Когда солнце уже вот-вот упадет за горизонт, менять лошадей и выезжать в закат совершенно бессмысленно. В первой же деревне потеряешь время, чтобы найти постель и конюшню на ночь, а еще коней надо расседлать и напоить. Разумнее ночевать при подворье в Монтебруно и выезжать на рассвете.

Трое — потому что двоих только что не хватило. Участок дороги после Монтебруно вел вдоль Треббии вверх к перевалу, и проходить его при луне никак бы не следовало. Последние мили солдатам епископа все-таки пришлось идти пешком, ведя коней в поводу.

В деревне они совершенно предсказуемо выбрали тот же дом, что и преследуемый. Видимый с дороги дом с конюшней. Уже было прилегший глава семьи вышел на стук и в лучших итальянских традициях вступил в беседу с гостями. Из местных никто в деревне не проснулся, для итальянцев громкий разговор это привычный звуковой фон. Зато на сеновале вскочил еще толком на заснувший Фредерик. Сначала трое коней цокают копытами, потом стуки, скрип ворот, разговор на повышенных тонах.

Выглянул в щелку. На этот раз трое. Не надо было бросать в лесу арбалет. Они его вызовут или попытаются связать сонного? На вид неблагородные солдаты. После тех двоих вряд ли захотят боя лицом к лицу. Может быть, у них приказ брать живым?

Теперь глава семьи сказал им, что тот, кого они ищут, спит на сеновале. Перешли на шепот. Двое идут к воротам большого сарая, а третий трусцой бежит в обход. Значит, там есть еще одна дверь или окно.

Они не знают, что внутри, и их глаза не привыкли к темноте. Снаружи тоже ночь, но внутри все равно темнее. Фредерик прижался к стене у ворот и занес меч над головой. Впереди крестьянин несет фонарь. Такой домик для свечи с дверцей, чтобы ветром не задуло и светить куда надо, а не во все стороны. За ним двое с мечами наголо. Оглянутся? Надо было плащ взять. Присел за стоявшую у ворот бочку. Вроде сразу не увидят.

Зашли. Один, два, три. Вот там сеновал. Свисает край плаща. Крестьянин сразу заметил, что вещь не его. Теперь все трое стоят спиной и светят в ту сторону, но даже дверцу фонаря прикрыли.

Фредерик тихо-тихо поднялся, и ни мягкие туфли, ни земляной пол не скрипнули. Поднял меч над головой. Шаг, два, удар!

Когда человек стоит в темноте и ищет врага, чувства обостряются. Выбранный первой жертвой солдат не увидел и не услышал, а почувствовал опасность по сумме ощущений. И обернулся. Нисходящий удар пришелся ему не по голове, а по левому плечу. Крестьянин и второй солдат отскочили в разные стороны, крестьянин упал и уронил фонарь. Дверца захлопнулась, и сарай погрузился во тьму, слегка разбавленную лунным светом из приоткрытых ворот.

Фредерик атаковал размашистыми ударами примерно туда, где только что был второй солдат. Первый удар прошел мимо, а следующий встретил защиту клинком.

Шаг в сторону. Там, где только что был солдат, его уже точно нет. Где он есть? Не шагнул ли он тоже по кругу вправо? Снова два диагональных удара, оба в воздух. Он шагнул влево? Фредерик прыгнул туда, куда только что безответно ударил, и развернулся, а там, где он только что был, пронесся клинок.

Теперь оруженосец оказался спиной к стене с воротами, но не между противником и воротами. Главное не идти влево, там силуэт будет на фоне ворот. И вправо нельзя, там, помнится, какой-то мелкий хлам лежал. Стоять на месте? Но как стоять без защиты?

Фредерик резко прорисовал перед собой восьмерку мечом, потом еще одну и еще, мелкими шажками продвигаясь вперед. На третьей восьмерке попал по вражескому клинку, но не по защите. Похоже, солдат просто стоял, выставив меч перед собой, и прислушивался.

Шаг назад и удар мечом сверху вниз перед собой, но не в направлении врага, а как бы в «плоскости щита», чтобы сбить возможный удар. И тут же взмах обратно, снизу вверх. Сбил. Неплохо сбил, вражеский клинок скользнул до перекрестья и тут же отдернулся в темноту.

Первому солдату, оставшемуся у ворот, Фредерик сильно разрубил руку, и тот, ругаясь и истекая кровью, сначала нервно помахал мечом вокруг себя, потом двинулся на выход боком и не выпуская меч.

Вот его силуэт на фоне чуть более светлого прямоугольника ворот. Фредерик сделал пару быстрых шагов к воротам и отскочил правее в темноту. Раненый почуял его и с криком бросился рубить воздух.

— Эй, свои! — второй увидел, как на фоне ворот мелькнул мальчишка, и рванулся за ним, но раненый товарищ слишком размахался. Пришлось парировать и обозначить себя голосом.

— Извини, из меня течет, как из свиньи! — ответил раненый, отступая и опуская меч.

Другой остался на том же месте. Напротив ворот. Вроде бы в темноте, как он думал, но, едва раненый отступил, немного лунного света попало на ноги и на клинок. Фредерик атаковал длинным выпадом в правую кисть, сделал подшаг и сразу выдернул меч в защиту острием вверх. Лезвие скользнуло по лезвию, Фредерик сделал еще подшаг и нанес укол в правое плечо. Не особо глубокий, на ладонь, но этого хватило, чтобы солдат заорал и выпустил меч.

Короткий сход показал раненому, кто где. Он, пытаясь компенсировать потерю крови воинственным кличем, атаковал яростными размашистыми ударами. Не очень грамотно. Как ученик первого года обучения фехтовальных школ или как четырехлетний ребенок из благородной семьи. Такое фу Фредерик научился парировать еще когда пешком под стол ходил. Встречным ударом он разрубил солдату предплечье. Дядя Максимилиан отрубил бы руку, но он и посильнее. Теперь укол в сердце и готово.

Где-то во тьме прячется другой, оставшийся без оружия. Черт с ним, надо выходить отсюда. Поджечь сарай или даже пригрозить поджечь, и он выйдет.

— Мама! — крикнул испуганный мужской голос.

— Дурак! — ответил ему другой, злобный.

Это крестьянин попытался выйти, а третий солдат не стал тупо стоять у задней стены, а прибежал сюда и, похоже, остановился в воротах, не понимая, кто где. Чуть не убил крестьянина, но тот закричал и отскочил.

Фредерик вышел на свет. Не то, чтобы прямо на свет, но они с солдатом хотя бы видели друг друга.

— Ты уверен, что хочешь со мной драться? — спросил он.

— У меня есть выбор? — спросил солдат.

— Какой у тебя герб?

— Никакого.

— Тогда тебе нечего пятнать позором, если убежишь.

Солдат, не выпуская меч, сделал несколько шагов в сторону коновязи.

— Нет. Пешком, — сказал Фредерик и сам подбежал к коновязи быстрее, чем солдат успел бы отвязать лошадь и залезть в седло.

Солдат осторожно отступил в сторону дороги на Монтебруно.

— Нет. В другую сторону

Солдат боком отошел в другую сторону, все еще глядя на Фредерика и выставив перед собой меч. Оруженосец вложил свой меч в ножны, достал кинжал, перерезал все подпруги и ремни на первой лошади преследователей и сбросил седло на землю.

— Беги. Нет, не беги.

— Почему?

— Умрешь уставшим.

Фредерик отвязал вторую лошадь, вскочил на нее и атаковал пешего солдата верхом.

— Вы же обещали! — только и успел крикнуть тот.

— Вот свинья, — сказал Фредерик крестьянину, привязывая лошадь обратно, — Разве я обещал?

— Нет, Ваша Милость, — поклонился крестьянин, — Вы только предложили ему убежать и показали дорогу. Я не слышал, чтобы Вы что-то обещали.

— Ты честный малый, — Фредерик запустил руку в кошель и протянул крестьянину золотой дукат. Тот втянул голову в плечи, принял монету, проморгался и удивленно поднял глаза.

— Это золотой дукат, Ваша Милость.

— Я знаю.

— Чем еще могу служить?

— Посвети мне в сарае.

Утром 18 декабря, выехав из Монтебруно на рассвете на отдохнувшей трофейной лошади с подворья аббата Боббио, Фредерик добрался до Генуи без приключений. За ним гнались на свежих конях, но не догнали. Важно не только какие кони, но и какие наездники.

Лошадь, похоже, привыкла к курьерскому ритму работы, когда незнакомый человек нещадно гонит ее от рассвета до заката и скромно, но вовремя кормит-поит. В конце перегона ее ждут теплое стойло под крышей, добрые люди в сутанах, вкусный овес и пара суток отдыха. И дорогу до Генуи лошадь знала лучше Фредерика. Она всю жизнь провела на маршруте Генуя-Монтебруно-Боббио-Пьяченца.