Несколько, правда, портили настроение новости политики. Яша испытал настоящий шок, узнав, что Россия — Российская Федерация, как называлось теперь государство, пришедшее на смену СССР — уже несколько месяцев, как ведёт войну. И не с кем-нибудь, а с бывшей Советской Украиной. Это не укладывалось в голове — хотя он и сам ещё в восемнадцатом-девятнадцатом годах немало времени провёл в Киеве, в Житомире, участвуя в подготовке терактов против тогдашнего гетмана Скоропадского, представителей германских оккупационных властей, правивших тогда бал на Украине, а так же против сменивших их соратников Симона Петлюры. И вот теперь — смутные времена гражданской войны (а в том, что эта война именно гражданская, и никак иначе он убедился, как только наскоро ознакомился с историей вопроса) повторяются! А ведь виновников национального, языкового и прочих расколов, из-за которых бывшую УССР охватил кровавый хаос, он, Яша, знал лично: Владимир Ульянов-Ленин, присоединивший некогда к только-только создающейся УССР Харьков и пролетарский Донбасс (мы просто обязаны, товарищи, укрепить мелкобуржуазную, хуторскую среду здоровым рабочим костяком!), Сталин, добавивший к списку отторгнутые у недобрых соседей Галицию, Закарпатье и другие западные регионы, отродясь не имевшие никакого отношения к Российской Империи. Хрущёва, сотворившего несусветную глупость присоединением к Украине Крыма он лично не знал, никогда с ним не пересекался — роковой для Яши осенью двадцать девятого года тот только поступил на учёбу в московскую Промакадемию — зато хорошо был знаком с продвигавшим его по партийной линии Лазарем Кагановичем, так же приложившим в своё время руку к «украинизации» русскоязычных регионов республики.
Всё это занимало Яшу с головой — да так, что не всегда хватало времени на то, чтобы выспаться и нормально поесть, хотя Иван научил его заказывать на дом и готовую еду, и полуфабрикаты, которые без труда можно приготовить в хитроумном кухонном устройстве под названием «микроволновка». Но деятельная Яшина натура протестовала против необходимости сидеть в четырёх стенах. Он стал выбираться наружу, совершать короткие прогулки, заходил в магазины, просто глазел на прохожих и проносящиеся по Ленинскому проспекту машины (окна квартиры выходили во двор и такой возможности не давали). В кладовке у Симагина нашёлся большой, хитрого устройства велосипед, и Яша, уяснив, что москвичи охотно пользуются этим видом транспорта, рискнул попробовать свои силы в катании на двух колёсах. И с тех пор взял за правило совершать поездки вдоль Воробьёвых гор — иногда по тянущемуся поверху бульвару, иногда понизу, вдоль набережной, куда приходилось спускаться по извилистым асфальтированным дорожкам. Здесь приходилось держать ухо востро, постоянно лавировать, уворачиваясь от столкновений с такими же, как она сам, велосипедистами, самокатчиками или разъезжающими на вовсе уж загадочных приспособлениях, вроде роликовых коньков или досок на крошечных колёсиках.
С каждым днём эти поездки становились всё дольше и протяжённее, и однажды, устроившись отдохнуть и полюбоваться видами Москвы на Смотровой площадке, Яша обратил внимание на красочный рекламный щит, извещающий о проведении ежегодного книжного фестиваля «Красная площадь».
Решение пришло сразу: ехать, причём сегодня же, не теряя времени — только занести домой велосипед и привести себя в порядок перед столь ответственным мероприятием. Откладывать поездку чтобы дождаться Ивана, смысла не было: молодой человек должен вернуться только через два дня, в воскресенье, к вечеру, а фестиваль же как раз тогда и закончится. Яша не мог бы определённо сказать, почему его потянуло именно туда, на Красную площадь — быть может, сыграло роль не только увлечение книгами потомков, но и острое желание увидеть, как изменилось прежнее средоточие высшей власти в стране, и не на экране монитора, а собственными глазами?
Сказано-сделано: пустив в ход новоприобретённые навыки в обращении с информацией, Яша выяснил, как добраться до нужного места. Это оказалось несложно: надо только выйти из дома, пересечь Ленинский проспект и сесть на подходящий автобус, следующий по прямой до самого Большого Каменного моста, и дальше, мимо Манежа, до поворота на Тверскую. А уж там он не сомневался, что отыщет дорогу — вряд ли можно будет заблудиться и пройти мимо кремлёвских башен!
Так оно всё и получилось. Сев в автобус с номером «М1» (судя по надписи «Электробус» на борту и полному отсутствию газолиновой вони, тот приводился в движение электрической тягой), Яша по прошествии минут тридцати вышел на остановке «Охотный Ряд». Недолгая поездка произвела на него неизгладимое впечатление, и даже эта, знакомая, кажется, до последнего камешка площадь, стала неузнаваемой — чего стоило одно только тяжеловесное серое, в конструктивистском стиле, здание гостиницы «Москва»! Или возвышающаяся над мостовыми каменная терраса, украшенная низким стеклянным куполом и фонтанами, под которой — он успел это выяснить с помощью смартфона — располагался многоярусный торговый центр, со множеством магазинов и кафе, вмещающий зараз многие тысячи посетителей.
Но как ни хотелось Яше спуститься по самодвижущейся лестнице-чудеснице и взглянуть на всё это подземное великолепие, искушению он не поддался.
Яша помнил ещё послереволюционные годы, когда Красную площадь заполняли сотни мелких и не очень лавчонок, торгующих чем попало, от пирожков с подозрительным содержимым, до военной формы и всякого гражданского тряпья. Позже всё это ликвидировали — негоже терпеть «рассадник мелокбуржуазных инстинктов» под боком у резиденции правительства молодой Республики Советов. Однако то, что Яша увидел сейчас, странным образом напоминало прежние торговые ряды, без грязи, нищих, карманников, зато с красивыми, яркими павильонами вместо покосившихся лавочек. И — товар, десятки, если не сотни тысяч книг и альбомов в непривычно ярких обложках, тесными рядами расставленные на выставочных стеллажах. У Яши буквально разбегались глаза при попытке хоть сколько-нибудь оценить представленных здесь изданий. Стало ясно, что ни за одно, ни за два, ни даже за десяток посещений сделать это не получится. Оставалось бродить по книжной ярмарке, подобно прочим посетителям, рассматривать плакаты, рекламирующие продукцию разных издательств, и изо всех сил удерживать себя от поползновения оставить здесь все имеющиеся на карточке деньги, взамен обзаведясь неподъёмной пачкой новеньких томов, вкусно пахнущих типографской краской. Впрочем, Яша уже успел освоиться с кое-какими возможностями, которые предоставляли технологии потомков: так, он научился пользоваться электронными книгами и усвоил, что вовсе не обязательно приобретать бумажное издание — достаточно запомнить название (а то и просто сфотографировать обложку на камеру смартфона), а потом, уже дома, отыскать нужную книгу в электронном магазине. Этим он и занимался часа полтора к ряду, пока со стенда одного из издательств — судя по скромной, всего в три стеллажа, экспозиции, далеко не самого крупного — ему не помахал приветственно рукой жизнерадостный толстяк с карточкой участника выставки, красующейся на нагрудном кармашке пропотевшей на жаре рубашки.
Сперва у Яши просто закружилась голова — да так сильно, что пришлось, чтобы не упасть, схватиться за трубчатую стойку, поддерживающую развёрнутый над экспозицией тент. Он ещё успел увидеть тревогу на лице толстяка и то, как тот, опрокидывая стул, ринулся к нему, и дальнейшее утонуло в черноте, прорезаемой бледно-лиловыми вспышками. Миг — исчезли и они, уплыл куда-то многоголосый шум ярмарки, и испуганный женский взвизг: «Мужчина, вам плохо?» — и Яша потерял сознание.
Он очнулся от горсти воды, которую плеснули ему в лицо.
— Геннадьич, что с тобой? От жары сомлел?
Он разлепил веки — давешний толстяк нависал над ним, сжимая в руке бутылку. Яша попытался ответить, но получилось только придушенное «Пить!» — за что он был немедленно вознаграждён струйкой восхитительно ледяной воды, льющейся в полуоткрытый рот. Он поперхнулся, закашлялся и согнулся пополам. Следующее ощущение: он сидит в кресле, толстяк по-прежнему нависает над ним с озабоченным видом, а миловидная девушка с такой же, как у того, карточкой на блузке, вытирает Яшины лоб и щёки мокрым платком. Капельки сползали на шею и дальше, за ворот, приятно щекоча кожу, и это окончательно привело его в чувство.
