Сам перелёт занял не так много времени — уж точно, в разы меньше, чем поездка в аэропорт сквозь московские пробки (говорил же Иван: «дядьЛёша, послушайте совета, езжайте лучше на «Аэроэкспрессе», время сэкономите…), тщательная, с просвечиванием какими-то хитрыми устройствами, проверка и упаковка в прозрачную плёнку багажа, регистрация на рейс и прочие меры безопасности, на которых обитатели двадцать первого века, похоже, помешаны все до единого. Можно было лететь прямым рейсом до Измира, где его встретили бы прямо в аэропорту, но Яша, после недолгих раздумий, этот вариант отверг. Очень уж хотелось увидеть единственный турецкий город, который он успел узнать достаточно хорошо — увидеть и на его примере ещё раз прочувствовать неумолимый бег времени.
В Стамбуле он провёл меньше суток — и успел пожалеть о своём решении. Очарование прежнего Константинополя, Второго Рима, возникшего на стыке Азии и Европы, исчезло без следа, сменившись рекламными плакатами и витринами европейских магазинов, и дальше сохранившие видимость прежнего облика улочки старого города на поверку оказались всего лишь туристическими маршрутами. Да, благоустроенными, да, удобными, безопасными — но и тщательно выскобленными от всего, что могло напомнить о прежнем Стамбуле, об том этом вселенском алхимическом тигле, в котором переплавлялись бесчисленные языки и народы. О величественной столице Оттоманской Порты, где на любом булыжнике любого переулка и тупика лежала грозная тень власти султана; оМекке русских эмигрантов, заполонивших город после ухода Врангеля из Крыма. Врал, врал приобретённый Яшей в аэропорту «Шереметьево» путеводитель: нынешние обитатели Стамбула, как и бесчисленные туристы, попросту не в состоянии оценить масштаб и необратимость этих перемен, не могут понять, что потерял этот город, польстившись на удобства цивилизации подчёркнуто европейский стиль жизни.
Проще всего было сейчас вернуться в аэропорт, сесть на самолёт местных линий, и лететь себе, куда было намечено — но Яша не собирался сдаваться просто так. Отправив другу СМС-ку следующего содержания: «задержусь на сутки, о точном времени прибытия дам знать), он направился свои стопы в порт. Там, если верить путеводителю, можно было сесть на туристический теплоходик, совершающий рейс до Измира. У Яши оставалась слабая надежда, что морские пейзажи Мраморного моря, не столь подверженные влиянию цивилизации, помогут ему восстановить душевное равновесие, нарушенные знакомством с бывшей столицей Блистательной Порты.
До отбытия оставалось около полутора часов. Никаких досмотров и проверок документов не ожидалось, так что, немного побродив по припортовому кварталу, Яша засел в маленьком заведении с видом на мост через Босфор. Он успел только заказать чашку турецкого кофе, жгучего, с пряностями — как вдруг надвинулось из ниоткуда багрово-чёрное марево, и снова, как два с половиной месяца назад на книжной ярмарке, закружилась голова…
— Вы, случайно, не в курсе, что стало с письмами, которые наш общий друг увёз из Константинополя в прошлый… нет, в позапрошлый свой визит, кажется, в мае?
Алёша Давыдов — а это был он, именно его глазами и ушами Яша воспринимал всё происходящее — немного помедлил с ответом.
— Вы ведь, как я понимаю, говорите о Якове Блюмкине?
Его собеседник недовольно скривился.
— Если вы не возражаете, то лучше бы обойтись без имён. Но да: вы правы, я говорю именно о нём.
«…Да ведь это же Лёва Седов, родной сынок Троцкого! — понял Яша. — А письма, о которых он упомянул…»
— Нет, откуда? — влез в разговор Марк Гринберг, который, оказывается, стоял рядом с Давыдовым. — Мы сами совсем недавно узнали, что он был арестован и… ну, вы понимаете.
Седов покачал головой с явным разочарованием.
— Да, конечно. Очень, очень жаль. Видите ли, эта переписка существовала в одном-единственном экземпляре. Она настолько важна и содержит такой компромат на ведущих политических деятелей Совдепии, что отец не решился даже снять с неё копию. Он рассчитывал, что его единомышленники в Москве сумеют правильно эти письма использовать — если, конечно, получат их. Увы, не получили…
— Если не секрет, как вы нас нашли? — перебил говорившего Давыдов. Седов пожал плечами.
— Наш общий друг неплохо вас описал, когда приезжал летом. — ответил Седов.- Он даже показывал фотоснимки, и предупредил, что вы можете приехать в Константинополь по его поручению.
Давыдов и Гринберг с Седовым беседовали на том самом пирсе, откуда четверть часа назад сам Яша любовался круизными лайнерами. Только вместо бетона под ногами были щелястые грязные доски, электрокары и тяжёлые грузовики заменили полуголые смуглые носильщики. На глади бухты вместо белоснежного многоэтажного плавучего отеля, вместо бесчисленных прогулочных теплоходиков, катеров и яхт мельтешили паруса рыбацких шхун, да лежала тяжко на воде серая броневая громада английского крейсера, демонстрирующего флаг в бывшей столице Блистательной Порты.
Я следил за вами с того момента, как вы поселились в пансионе. — продолжал отпрыск «льва революции». — Хотел зайти к вам в номер, но там могла быть слежка. Стал ходить за вами, едва не потерял в той греческой кофейне, и только сейчас, когда понял, что вы собираетесь покинуть город, а возможно, и Турцию, решился подойти и заговорить.
— Тогда ясно. — Давыдов кивнул. — Мы, признаться, приняли вас за сотрудника советского посольства.
— Да, я всё понимаю. — Седов обозначил лёгкий поклон и приподнял двумя пальцами шляпу. — Простите, что напрасно вас побеспокоил…
Марево схлынуло, осталось головокружение. На этот раз он уже сидел, так что посторонней помощи не потребовалось, хотя парочка европейцев за соседним столиком встревоженно косилась на немолодого мужчину, которому, кажется, стало дурно. Яша нашёл в себе силы улыбнуться, показать жестом, что с ним всё в порядке и с облегчением откинулся на спинку скамьи, заменявшем в этом заведении, стулья, и прикрыл глаза.
«…что это было, а?..»
…флэшбэк, что ж ещё? Как и в прошлый раз, он видел всё глазами Алексея Симагина — но не благополучного обитателя двадцать первого столетия, а попаданца, запертого в чужом теле в 1929-м году. А вот в плане информации этот сеанс оказался ничуть не менее продуктивным — правда, на несколько иной лад. Он, как когда-то и сам Симагин, восстанавливал свою память — но не борясь с вызванной «обменом разумов» амнезией, а попросту вспомнив некую забытую за ненадобностью деталь. Всё дело в письмах, конечно — тех самых, о которых так сокрушался Лев Седов. Они ведь существовали на самом деле, и были переданы ему сыном Троцкого во время майского визита в Константинополь — Яша именно после него отыскал в Москве Давыдова и Гринберга, и заварил всю эту кашу. Только вот до СССР письма так и не доехали — хорошо представляя себе, какую опасность представляет их содержимое, Яша предпочёл припрятать здесь, в Стамбуле. Собирался забрать их во время следующего своего визита, но так и не собрался — зато в самом деле, предупредил Седова о возможном видите двух своих малолетних сотрудников, и даже показал их фотографии.
Письма так и остались лежать в тайнике, в мало кому известной библиотеке митрополииКонстантинопольского патриархата, что в Халкидоне — ныне этот древний, построенных ещё в византийскую эпоху, городок поглощён Стамбулом и превратился в пригород Кадыкёй. Об этом укромном местечке Яша узнал случайно, во время своего недолгого пребывания в Персии в двадцатом году. Вихри наступающей мировой революции сводили его тогда с самыми разными людьми — и многие из этих знакомств пригодились позже, когда понадобилось выстраивать легенду торговца древними еврейскими книгами Якуба Султан-заде, верой и правдой послужившую ему и на Ближнем Востоке и здесь, в Турции. Одним из таких знакомых стал строительный подрядчик, персидский еврей родом из города Решт, что в провинции Гилян; этот достойный человек в своё время немало поскитался по странам Среднего и ближнего Востока, побывал в Египте и Турции, где около года проработал простым каменщиком и плотником. Среди прочего, ему довелось потрудиться на ремонте той самой библиотеки Константинопольского патриарха, и во время этого ремонта он и обнаружил — совершенно случайно! — искусно скрытую в нишу, которую запирал хитрый замок — для того, чтобы открыть его, следовало нажать последовательно на два завитка старинной каменной резьбы на стене. Увы, ниша оказалась пуста — может, когда-то в ней и хранилось что-то ценное, но теперь здесь были лишь вековые наслоения пыли да паутина. Работы в библиотеке продолжались месяца два, и за это время незадачливый кладоискатель поработал над тайником, позаботившись о том, чтобы его невозможно было случайно обнаружить. Зачем это было нужно — он и сам не знал. Так, на всякий случай, может, когда-нибудь и пригодится?
