— Так озвучьте ваши желания, — я пожал плечами, — если они у вас есть, конечно.

— Да-да, все как я и говорю. Озвучу, не вижу проблем. Представьте на минуту, только представьте, что я согласился на ваше безумное предложение. Что же я захочу? Да попросту то, что у вас есть.

Длч начала — деньги. Пусть. Раз уж вы первым делом думаете о них, не вижу ничего предосудительного, чтобы начать с них. Итак, сколько?

— Сто пятьдесят тысяч. — С неудовольствием отметил насколько слабо прозвучал мой голос.

— Ерунда. Несерьезный разговор.

— Двести? — Я нашел в себе силы улыбнуться. — Это все что есть.

Маг вздохнул.

— Нет, юноша, это то, чего у вас нет. У вас нет этих двухсот тысяч, вы предлагаете мне шкуру неубитого медведя. Да, понятно, что в случае поражения и обсуждать будет нечего, потому рассматривается лишь вариант успеха, но сам этот пунктик весьма показателен. Вы предлагаете то, чего нет. А я хочу получить то, что есть.

— И что же?

— Да попросту все ваши деньги какие есть. Включая выкуп за голову Самуила, естественно.

— Это грабеж.

— Вы шутите? Это жизнь, награда, спасение, высшая ценность, наконец! И вы будете жаться из-за каких-то денег? Но зачем они вам, то есть зачем они покойнику?

— Вы правы, — отвечал я подумав, — деньги можно заработать еще. Забирайте, не вижу проблем.

— Ага! Значит все ваши деньги что есть, плюс те самые двести тысяч, если мы победим, верно?

— Верно.

— Превосходно. Далее. Я хочу посох.

— Посох? Ну уж нет. С ним я могу драться вдвое, даже втрое сильнее. Он будет просто необходим для победы.

— Не несите чушь. Вы отлично осознаете, что в моих руках он тоже будет небесполезен, и мое усиление вдвое куда как весомее вашего, поскольку вы, при всей вашей природной силе, так и не научились нормально магичить, уж извините за прямоту.

Я молчал. Расставаться с посохом было невыносимо жать, труднее чем с деньгами, но мастер был прав.

— Хорошо, — согласился я, — пусть будет так. Действительно, ваше усиление в предстоящем выступлении артефактом подобных свойств можно рассматривать как инвестицию в победу. Хотя и жаль, скрывать не буду.

— Замечательно. Что еще?

— Еще? — Я даже удивился. — Но у меня больше нет ничего.

— Ну как же нет. А эльфийка?

Отлично помню, что в тот момент похолодел. Теперь я понял.

— И как вы себе это представляете?

— Элементарно. Была твоя, станет моя. Никаких проблем. Или ты думаешь, что она будет против?

— Шел бы ты, дядя, знаешь куда?

Маг совершенно проигнорировал грубость.

— Ну-ну, не кипятись. Я понимаю, молодость, шок, старуха с косой поглядывает. Но что тебе до эльфийки, покойнику?

Я молчал. Гнева не было, вообще все эмоции отступили куда-то на задний план, оставив вместо себя лишь холодную и недобрую отрешенность. Маг, тем временем, продолжал:

— Да и впрямь, что же ты боишься повернуться к ней лицом, да спросить прямо? Неужели боишься, а? А чего боишься? Выберет она меня, это ясно, вся нелюдь чрезвычайно практична. Нечеловечески практична, я бы сказал.

— Маги не люди.

— Тю! Это кто тебе такое сказал? Понимаю… Она и сказала. Нелюдь, что с нее взять. Ты эти глупости брось, люди мы, хоть и маги. Разница магических потенциалов препятствует совместному потомству, это верно. Но и только. До семи лет ребенок мага ничем не отличается от ребенка не-мага. Да и после… Не надо забывать ни детство, ни юность. Обладание силой, привычка к силе, не должна затмевать разум. Иначе можно и чиновников людей в отдельный вид вывести, дело нехитрое, они даже обрадуются. А нелюдь слушать… Она наговорит! Но еще важнее, парень, это то, чего она не говорит. Скажи мне правду, хоть раз, хоть один раз, использовала ли она такое слово как "любовь" по отношению к своему "господину и повелителю"? А? По глазам вижу, что нет. И вот в этом заключается правда.

Я молчал.

— И правильно! За что ей тебя любить, не задумывался? Ты же ее изнасиловал, благодетель, причем на глазах у людей (и, кстати, ты явно не соображаешь на глазах скольких людей). А после подарил несколько тряпок и умилился собственной доброте, не так ли? Сидел у себя в конуре и наслаждался своими талантами укротителя, так и вижу. Какой я все-таки замечательный парень, думал ты, делаю всех счастливыми. Даже эльфа. Ей ведь только тряпок в жизни недоставало для счастья, да хозяина такого как я, а как обрела, так и расцвела, красавица. Еще и сосет как пылесос, в доказательство своего счастья, старается. Ну так и мне будет сосать не хуже, поверь, или, если хочешь, можем показать. Ей вообще должно быть уже все равно, после того что ты сделал. Каким нужно быть идиотом, чтобы вообразить, что она тебя любит? А ты вообразил. Открою маленький секрет — она тебя не любит, она тебя ненавидит. А когда эльф кого-то ненавидит…

Это было болезненно. Из меня словно выкачали весь воздух, удалили все кости и забрали магию. Как я устоял тогда на ногах — сам не знаю. Слова мастера превратили всю мою защиту в решето. Но я все же немного собрался и смог повернуться к Сафре.

— А ведь он прав. Но извиняться не буду.

Лицо эльфийки было по-прежнему непроницаемо. С таким выражением, как было у нее, можно одинакого успешно резать хлеб или людей.

— И ты, наверное, прав, мастер. Кстати, не прими за дерзость, но теперь мне бы хотелось узнать твое имя. Иначе разговор закончен.

— Михаил.

— Так вот, Михаил. Прав то ты прав, но выбесил ты меня знатно. И не будет тебе ни эльфийки, ни посоха, ни денег пока я жив.

— А потом? Ведь твое "жив" явно не слишком надолго?

— А после… когда меня не будет — тогда бери все. Я официально заявляю, что объявляю тебя, мага именуемого Михаил, своим наследником.

— Эм. Неплохо. Даже красиво. Где-то изящно. Одно вы позабыли, юноша. Все ваше вероятное наследство — собственность государства, и распоряжаться вы им после смерти не можете. То есть все это пустой звук.

— Да и плевать. Ты, Иван, тоже, кстати, прав. Лучше и правда не ходи. Бери свой отвод.

— Да-да, как будто он его не взял из-за вас. Его вы тоже "облагодетельствовали" так, что лучше и не надо. Теперь ему лучше сдохнуть на Арене, ведь отказ повлечет последствия… А вы собрались героически погибнуть, как я погляжу?

— Вам то что? И почему непременно погибнуть? Вы меня выбесили так, что кажется я порву их всех и в одиночку.

— О! Вздумали шутку пошутить. Похвально. Нет, вы неплохо держитесь. Я ожидал куда худшего. Истерик, топанья ногами, возможно и слез от того, какие все кругом мерзавцы, а не лишь вы один. Нападения на мою скромную персону в приступе суицидальной ярости. А вы молодец. Я сохраню ваш череп для ваших родных. Если они объявятся. После смерти такое бывает.

— Знаете, когда впервые вас увидел, то подумал о вас в ключе положительном. Вот, дескать, хороший человек. После Самуила, мир его праху, который хоть и был в чем-то неплох, но…

— Вы бы лучше помолчали, юноша, о своем преданом учителе. Иначе вы рискуете выйти на свой последний бой в несколько подержаном виде.

— Преданом учителе? — От волнения я расхохотался ему в лицо. — И кто же его предал? Я? Каким образом, позвольте полюбопытствовать?

— Он делал ровно то, что говорил. Он вас спасал, рискуя жизнью, и жаль, что риск не оправдался.

— А поподробнее?

— Не вижу смысла метать бисер. Не в коня корм. Вам не понять. Кстати, а что вы подразумевали под выражением "хороший человек"?

— Не хотите — не надо. Обойдусь. А хороший человек это тот, кто не убивает других людей. Без причины.

— Удобная формулировка. Сами придумали, или подслушали где?

— Идите к черту. Если вы думали посмеяться и испортить мне настроение, то поздравляю, вам удалось. А пока же оставьте нас, нам нужно подготовиться к выступлению.

— "К черту" — это какое-то оскорбление? Будьте осторожны юноша, а то я могу и объяснить вам разницу между смелостью и дерзкой инфантильностью. Но да, не буду вам мешать, удаляюсь. Недалеко. Предложение мое в силе, я хочу ваши деньги, ваш посох и вашу эльфийку. И вещи, что вы накупили, тоже. Все на кон! И вот тогда, я, может быть и рискну положением и жизнью. Разве не занятно, что условиями я выдвигаю все то, что мне на самом деле не нужно? Все это нужно вам. Считайте минуты, извивайтесь, решайте.