Я наблюдал за ним из тьмы леса. Обряженный в одну из моих масок долговязый Дрон поверил, что я, как обычно, отпускаю его обратно к своим — в качестве изуродованного предупреждения. Он не видел взлёта фонаря за спиной и, очевидно, не рассчитывал на такую жаркую встречу.
Первая удачная пуля пробила навылет левую сторону живота, вытолкнув наружу не только фонтанчик крови, но и желтоватое содержимое желудка. Часть облака дроби оцарапала согнувшемуся пацану лицо и шею, сорвав половину маски и превратив ухо в кровавые лохмотья. И ещё одна пуля попала в центр массы, опрокинув длинного шмеля спиной в траву. После чего он скрылся из вида стрелков, но те ещё продолжали некоторое время тратить патроны в то место, где он только что стоял.
— Сто-о-о-п!!! Не стреля-а-а-ать!!!
Грохот стих. Толпа зрителей еле слышно бормотала и перешёптывалась, словно боясь поверить, в то, что здесь и сейчас они все стали свидетелями смерти Пугала Северо-запада. Что страх, который всегда преследовал их в те моменты, когда приходилось выходить в город, за пределы своих цитаделей, внезапно перестал существовать. Среди тихого бормотания послышались щелчки и хруст перезарядки.
— Смотри! Там! Вон! Что... Как... Кто... — По толпе вновь пронеслась нестройная волна криков, переходящих в отдельные озадаченные возгласы. Чуть восточнее я поджёг ещё одну свечу и запустил следующий фонарь. Точно такой же как тот, что продолжал набирать высоту, ухмыляясь моей жуткой улыбкой всей округе. Большинство из вас свято верит в свою нелепую мистику. Я дам вам возможность поверить и в мою.
— Вон он! Там! Опять!!!
На сей раз из-за деревьев вышел уже я сам и приветливо помахал толпе рукой. И как только стрелки, не дожидаясь приказов, вновь подняли своё оружие, зашёл обратно за толстый дубовый ствол.
На сей раз грохот выстрелов прекратился чуть раньше. Судя по треску веток, ломающихся рядом со мной, и по стуку пуль, приземляющихся в окружающие стволы, я мог и не прятаться. Пока стрельба не затихла, в дуб не попал ни один снаряд или дробинка.
— ...Не стрелять!!! — Гневные приказы командира снова затихли. И зрители тоже хранили молчание. Должно быть, Шершень сейчас лихорадочно соображает, что ему делать дальше. Ждать продолжения спектакля под защитой стен или заставить своих миньонов принять в нём более активное участие, бросившись за мной в погоню. Ведь все они знали, что и та и другая стратегия обычно была одинаково опасна. Они прекрасно помнили, что от меня можно ожидать разных фокусов. И вне зависимости от того, прячешься ты, убегаешь или пытаешься сопротивляться — все они приводили либо к смерти, либо к вечной улыбке на изуродованном лице.
А теперь я впервые пришёл к ним сам. И кажется, сейчас они не особо верили в надёжность своей цитадели... А дальнейшее промедление и нерешительность со стороны командира может разом перечеркнуть весь его сакральный авторитет. Ведь это они здесь самые сильные. Нельзя позволять какому-то одинокому психу вселять ужас и смятение в сердца подданных. Последствия такого падения морали были бы катастрофичны — прежде всего для него самого. И, скорее всего, Шершень это знал. Или чувствовал инстинктивно. Иначе никогда не забрался бы на верхушку их иерархии.
— ...Уби-и-ить!!! Среди резких гнусавых окриков, донёсшихся с крыши, я смог разобрать далеко не все. — ... Голову!!!
Кажется, для начала он применил положительную мотивацию, обещая тем, кто добудет свидетельство моей смерти какие-то немыслимые блага. Вроде безлимитного доступа к осам или бесконечного запаса самой вкусной и самой свежей еды.
Повинуясь приказам и соблазнившись обещаниями, толпа снова поверила в свою силу. Снова поднялся шум и гам. И стая шмелей пришла в движение. Отхлынув от края крыши, они, очевидно устремились вниз, чтобы устроить загонную охоту на дерзкого одиночку. Да конечно! Ну чего бояться! Нас много, как никогда, а он один! Мы вооружены и опасны! Мы его разорвём! Призраков не бывает! Да? Ведь правда, да?
Спустившись, кучки подростков разбились по отдельным роям под предводительством какого-нибудь двуленточного шмеля. И, осторожно ступая в сторону леса по высокой траве, ощетинились разнообразным холодным оружием — от шипастых дубин до длинных квази-копий, сделанных из садового инвентаря.
Ничего, сейчас я вас подбодрю.
Из всей моей экипировки, приготовленной для этого вечера, Киру больше всего озадачил длинный половник, который я закрепил между рюкзачными ремнями. Сам черпак был одет в мягкий войлочный чехол. И теперь настало его время.
Не особо сильно размахиваясь, я смог отправить небольшую майонезную банку, наполненную мелкими гвоздями с обкусанными шляпками, гораздо дальше, чем просто одной рукой. Дополнительный рычаг, образованный половником, перекинул снаряд не только через мелкую поросль на границе леса, но и через головы подступающей к ней толпы. И ещё один. И ещё.
Толпа озадачено проследила за пролетевшими над ними шипящими бенгальскими огнями, воткнутыми в крышки банок. Упав в траву на сырую землю за их спинами, ни одна из банок не лопнула. Разлетаться на куски они начали только тогда, когда новогодние огни догорели до небольшой упаковки из-под таблеток, установленной в центре каждой из банок. Порох внутри упаковок взорвался, осыпав тыл шмелей битым стеклом и гвоздями.
Самые трусливые дикари, старавшиеся идти позади всех, взвыли от боли, когда осколки и гвозди вонзились им в лица, шеи и руки.
И чтобы у остальных не появилось неправильных идей насчёт отступления, я продолжил бомбардировку, снова зашвырнув все оставшиеся снаряды в тыл их построения. И толпа спешно побежала подальше от шипящих в траве бенгальских огней, спасаясь от новых осколков и шрапнели. Ближе к лесу. Тем более, что среди толстых стволов и кривых веток они уже через несколько секунд ясно увидели свою цель.
Дёрнув шнур, я осветил себя красным огнём фальшфейера так, чтобы было видно и улыбающуюся маску и свободную руку. Которая немедленно вытянулась вперёд и показала им самый обидный для каждого реального пацана жест.
— Вон он!!! Мочи суку!!! Клади урода!!! Ща запинаем мудилу!!! — Разьярённые подростки, многие из которых были даже повыше меня ростом, обрели второе дыхание. Да, их страх вновь материализовался. Но теперь он точно был всего один против десятков их верных корешей. С которыми они уже не раз точно также охотились на каких-нибудь невезучих одиночек. И небольшие отряды смело ринулись в погоню в прогалы между деревьями
— Гони козла!!! Мочи... Ай бля!!! — То тут, то там грозные вопли резко обрывались ругательствами. Многие из тех, кто забежал в тёмные заросли первым, вдруг провалились одной ногой в неглубокие круглые ямки. Споткнувшись о столь несерьёзное препятствие, пацаны гневно матюкались и немедленно попытались тут же продолжить погоню. Но в их ноги быстро впивались наточенные гвозди, установленные по сторонам ямки под небольшим наклоном вниз. Легко пропустив стопу внутрь ловушки, при обратном движении гвозди жадно впивались в ногу. И чем сильнее раненый шмель в панике пытался выдернуть конечность из ямки, тем сильнее гвозди заходили ему под кожу, расцарапывая мясо до кости.
Но далеко не все охотники придали значение тому, что их товарищи вдруг начали отчаянно ныть, просто споткнувшись на какой-то мелкой кочке. И, как только шмели обежали попавших в ловушки неудачников погоня продолжилась с прежней яростью.
— Гони суку!!! Загоняй!!! Слева заходи!!! Не сбежит, тварь!!!
Быстро взобравшись по заранее вбитым колышкам почти на самую вершину приземистого дуба, я заставил их поверить, что на сей раз сам оказался в ловушке. Уже через несколько секунд я был окружён. И в меня полетели камни и грозные проклятья. А самые отчаянные преследователи быстро заметили удобные лесенки из вбитых в ствол колышков и немедленно полезли по ним следом за мной, тыча вверх остриями своих длинных копий.
Бросив фальшфейер вниз, я пропал из их зрения в темноте и потянул за шнур, распустивший сразу несколько узлов на верёвке, повязанной вокруг ствола дуба. И утыканные гвоздями брёвна, подвешенный под кроной, больше ничего не держало. Полетев вниз по широким дугам, ловушки припечатали тела нападающих к стволу, вонзившись им в бока, спины и ноги, переламывая тощие рёбра.
