Ухмылка Эдварда растягивается по его лицу.

— И что в итоге?

Я улыбаюсь.

— В конце концов, я буду носить корону в любом случае. Предпочтительно с совершенно новым советом, не заполненным людьми, которые всю жизнь пренебрегали мной.

— Победа будет за нами, Ваше Высочество. Я чувствую это. Несколько моих людей уже балансируют на грани. Они недовольны тем, как обстоят дела, — он хлопает в ладоши, прежде чем сделать еще один глоток своего напитка. — А парни в подвале, которые пытались убить леди Беатро? Что бы Вы хотели, чтобы я с ними сделал?

Моя кровь закипает, когда я думаю о мятежниках, которые взяли на себя ответственность организовать покушение.

— Держи их под замком. Я планирую отдать их в качестве подарка.

— Кому?

Я улыбаюсь.

— Саре, конечно.

Его глаза загораются осознанием, но прежде чем он успевает сказать что-то еще, дверь в таверну распахивается, и входит Шейна, ее глаза сканируют все вокруг, пока не останавливаются на нас. Улыбка расплывается по ее лицу, когда она видит Эдварда, и он выпрямляется, прислонившись к барной стойке. И затем, как я и просил, Пол Вартег следует за ней, его взгляд расширяется, когда он рассматривает три десятка людей, которые едят и пьют за столами, и его рот открывается, когда он останавливается на железной клетке, построенной в дальнем углу, с бессознательным Ксандером, прикованным к стене и выставленным на обозрение.

Я тушу конец косяка и подхожу к ним, приняв теплую ухмылку на свое лицо.

— Добро пожаловать, Пол, — я кладу руку ему на спину. — Я так рад видеть, что Шейна убедила тебя прийти.

— Это Вы, — шепчет он. — Вы — король мятежников?

Моя ухмылка расширяется.

— Я много кто, но сейчас я просто друг.

Я подталкиваю его вперед, и Шейна отрывается, идет к Эдварду и погружается в его объятия, их губы смыкаются в долгом поцелуе.

— Я признателен, что ты здесь, — говорю я ему. — Хотя бы для того, чтобы увидеть, чего добились месяцы твоей тяжелой работы, обеспечивая еду, которая доставляется сюда, — моя рука машет над столами, указывая на случайные лица. — Если бы не было так поздно, ты бы увидел маленьких детей, которые впервые за несколько дней получают еду. Ты бы увидел матерей, прижимающих младенцев к груди, пока они плачут от облегчения из-за того, что им дали что-то, когда монархия не смогла обеспечить их.

Повернувшись к нему, я впиваюсь в него взглядом.

— Я хочу, чтобы ты знал, как мне невероятно жаль Тимоти.

Его глаза сужаются, плечи напрягаются, когда он встречает мой взгляд.

Об этом не говорят — не вслух, — но я знаю о нем и Тимоти. Об украденных моментах и тайных ночах. О любви, которая закончилась бы гораздо хуже, чем выстрел в грудь, если бы кто-нибудь узнал.

И хотя я не оплакиваю смерть Тимоти, впервые в жизни я могу сопереживать мысли о его погибели. Я понимаю, как больно любить втайне, и я не желаю когда-либо пройти через муки воссоединения со второй половинкой своей души, только для того, чтобы она была несправедливо оторвала от тебя.

Уже достаточно тяжело, когда тебе говорят, что они не предназначены для тебя, когда они — единственное, что когда-либо чувствовалось как что-то твоё.

Я кладу руку ему на плечо.

— Я обещаю тебе, Пол, что виновные заплатят.

— Они не проведут ему похорон, — шипит он, его голос низкий и измученный.

Я киваю, сведя брови.

— Тогда мы устроим ему похороны здесь.

По его лицу стекает одна слеза, и он утирает ее. Я притворяюсь, что не вижу.

— Я не отдавал им этот приказ, но все равно несу ответственность.

— Я Вам верю, — он прочищает горло и произносит следующую часть шепотом. — Я ни на секунду не сомневаюсь, что Вы не позволили бы причинить вред леди Беатро.

Моя грудь судорожно вздымается в надежде, что мы не настолько очевидны, как ему кажется, но я улыбаюсь.

— И ты был бы прав.

— Я никогда не приходил сюда раньше, потому что отказывался выбирать сторону, — говорит он. — Но я больше не могу стоять и смотреть, как коррумпированная монархия уничтожает наш народ. Глория Терра — гордая страна, и мы заслуживаем короля, который принесет нам славу. А не позор.

Удовлетворение, тяжелое и густое, прокатывается по моей крови, как патока.

— У меня есть твоя преданность, Пол Вартег?

Его глаза вспыхивают, и он опускается на колени.

Я протягиваю руку, и он сжимает мои пальцы, целуя вершину перстня с львиной головой.

— Я клянусь.

— Вместе мы правим, врозь — падаем, — шепчу я. — Для меня честь приветствовать тебя в рядах восстания.

42.Сара Б.

Холодный шок разливается по моим венам, когда я наблюдаю, как полный зал людей падает на колени, один за другим, вдохновлённые Полом, который только что подобострастно целовал руку Тристана, и я... немею.

Тристан — мятежный король.

Конечно, это он.

Как я могла быть такой слепой?

Я последовала за Шейной и Полом сюда, в тенистые земли, где фонари исчезают с углов улиц, а гладкие дороги превращаются в разбитый тротуар с выбоинами такого размера, что в них может поместиться небольшой дом. Во всех зданиях грязные окна или доски вместо стекол, и хотя Сильва обеднела за долгие годы, такого я еще не видела.

Не уверена, чего я ожидала, когда решила заглянуть в щель в двери таверны «Слоновьи кости», но точно уж не это.

Что угодно, только не это.

Я сканирую глазами людей, мое сердце кричит и бьется в груди, но я игнорирую боль, отказываясь признаваться себе, что мужчина, в которого я влюбилась, — это тот, кто убил моего отца.

Сама таверна мрачная и темная; потертые деревянные панели и сильный запах нафталина и плесени, но атмосфера в ней приподнятая. Как будто они знают, что находятся на пороге чего-то великого. Чего-то большего.

В дальнем углу они установили большую клетку с железными прутьями, и я прищуриваю глаза, смятение пробегает по мне при виде этого зрелища. Зачем это здесь? Я пытаюсь разглядеть получше, но не могу открыть дверь дальше без риска быть замеченной, а высокая фигура Тристана загораживает меня.

Но потом он двигается, и я вижу сгорбленную фигуру моего кузена, окровавленного и прикованного к стене без сознания.

Мой желудок подпрыгивает. Он жив.

В клетке, как птица, и без руки, но все же... жив.

Мой желудок сворачивается, месть в моем сердце разгорается все ярче.

Тристан поворачивается, отходит от Пола и направляется к передней части комнаты с некачественной платформой и единственным стулом с высокой спинкой, стоящим в центре. Он идет прямо в середину, бог среди своих людей, и говорит.

— Друзья, — его руки поднимаются в стороны. — Время близко. Вы все невероятно верили в меня, и пришло время отплатить вам тем же. На горизонте новый рассвет!

Аплодисменты раздаются за столами.

— Больше мы не будем отброшены в тенистые земли, пока богатые и совершенные живут на свету. Пришло наше время сиять.

Снова крики и возгласы, несколько человек бросают мусор в железную клетку, в которой сидит Александр.

Мой желудок сводит судорогой, мне хочется отвернуться, чтобы этот кошмар исчез, но я прикована к месту, не в силах ничего делать, кроме как смотреть. Его харизма поражает, и чем больше его слов льется из уст на остальных в комнате, тем больше вы можете почувствовать, как энергия меняется, как будто он лепит ее в любую форму, какую пожелает, и возвращает ее им, как будто она всегда принадлежала им. Это самое невероятное зрелище, которое я наблюдала, и я не сомневаюсь, что если он пожелает корону, она окажется на его голове.

Он говорит так красноречиво, так завораживающе, что даже я попадаю под его чары. Мое сердце бьется быстрее, дыхание становится резче, а волнение поднимается в центре моего живота и распространяется по конечностям, пока я не представляю, каково это — стоять рядом с ним.