— Моральный дух низок, — Белинда — женщина, которую я видела всего один раз, когда она выкатила отрубленную голову к моим ногам, — шипит, когда я пристегиваю клинки к бедру и беру пистолет из рук Эдварда и кладу его в кобуру на боку.

Она наблюдает за мной, ее взгляд насторожен.

— Ты мне не доверяешь, — говорю я.

Она наклоняет голову.

— Вы принадлежите королю.

Я протягиваю руку и кладу свою на ее руку.

— Я принадлежу вашему королю. И я спасу его с его людьми или без них.

Ее ухмылка расползается по гнилым зубам, и она машет рукой в сторону двери.

— Ну что ж, пора убедить его людей.

Мой желудок переворачивается, нервы угрожают разорвать меня изнутри, но я сглатываю их, закрываю глаза и пытаюсь пробиться сквозь эфир; найти силу Тристана и направить ее, пока она не проникнет в каждую мою клеточку.

Глубоко вздохнув, я делаю шаг через двери и выхожу на балкон. Воздух становится неподвижным и напряженным.

Я облизываю губы, глядя на мятежников, на гиен, и впервые вижу их лица. Маленькие дети смотрят вверх широко раскрытыми глазами, женщины и мужчины с печалью в глазах и изнеможением в порах.

Потрепанные и уставшие, но славные.

Эти люди — жизненная сила Глории Терры, как и мы в Сильве, и они заслуживают того, чтобы жить свободно.

— Я не ваш король, — начинаю я.

— Да вы что, — выкрикивает кто-то.

Моя грудь напрягается.

— Я в ужасе от того, что стою перед вами, настолько, что каждая моя жилка хочет развернуться и убежать. Но ваш лидер в беде.

Закрыв глаза, я представляю себе Тристана, сглатывая агонию, которая охватывает меня при мысли о том, что я больше никогда не увижу его, не почувствую, как его губы касаются моей кожи, как его любовь поглощает меня целиком. Я думаю обо всех секретах, которые он шептал мне в душу, о том, как я была его грязной девчонкой, и как он не мог дождаться, когда увидит меня в короне и рядом с собой. О его видении будущего и воспоминаниях о прошлом.

Мои глаза открываются.

— Я не буду претворяться, что знаю, через что вам пришлось пройти, но я видела борьбу и знала раздор, — я колеблюсь. — Когда я приехала в Саксум, я должна была убить Фаасов, всех до единого, включая принца со шрамом.

По толпе проносится гул.

— Но потом я узнала его... — моё горло раздувается. — И он заставил меня поверить в лучший путь.

Мои глаза сканируют их лица, замечая, что Белинда переместилась на передний край толпы внизу, Эдвард и Шейна стоят рядом с ней. Мой взгляд останавливается на моей подруге, и она кивает, придавая мне сил.

— Все кончено, — говорит женщина. — Они поймали его. Мы проиграли.

— Вы так легко сдаётесь? — спорю я. — Сколько раз он проявлял себя снова и снова? И все же при первых признаках борьбы вы отворачиваетесь?

Я качаю головой, молясь, чтобы мои слова попали в цель. Я не знаю ничего из этого наверняка. Я основываюсь только на том, что сказал Тристан, и верю, что он говорит правду.

Белинда делает шаг вперед, поворачиваясь к толпе.

— Он спас меня, когда я пошла в замок и мне была обещана верная смерть.

Гул становится громче.

Затем вперед выходит Шейна, и у меня замирает сердце.

— Он приносит вам еду, он одевает ваших детей.

Благодарность обхватывает мою грудь и тянет.

— Он рисковал своей жизнью, чтобы дать вам вашу, — вклиниваюсь я. — Но дело не только в нем. Я верну его с вашей помощью или без нее. Речь идет о том, чтобы встать и воспользоваться моментом. О мести за каждый раз, когда они убивали кого-то за то, что он просто говорил правду. За каждое проклятие, каждое имя, каждый синяк и сломанную кость, когда они кричали, что вы недостоины.

Лица в толпе меняются, электрическое чувство пульсирует в воздухе, нарастая с каждой секундой.

— У меня не очень хорошо со словами, — продолжаю я. — Я не могу завернуть жестокости того, что было, и реалии того, что будет, в красивый бантик и сделать так, чтобы все выглядело лучше для вас.

Я ударяю кулаком в грудь.

— Но вместе мы правим, а разделенные мы падем. Я прошу вас — умоляю вас — восстать со мной. Нет никого лучше Тристана Фааса, чтобы вести вас. И он заслуживает, чтобы за него боролись так же, как он всегда боролся за вас.

Белинда падает первой, ее голова склоняется, из горла вырывается громкий вой. А затем, словно в замедленной съемке, за ней следуют другие.

Один за другим они опускаются на колени, медленно начинается скандирование. Сначала я не понимаю, что они говорят, но оно растет, перекатывается по воздуху и ударяет мне в грудь так же уверенно, как если бы меня ударили в сердце.

«Да здравствует королева! Да здравствует королева!»

Слезы наворачиваются на глаза, когда я смотрю на них на людей — моих людей — жизненную силу Глории Терры, доверяющих мне вести их к их королю.

— Мы — воины! — повышаю голос я, пока он не разлетается над их головами, как стрелы. — Это революция! И пришло время нам вернуть наш дом.

52.Тристан

Мои глаза с трудом открываются, голова затуманена, пока я прихожу в себя. И как только я это делаю, я жалею об этом, потому что нет ни одной частички меня, которая бы не болела. Мои кости хрупкие, мышцы атрофированы от недостатка движения, и я уверен, что уже несколько дней не пил воды.

— Тристан, — шепчет тоненький голосок, и когда я понимаю, кто это, то заставляю себя открыть веки и посмотреть в испуганное лицо Саймона, на его игрушечный меч, свисающий сбоку. — Что они с тобой сделали?

Я провожу языком по своим потрескавшимся губам, и мой рот раздвигается, отклеивая сухой язык от нёба.

— Маленький лев, — прохрипел я. — Ты не должен быть здесь.

Его глаза оглядывают двор, солнце садится за горизонт и отбросывает оранжевый отблеск на землю. Я перевожу взгляд на охранника, стоящего в стороне, его глаза смотрят на Саймона, затем на меня, но он не двигается с места.

— Уходи, Саймон, — я пытаюсь придать силу своему голосу, но не получается.

Он икает, шагая ближе, и когда он делает это, охранник тоже двигается, крепче сжимая винтовку на своем боку.

— Саймон. Уходи, — меня охватывает неотложность.

Он качает головой, из его глаз льются крупные слезы.

— Я не могу... Где леди? Почему ее здесь нет? — его голос становится маниакальным. — Она могла бы спасти тебя, почему они сделали...

— Саймон, — боль разрывает мой бок, раны, покрытые корочками, снова открываются, и я гримасничаю. — Иди к своей матери, хорошо? Со мной все будет в порядке. Это просто...

Охранник делает шаг вперед, загораживая мне обзор, и моя грудь разрывается от осознания того, что это последний раз, когда я вижу лицо Саймона. Последний раз, когда я услышу его голос или скажу ему, что он сильный. Это последний момент, когда он увидит меня и поймёт, что я не такой.

Он даже не знает, что мы семья.

Саймон в ярости направляет свой игрушечный меч на охранника.

— Развяжи ему руки.

Охранник усмехается.

— Может, тебе стоит поработать над своим ревом, малыш. Убирайся отсюда. Я не хочу причинять тебе боль.

Что-то трещит вдалеке, и все наши глаза поворачиваются в сторону шума.

— Что это было? — спрашивает охранник.

Еще один звук, на этот раз ближе, и хотя я не могу объяснить его, какое-то чувство струится по моему позвоночнику, наполняя меня силой.

Взгляд Саймона останавливается на мне.

— Я спасу тебя.

Паника охватывает меня, я не знаю, что сейчас произойдет, но нутром чувствую, что что бы это ни было, ему здесь не место.

— Кто-то уже это делает, — лгу я. — Иди и жди меня в туннелях, хорошо? — мой голос задыхается и слаб. — Я встречу тебя там.

Его нижняя губа дрожит.

— Обещаешь?

— Обещаю.

——————