круглых животов, лежащих на расставленных коленях, и я едва не засмеялась в голос.

Эстафета!? С этими курдюками?! Да они и ста локтей без одышки не пробегут!

— Будут женщины и вино. Самое лучше, что у меня есть. Для дорогих гостей, — пообещал шайсар, и не прощаясь, вышел, утаскивая меня следом.

Только оказавшись за дверьми столовой, я поняла, что мне не перепало даже крошки, и живот недовольно заурчал.

Господин дотащил меня до своей спальни, и опустил только у кровати, спеша к шкафу, и вынимая из него плотный костюм из дубленной кожи с металлическими вставками. На блестящих пластинах был выбит герб в виде двух змей, кусающих друг друга за хвосты, почернением выделяясь на поверхности металла.

Господин собрал темные волосы в высокий хвост, закрепив их тугим кольцом, и повернулся ко мне, поправляя кожаные наручи на запястьях.

— Почему ты не переодеваешься?

— Что?

— Ты идешь со мной, а это платье совсем не подходит для бега.

— Но у меня нет такого костюма! — мужчина на секунду задумался, а потом взглянул на браслет в виде змейки на моей руке, тот самый что дала его сестра.

— Попроси у Исшин, думаю, она не станет жадничать.

— Надеюсь, — я поднялась с кровати, и направилась к дверям, чтобы поискать Тихию, но господин мягко остановил меня:

— Отправь Дарма, — понимая буквально недоумение на моем лице, мужчина перехватил мое запястье и поднеся его к лицу, прошептал: — Найти Исшин, я зову ее.

Браслет, красивый и неживой, запульсировал, и с тихим щелчком распрямился, сваливаясь на каменный пол. Слишком ловко для любого металла, выскользнул из спальни, оставляя меня стоять с открытым ртом.