Он — комбинация двух миров, каким — то образом поразившая мою вселенную.

Издалека доносится хруст, и я застываю на месте. Делаю паузу, опираясь на импровизированный посох. Присущий лесу гул почти оглушает: беготня белок, щебет птиц. Но мой слух наготове: я жду звуков более крупного животного, шагов потяжелее.

Тех, что издают олени или рыси… или чёрные медведи.

Они водятся в лесах Теннесси, и могут быть большими, мощными… и злыми. Я не слишком беспокоилась о них, пока была с Тревором. Инстинктивно знала, что могу доверить ему свою защиту. Но теперь, когда осталась одна… страх стал бесконечно реальнее.

Холодный пот, выступивший на лбу, больше не высыхает, а бежит солёными каплями по лицу, заставляя солнечные очки соскальзывать. Сдвигаю их ещё дальше на лоб, вжимая в волосы.

Наклоняю голову набок, прислушиваясь… сильнее… тщательнее… так внимательно, что, кажется, слышу собственное сердцебиение. Ничего. Я ничего не слышу. Прерывисто вздыхаю и снова начинаю двигаться.

Но затем раздаётся ещё один громкий хруст, превращающий меня в статую, фиксирующий конечности на месте. Я бы предпочла услышать царапанье маленьких когтей, может, тихий писк… потому что это… это что — то иное.

Нет сомнений насчёт этого звука; я слышу, как тяжело он ощущается. Это всего лишь шаг, спокойный, медленный… неторопливый.

Я не одна.

***

ТРЕВОР

Сумерки наступили несколько часов назад, а ещё через несколько часов… я всё ещё в поисках. Дневной свет давно исчез, и я хронологически ближе к новому солнцу.

А Кэт… всё ещё не найдена.

После того, как она ушла, я двигался с таким энтузиазмом, о котором и не подозревал, прокладывая путь быстрее, чем позволяло моё раненное плечо. Едва дышу, стараясь все время двигаться, не тратя время на безделье. Я не могу рисковать перерывом на личную гигиену. От этого зависит жизнь Кэт.

Ночь тяжело опускается на меня, и чем глубже становится темнота, тем быстрее я передвигаюсь, продвигаюсь вперёд дальше. Царапины теперь покрывают всё моё тело, как и пот. Голос охрип от постоянных криков, и теперь её имя звучит шёпотом сквозь растрескавшиеся губы.

Я ничего не чувствую. Ничего не слышу. Ни о чём не думаю… кроме Кэт.

Кэт. Кэт. Кэт.

Она где — то там, в полном одиночестве. Беззащитная, с пустыми руками, уязвимая. Я должен найти её. Тонкая игла усталости снова пронзает тело, но я преодолеваю её, желая, чтобы тело перестало жаждать отдыха и сна. Каждый раз, когда начинаю думать о сне, то представляю длинные каштановые волосы Кэт. Каждый раз, когда подумываю сесть, я представляю эти большие голубые глаза, смотрящие на меня.

Я помню выражение чистого страха на её лице, неподдельный ужас в ледяных глазах, когда мы посмотрели друг на друга тогда, в автобусе. В тот момент между нами пронеслось общее, невысказанное понимание.

Словно мы знали. Знали, что автобус разобьётся.

Я никогда больше не хочу видеть этот страх в её глазах. Одна только мысль… что она может быть напугана сейчас, толкает меня вперёд, словно ракету.

Проходит ещё час, может быть, два. Чувство направления нечасто подводило меня, и я надеюсь, что и сейчас не подведёт. Кажется, я уже близко, но точно сказать не могу.

Ноги сводит судорогой. Икроножные мышцы скручены узлами. Кожа на руках и ногах холодная. По правде, очень холодная.

Неужели температура упала? Не могу сказать точно. Но кровь под кожей чертовски горячая.

Плечо снова начинает гореть, а сумка, словно якорь, тянет к земле. Стаскиваю её с плеча, позволяя упасть на землю. Можно мне её оставить? Нет, я не могу… но этот вес…

Нет, нет, нет. Мне нужно идти дальше. Я должен идти дальше.

Стучу по ладони своим гаснущим фонариком: попытка вернуть немного света. Свет тускнеет: яркий луч превращается в бледное свечение. Мигание, мерцание — признаки последнего вздоха.

А может это у меня?..

Зрение то исчезает, то появляется, перед глазами все плывёт. Некогда твёрдая земля сейчас кажется зыбучими песками, и мне требуются усилия, чтобы передвигать ноги.

В отчаянии открываю сумку и начинаю копаться в ней. Рукоятка… я не могу найти рукоять. Внезапно чувствую под пальцами что — то прохладное и хватаю. Пушка.

Пальцы дрожат, когда я сжимаю её: потная ладонь почти позволяет ей выскользнуть. Я боюсь её использовать. Боюсь не использовать.

Но у меня нет выбора.

Поднимаю глаза к небу и смотрю прямо на луну. Сквозь деревья как раз видно её полумесяц.

Моя цель должна быть точна. Нельзя промахнуться. Иначе я точно умру. На самом деле, я могу умереть в ту же секунду, как нажму на спусковой крючок.

Навожу ствол на освещённый полукруг и прицеливаюсь. У меня ослабла рука. Дрожит, как лист на ветру.

Спокойно…говорю я себе. Спокойно…

И нажимаю на спуск.

Искра устремляется к небесам, оставляя огненный след, и взрывается на фоне ночного неба красным.

Очень красиво. Возможно, это последнее, что я увижу.

Грудь сдавливает. Перехватывает горло. Я едва могу найти в себе силы вдохнуть. Подтаскиваю сумку, из последних сил швыряя её перед собой.

Колени подгибаются, и я чувствую движение ветра на своём лице, когда падаю на зелёную поверхность. А потом… вообще ничего не чувствую…

ТРЕВОР

Руки. Пальцы. Ногти.

Они повсюду. Вокруг меня. Подо мной.

Вцепились в меня. Некоторые из них копаются во мне.

Голоса. Прямо здесь. Раздаются откуда — то сверху. Говорят так быстро. Я не могу… не могу разобрать их.

Никакого смысла. Почему… почему я не могу понять их?

Что — то здесь не так. Мой мозг… не в состоянии расшифровать слова. Я хочу открыть глаза… но веки такие тяжёлые.

Рот словно заклеен. Язык не шевелится ни на сантиметр.

Чьи это руки? Голоса? Где я?

Кэт…

***

Я чувствую тепло от огня ещё до того, как вижу его, до того, как свет доходит до моего вялого сознания. Он ощущается тёплым и желанным: восхитительно. Помню, как ещё совсем недавно мне было холодно — так холодно. Я видел собственное дыхание.

Но я все равно потел: мёрз и обливался потом. Почему? Дело было не в температуре, нет. Всё из — за бега, напряжения. Я так устал. Все кости и суставы болели, язык онемел.

И вот я на земле…

Чёрт возьми, я потерял сознание.

От этой мысли резко распахиваю глаза и начинаю подыматься. Двигаюсь спешно и панически, отчего опрокидываю что — то неустойчивое возле себя. Чья — то рука нежно опускается на моё плечо, и я чуть не выпрыгиваю из своей кожи, отскакивая назад так далеко, что падаю.

Смотрю вверх и замечаю, что на меня смотрят добрые карие глаза. Они осматривают меня. Останавливаясь где — то в районе моих ног. Глаза идут вкупе с рукой, протянутой ко мне в приглашающем жесте ладонью вверх.

Я действую инстинктивно: хватаюсь за руку, чтобы принять устойчивое положение, и быстро настороженно отклоняюсь.

Я больше не в лесу. И не знаю, где нахожусь.

Карие глаза смотрят на меня из комнаты в тёплых лесных оттенках. Богатые оттенки золотого и коричневого, жёлтого и красного украшают стены. Высоко над головой висят замысловатые фигуры. Некоторые стены увешаны красочными племенными масками.

Чёрт. Где я? Кэт…

— Она в порядке, — произносит чей — то голос, и я снова возвращаюсь к владельцу карих глаз. Они принадлежат женщине. На вид она средних лет, но я не могу сказать наверняка. В её взгляде пляшут веселье и молодость, что противоречит морщинкам возле рта и бровей.

Лицо у неё красновато — коричневое, а нос внушительно — орлиный. Она скорее красива, чем хороша собой, но её манеры указывают на врождённую мягкость, которая добавляет тепла её точёному лицу.

Она старается больше не прикасаться ко мне, и я знаю, что женщина понимает, в каком я сейчас состоянии. Может, она слышит мои мысли?

Словно по сигналу, она говорит:

— Ты произносил её имя во сне. Кэт скоро вернётся. Ушла принести тебе ещё воды. Нам пришлось заставлять тебя пить, когда ты приходил в себя. Ты был сильно обезвожен. — Она приподнимает бровь, одаривая меня весёлой улыбкой.