Я кладу руку на бедро, пожимая плечами… но этот жест скорее враждебный, чем случайный, а моё правое плечо ещё сильнее горит от напряжения, чем раньше. Мой голос полон презрения, сарказм так и плещется, когда я отвечаю:

— Ну, давай посмотрим, Кэт. Я склонен думать, что знаю лучше, потому что… ну, так и есть: как минимум, в нашей маленькой группе. А ты… у тебя, похоже, вошло в привычку слетать с катушек и не продумывать всё до конца, так что да… прости меня, чёрт подери, за то, что я принимаю рациональные решения.

Её волосы развеваются на ветру, а яркие глаза сверкают, когда она говорит:

— Да, но принятое тобой решение оказалось отстойным. Ты указал в этом направлении. И только посмотри. Ничего. Здесь пусто. Хорошая работа, Капитан.

— Эй! — рявкаю я. — Если думаешь, что можешь сделать это лучше, так бери бразды правления на себя, принцесса.

— Хорошо. Так и сделаю. — Она скрещивает руки на груди.

— Фантастика.

— Прекрасно!

— Веди.

— И поведу.

— Отлично

— Отлично! — кричит она, а её красивое лицо морщится от гнева. Щёки пылают, а руки скрещены на груди. Она словно в любой момент топнет ногой от злости. Это рассеивает мою агрессию. Одна мысль об этом забавляет, и я не могу воспринимать её серьёзно на данный момент.

Ветер играет с её волосами, и я вспоминаю, как она прекрасна. Подумываю пойти на уступку. Вздыхаю, отводя взгляд от этого прекрасного лица, и замираю на несколько мгновений.

— Я серьёзно, Кэт. Ты уверена, что можешь взять на себя руководство? Вернёшь нас целыми и невредимыми?

Она медленно опускает руки по швам, явно удивлённая моим согласием, и не колеблется:

— Да, я уверена, что смогу. Я, может быть, и не заядлый турист, но у меня тоже есть своя доля опыта в этих лесах, а моё чувство направления отлично работает… вне зависимости от твоего мнения.

— О, я заметил, — киваю ей. — Похоже, у тебя нет никаких проблем с управлением желчью, которую ты пускаешь в мою сторону. — Я слегка улыбаюсь, чтобы растопить лёд.

Она улыбается мне. Это застенчивое выражение неохотно мелькает на её губах. Девушка преувеличенно закатывает глаза, причмокнув губами.

— О, выкуси, — шутит она.

Моя улыбка становится шире:

— Только скажи, когда и где.

Это дико неуместная шутка, но, к счастью, вместо того, чтобы ударить меня, она начинает дико хохотать, тихо подфыркивая. Я тоже не могу удержаться от смеха. Впервые слышу её смех. И удивляюсь тому, как мне нравится этот звук.

Успокоившись, мы объявляем временное перемирие. И я позволяю Кэт делать следующий ход.

Она изучала карту с момента, как проснулась сегодня утром. Я стоял рядом, пока она оживленно рассуждала о том, куда нам следует направиться, какой маршрут выбрать.

Внезапно она кажется уверенной в себе. Уверенной в том, в каком именно направлении нам нужно идти. Кроме того, она и правда знает Теннеси лучше, чем я. Это её владения, а я тут гость, который немного шарит в походах.

Мои планы для «побега из ниоткуда» оказались не лучшими: просто выстрел в пустоту наугад в попытке выбраться из темноты. Мне нужно довериться Кэт. Думаю, она это заслужила.

Мы начинаем путешествие на северо — восток, двигаясь в направлении, как мы полагаем, ближе к государственной границе. По убеждению Кэт мы идём в сторону Национального парка Чероки. Все ближе и ближе к паркам.

Больше шансов встретиться с другими людьми… так мы надеемся. Впервые с момента аварии я улавливаю в воздухе нотки оптимизма. Наконец — то всё идёт на лад.

Воздух сгущается, и, когда солнце висит высоко в небе, мы делаем остановку на перекус: сухофрукты и кремовые пирожные.

Устраиваем привал возле неширокого ручья, будучи потными, липкими и, вероятно, вонючими (по крайней мере, я).

Прикончив свое пирожное, встаю и снимаю свою белую (ага, точно. Больше нет) футболку, которую носил весь день, и бросаю её поверх сумки.

Дальше идут ботинки и синие джинсы, которые я аккуратно сложил и опустил на футболку. Мои рука и плечо пульсируют при каждом движении, и сквозь боль я едва могу расслышать голос Кэт, доносящийся откуда-то справа.

— Что ты делаешь? — спрашивает она.

Вздрагиваю, слегка оглядываясь на неё:

— Готовлюсь помыться.

Проходит пара мгновений, когда она отвечает:

— Ты будешь мыться здесь? — спрашивает она… и это заставляет меня остановиться. Медленно поворачиваюсь к ней, кинув взгляд на свои серые боксеры, а потом на лицо Кэт.

Выражение её лица говорит о негодовании, но в глазах плещется жар. Её голос срывается на последнем слоге. Вообще — то, это меня завораживает.

Какая — то скрытая эмоция пробирается туда.

Нервозность, тревога… ожидание.

Я не собирался полностью раздеваться перед Кэт, и я, конечно, не собираюсь неуважительно относиться к её личному пространству, но знать, что мои действия пробили ее броню… взволновало её острый язычок… это… я не знаю…

Захватывающе. Хм. Мне нравится заставлять её нервничать.

Улыбаюсь её раздраженному лицу, прежде чем ответить.

— Нет, Кэт. Я уйду поглубже в ручей, где вода достаёт до пояса. У меня есть сумка с туалетными принадлежностями и мылом. Не беспокойся. Я не стану оскорблять твои… застенчивые глазки.

Достаю из сумки кусок мыла и продолжаю путь на глубину. Примерно через четыре метра я останавливаюсь.

А потом снимаю трусы.

***

КЭТ

Взглядом скольжу по лицу белокурого Зевса, пока он моется. Его взор рассредоточен, затуманен, он рассеянно смотрит в никуда. И больше не замечает меня. Теперь, когда я могу открыто смотреть на него, осматриваю его ещё внимательнее, чем раньше. Так же, как он смотрел на меня вчера утром. Когда он улыбнулся. В тот момент, клянусь, я забыла, как дышать.

Тревор прекрасен.

Каждый раз, когда он смотрит в мою сторону, меня поражает эта его уверенность. У него одно из тех лиц, которые, как кажется, невозможно забыть.

Но это не так, давайте будем честными. Пройдет время, и видение станет нечётким, но… это не то, что я имею в виду.

Что я имею в виду?..

А — а–а… Я знаю, что это такое. Дело не в лице, которое ты помнишь. Дело в ощущении. Тебе никогда не забыть то чувство, что возникает после встречи с таким человеком.

Ощущение внезапного падения — сбитое дыхание, одолевающее вас.

Лёгкое головокружение, когда тело старается понять, что дезориентировало глаза и мозг.

Моё тело может задыхаться (так практически и было), но это никогда не отразится на лице. Я в течение многих лет работала над своим лицом. Умением держать его, когда всё летит к чертям.

И у меня неплохо получается.

Но не в отношении него. Я что, потеряла хватку? Обычно я легко улыбаюсь, когда хочу… смеюсь, плачу и хмурюсь по команде.

Рядом с Тревором я теряю контроль над этим. Щёки горят, губы кривятся. Даже мои старые нервные привычки вернулись — например, кусать губы.

Всё дело в его карих глазах. Он меня не видит — он меня читает. Вместо человека я чувствую себя сонетом… или эссе, которое он должен изучить: разобранная диссертация, в которой он анализирует прозу, сценарий…

…И часть меня тайно этого жаждет.

Наблюдаю, как он моется вдалеке, а мысли оставляют его глаза и сосредотачиваются на его… всём остальном.

Как будто одного лица Тревору недостаточно, его тело — совершенно… и мне приходится бороться с желанием опустить глаза ниже. Даже сам Зевс не выглядел бы так хорошо. Тревор заставляет божество выглядеть посредственно.

У него широкие плечи, чётко очерченные под стать его высокой фигуре, руки и спина худые, но мускулистые. Грудные мышцы сильные и твёрдые, прямо над алмазным прессом живота.

Остальное скрыто водой, и я благодарю Бога, что это так. Ещё бы ниже, и я бы заговорила с ним как с божеством.

Приходится напоминать себе…

Он тебе даже не нравится. Он — умник. И явно считает себя лидером нашего дуэта.

Он набросился на тебя в первом же разговоре. Он бросил бедного водителя!