— Чего-о?
— Население.
— Я смотрю, любишь ты заумные словечки, Шутник! Не очень-то с тобой весело.
— Да не... Просто всё время забываю, что имею дело с... - Я неловко запнулся, подыскивая верное слово.
— С детьми?! Это ты хотел сказать? — Кира, наконец, расшатала болт и с хрустом вытащила его из костлявой груди ночного жоры. — На! Забирай свою игрушку, старпёр...
Она бросила его мне под ноги и снова презрительно фыркнула, скрестив руки на груди.
Вздохнув, я подобрал болт, вытер его об одежду другого жоры и воткнул снаряд обратно в кассету.
— Знаешь... Что-то мне подсказывает, что если бы в соседнем районе изобрели лекарство от жорской болезни, то мы бы уже об этом знали. — Я старался говорить примиряющим тоном. — После Весеннего Мора слухов, конечно, много ходит... Но они не особо похожи на правду.
— Ну вот мы и узнали! Да и вообще это всё шмели специально придумывают про остальных всякий бред. Чтобы от них пацаны не бежали, а продолжали ишачить. И чтобы можно было новобранцев шпынять как хочешь. — Кира снова присела возле трупа и закончила обыск. — Больше ничего... Налегке из дома вышел. Кто-то его там ждал обратно, раз у него даже ключей нет. Только проездной.
— Может потерял. У моего вот даже карты метрошной нет. А обычно у ночных всегда с собой «Тройка».
— Зайцем катался! — Девчонка забежала вверх по лестнице и юркнула мимо меня к двери, ведущей на крышу. — Хрен с ними! Давай пожрём уже! Чё у тебя там в банке?
— Погоди... — Я потратил минуту на то, чтобы примотать решётчатую дверь к косяку проволокой. Человек, конечно, откроет такой «замок» за минуту. Но ночной жора, который вдруг опять забредёт в этот подъезд, в жизни не догадается, как открыть запертую решётку. В плане ума и сообразительности они ничем не отличались от своих дневных собратьев. Никаких ума и сообразительности у них просто не было.
А от разумных нежданных гостей должны были помочь остатки «чеснока», разбросанные на полу во тьме технического этажа сразу за дверью.
— О, у меня такой же! — Воскликнула Кира, когда я достал из рюкзака плотно свёрнутый спальник.
— Хороший выбор. Хоть и тонкий, но компактный. Для лета — самое то.
— Да только лето какое-то холодное... А ты всё время в разных местах ночуешь? Или у тебя есть какая-нибудь тайная бэт-пещера? Или, точнее... Шут-пещера?
— Наверное, если бы я о ней всем подряд рассказывал, она перестала бы быть тайной.
Слова про «всех подряд» явно задели девчонку. Но она не стала дерзить в ответ. Лишь фыркнула, гордо вздёрнула носик и, завернувшись в спальник, уставилась на краешек солнца, скрывавшегося за Красногорским лесом.
— Хорошее место... Красиво... — Покосившись на меня, она всё-таки легко улыбнулась. — Ну чего ты там возишься? Давай, делись своими деликатесами, как обещал!
— Тебе никто не говорил, что ты слишком дерзкая? — Я протянул ей вскрытую банку
— Ха! Тем и живу! — Повозившись в своём рюкзачке, она извлекла наружу красный мультитул. И, выдвинув из него вилку, немедленно принялась уплетать жирную копчёную рыбу. — Вщякие шкромняги и отлищники... Типа тебя... Пе’выми шдохли! Ещё жимой!
— О, у меня такой же. — Я тоже достал свой швейцарский набор складных инструментов. — Не ешь с набитым ртом. И оставь мне половину.
— Опять папашу включил... Но вообще серьёзно! — Она передала мне банку обратно и принялась облизывать вилку, в то же время не замолкая. — Некоторые же даже из дома так и не вышли. Пока к ним самим в гости местная гопота не пришла.
— А ты сразу особняки грабить ломанулась? — В последний момент я решил всё же не упоминать лишний раз её мёртвого друга. Хотя очень хотелось воткнуть ей шпильку в ответ.
— А херли ещё делать? Отец в Питере жил. А мать на новый год с хахалем своим на курорт усвистала. Наверное где-нибудь там до сих пор на островах ходит под пальмами. Вместе с этим мудилой.
— Это что ж ты, одна в новый год осталась?
— Нет, конечно, я чё похожа на задрота какого-нибудь? Чтоб в свободной хате в одиночку тусить... — Скромный низкоуглеводный, но жирный ужин явно сделал дерзкую брюнетку более словоохотливой. — С Ромкой сидели, ждали ещё ребят после двенадцати.
— И не дождались?
— Не-а. — Убрав мультитул, Кира снова завернулась в спальник и продолжила любоваться закатом. — Связь почти сразу накрылась, ни до кого не дозвонишься, на мессаги не отвечали... Мы подумали, что они нас кинули. Да и хрен бы с ними, нам и вдвоём хорошо было... Пожрали, фильмец посмотрели, ну и... А к утру стрельба началась.
— Первые залпы Зимней Войны?
— Угу... — Девчонка покосилась на то, как я поднял нижний край маски, чтобы доесть консервы. — Ты чё, вообще её никогда не снимаешь?
— На людях — нет.
— Пф-ф-ф... — Она продолжила разглядывать мой щетинистый подбородок. — Как всё секретно... Крутой шрам. Ожог что ли?
— Кастет.
— И челюсть не сломали?
— Слабо ударили. Дети... Шипами только кожу порвали.
— Не такой уж ты крутой, как посмотрю, раз тебя пацан какой-то достал.
Я молча пожал плечами, убирая пустую банку в герметичный пакет с зип-локом. Не очень хотелось посвящать её в свою историю и рассказывать о том, что получил этот шрам ещё до того, как стал пугалом для всего Северо-Запада.
— Нафига она тебе? Насорить боишься? — Она выразительно оглядела мусор, разбросанный по углам крыши. Мы явно были не первые, кто выбрал это место для ночлега. Обрывки упаковки, такие же ржавые банки, окурки — многие из выживших не особо заботились о чистоте и до катастрофы. И уж тем более забили на неё теперь. Хотя сотни тысяч поплатились за такое отношение к гигиене во время Весеннего Мора.
— Приманка.
— М-м... — Кира покивала с деланным серьёзным выражением лица. — А я обычно жвачку использую, когда надо толпу жор отвлечь. Кстати...
Достав из кармана трофейный «Орбит», она кинула в рот пару пластинок и предложила мне.
— Нет, спасибо. Опасаюсь пломбы потерять. Других теперь никто не поставит.
— Не хошь — как хошь!
Некоторое время девчонка молча разжёвывала резинку, но заставила меня вздрогнуть, когда вдруг неожиданно надула и громко лопнула розовый пузырь.
— Не шуми.
— Да ладно! На такой высоте никто не услышит. Хоть иногда нужно себе позволять расслабиться. А то так и сбрендить можно. — Она лукаво покосилась на меня. — И начнёшь везде бегать в дурацкой маске. А там и до трусов поверх колготок недолго...
— Дались тебе эти трусы с колготками...
— А чё ты, попробуй, может тебе пойдёт! — Улыбка на лице брюнетки расплылась до ушей. — Представляешь, в каком ахуе шмели будут, когда ты в следующий раз на них в таком виде напрыгнешь!
— Хорошо, подумаю. — Разложив свой мультитул, я принялся скручивать новые ловушки из остатков проволоки.
— Только надо цвета под куртку подобрать. Чёрные колготки, красные труселя! Шик! И с маской тоже сочетается!
— Шутка, повторенная дважды, не обязательно становится в два раза смешней.
— Ой, всё... Кстати, а где ты куртку взял? В мотосалоне «Вегаса»?
— Снял сегодня со шмеля.
Кира продолжила широко улыбаться, но теперь хищно прищурилась:
— Респект! — Снова надув и лопнув пузырь, она задумчиво почесала лохматую макушку. — Интересно, где он взял эту кадетскую газету...
— У него теперь не спросишь. Последний раз, когда я его видел, он был немного мёртвый. Не шуми. Сейчас в городе далеко слышно даже такой звук.
— А! — Она снова беззаботно отмахнулась. — Может другие что-нибудь про неё знают... Хоть какой-то след. Надо взять языка!
Я пока не стал обсуждать с ней эту идею и промолчал. Планы на суицид девчонка явно отложила. Но я был не уверен в том, что хочу помогать ей в этом расследовании. На счёт банды шмелей у меня были немного другие планы. И взятие пленных в них точно не входило. Скорее наоборот.
Молчание Кира, очевидно, расценила как знак согласия. И некоторое время тоже молча наблюдала за моей работой, укутавшись в спальник поглубже. И уже скоро начала понемногу клевать носом.
