Катерок издал три коротких гудка, больше похожими на кваканье — капитан-грек, похоже, начинал терять терпение. Мы с Марком поднялись на борт, полуголый матрос втянул на борт дощатые сходни, вода под кормой забурлила, и между бортом и пирсом возникла и стала шириться полоса грязной, замусоренной, в масляных пятнах воды.
Со стороны моря прилетел звук, похожий на треск мощного авиационного мотора. Мы обернулись — поперёк бухты разгонялась, волоча за реданом длинный пенный бурун, летающая лодка необычной конструкции. Два тупоносых коротких корпуса с квадратными иллюминаторами соединяло на манер катамарана единственное высоко расположенное крыло; заканчивались корпуса решётчатыми фермами, поддерживающими хвостовое оперение, украшенное большой белой цифрой «восемь». Поверх крыла, на стойках, установлен был тандем из пары двигателей — они-то и оглашали бухту мотоциклетным треском.
— Что это за каракатица? — удивился Марк. Я пожал плечами.
— Понятия не имею. Судя по схеме — что-то итальянское, и явно не военного назначения. Видал, какие окошки по бортам? Не хуже, чем в спальном вагоне.
— Это, кирие, аэроплан компании "Сочиета аэреа" — сказал капитан. Он говорил по-русски — видимо, расслышал окончание нашей с Марком беседы.
— Итальянцы собираются открыть воздушные линии «Стамбул»-«Рим» и «Стамбул-«Триполи», да только пока не складывается. А этот аппарат совершает пробный рейс.
— Откуда вы так хорошо всё знаете? — Марк смотрел на капитана с подозрением. Тот равнодушно пожал плечами.
— А чего ж тут не знать, кирие, когда об этом по всем портовым кофейням да кабакам судачат? Да только вряд ли у итальянцев что-нибудь дельное получится — турки развели такую волокиту, что сам чёрт ногу сломит. Не нужны им, видать, эти полёты...
Рулевой в рубке, больше похожей на остеклённый табачный киоск, воткнутый на палубу, быстро закрутил штурвал. Капитан что-то крикнул ему по-гречески, дым из трубы повалил гуще, и катерок, стуча машиной, пошлёпал через Босфор. Я проводил взглядом набирающий высоту гидросамолёт.
— Ладно, пошли в каюту. — предложил Марк. О летающей лодке он, похоже, уже забыл. — Татьяна, наверное, уже на стол собрала, ругаться будет, что мы не торопимся. Да и есть что-то снова хочется…
— Что, опять? — я недоумённо вздёрнул брови. — Недавно же только пообедали! И куда, скажи на милость, в тебя влазит?..
«…Переправа через реку Аргунь была совершена в один день, т. е. 28 сентября. В этот день отряд красных, состоящий из набранных в районе Нерчинских заводов молодых коммунистов и местных бывших каторжан, но производимый военным командованием Красной Армии, переправился на правый берег Аргуни. Переправа была проведена под прикрытием моторного катера, вооружённого пулемётами…»
Марк заглянул в газету. Для этого ему пришлось вытянуть нею, и он на миг стал похож на галчонка-переростка — забавного, длинноклювого и очень любопытного
— Что это ты читаешь? Про КВЖД, да?
— Перепечатка из парижского «Пти Журналь». Они, в свою очередь, взяли материал из харбинской «Гун-Бао», это газета русских эмигрантов. Вот, прочитай, что тут дальше:
«…Зверству красных в посёлке не было пределов. Расстреливались и убивались на месте не только мужчины, и женщины, но и малолетние дети. Были случаи, когда детей хватали и с высокого берега бросали в волны Аргуни, посылая «спасать родителей». Когда же обезумевшая мать, бросившись за ребёнком, выплывала с ним, то тут же на берегу приканчивали и мать и дитя…»
— Ерунда какая-то... — Марк вернул мне газету — он держал её брезгливо, словно дохлую жужелицу. — Незачем это красноармейцам, незачем! Сами же устроили резню, а на наших потом свалили! Я читал что эти их ихэтуани — сущие звери, никого не щадят! Да что я тебе говорю — ты же сам вырос в тех краях, всё должен знать! Они и отца твоего убили...
— На КВЖД вырос Алёша Давыдов, а не я. А кто я и откуда — тебе напомнить?
Марк осёкся.
— Прости, всё время забываю, что ты — это не ты… в смысле — не он. Тьфу, снова запутался… ну, в общем, ты меня понял, да?
— Что ж не понять-то… — я сложил газету вчетверо и засунул за отворот куртки. — Ты прав, конечно, китайцы сами эти провокации и устраивают, сплошь и рядом, руками наших белоэмигрантов или своих бандитов. Кстати, их называют не ихэтуани, а хунхузы. Ихэтуани — так называли китайских повстанцев в тысяча девятисотом году, во время боксёрского восстания. То, между прочим, ещё зверьё, и тоже никого не щадили — ни своих, ни, тем более, европейцев.
— Верно, хунхузы. — Марк кивнул. — Вечно я из путаю. Как думаешь, чем это всё закончится? Наши победят?
Начавшийся ещё в октябре конфликт на Китайско-Восточной железной дороге составлял тему для разговоров и газетных статей во многих странах. Вот и «Джумхурийет» («Республика» по-русски), близкая к правящим кругам Стамбула, не избежала этого поветрия. Правда, за неимением собственных корреспондентов в Маньчжурии, туркам пришлось перепечатывать материалы из европейских изданий, а те в своём большинстве не испытывали к Стране Советов даже тени симпатий.
— Я не думаю, я точно знаю. Особая Дальневосточнаяармия под командованием Блюхера проведёт в Маньчжурии большую наступательную операцию с применением боевых самолётов и танков. Китайцы их удара не выдержат и побегут. Наши возьмут трофеи, множество пленных, займут несколько городов и предъявят гоминьдановским властям Китая ультиматум.
— И китайцы его примут?
— А куда они денутся? В городе Харбине подпишут протокол, по которому КВЖД снова признаётся совместным владением СССР и Китая. Нормальную работу железной дороги восстановят, заодно — разгонят окопавшихся в тех краях белоэмигрантов. Через полтора года, в тридцать первом, Манчжурию оккупирую японцы, провокации будут продолжатся — сперва понемногу, потом всё чаще и чаще, пока в тридцать пятом СССР не продаст КВЖД японской марионетке Маньчжо́у-го.
— Вон оно как… — Марк покачал головой. — Слушай, а почему ты так мало рассказываешь о будущем? Интересно же!
— так ты и не спрашиваешь. — И правильно делаешь, между прочим, ни к чему это. Мы же договорились однажды, забыл? Что нужно — я сам скажу.
— Ну да, ну да… — Он мелко закивал головой, снова сделавшись похожим на птицу, только теперь, скорее, дятла. — А можно я ещё спрошу?
— Снова про будущее?
— Нет, на этот раз про настоящее. Слушай, я всё думаю 0 а мы не зря ушли от посольских вот так, не попрощавшись? Они всё-таки собирались нас прикрывать. Деньгами, опять же, обеспечили бы…
Такого поворота я не ожидал. Но раз уж мой спутник сам об этом заговорил — следовало прояснить вопрос раз и навсегда.
— Спасибо, не нужно нам такого прикрытия. Они в Палестине засветятся, что твои новогодние ёлки, и ни один из людей дяди Яш… сам знаешь кого, к нам и на пушечный выстрел не подойдут. А вот англичане непременно срисуют и их, а вслед за ними, и нас — а это, друг мой, уже серьёзно. А что до денег, то не волнуйся, это не проблема.
— Значит, в пакете что-то было, кроме указаний? — оживился Марк. — Тайник с валютой, может, номер банковского счёта?
Я поморщился.
— Давай без подробностей. И вообще, лучше за Татьяной присмотри. Что-то мне неспокойно, как бы она чего не выкинула…
Марк покачал головой.
— Ты бы с ней поговорил, а? А то она всё пытается быть полезной, а ты каждый раз изобретаешь причину, почему ей надо держаться в стороне и ждать. Конечно, она злится — а ты чего хотел?
— Я хотел, чтобы члены группы соблюдали дисциплину. — я постарался подпустить в голос командного металла. — Пусть каждый занимается своим делом. Её задача — поиск, а наша с тобой — доставить её на место и прикрывать, пока она будет колдовать со своими прутиками и проволочками. Компене ву, мон ами?
— Уи, мон женераль! — с ухмылкой отозвался Марк. — А ты всё же поговори с ней, хорошо?
…Только бунта на корабле мне ещё не хватало! Хотя — мак прав, что-то слишком часто я в последнее время игнорирую Татьяну и слишком уж демонстративно держу её в неведении. Надо, в самом деле, выбрать момент и объясниться. Не стоит доводить девушку до крайности, потом не расхлебаем…
