Лорд Такан приходится королю двоюродным братом, что делает его Фаасом, и, хотя он не занимал высокое положение в очереди на трон, он в ней находился. И моя жажда мести не утолится, пока я не уничтожу каждую каплю крови Фаасов на земле.
Рука Майкла дрожит, когда он сжимает мое предплечье, на его лбу выступили капельки пота, пока нас сопровождали стражники во главе с Тимоти и еще одним человеком в форме с лохматыми светлыми волосами. Я не помню его имени, но знаю, что именно он сдерживал ту женщину с головой лорда Реджинальда. Ксандер топает перед нами, проводя рукой по волосам, словно не может успокоить свои мысли.
Мы входим в кабинет Майкла, и Тимоти берет меня за локоть, его глаза сканируют меня с головы до ног, как будто он беспокоится, что я тоже могла выпить яд, который парализует мои дыхательные пути и заставит меня биться в судорогах до самой смерти.
— Я хочу знать, — голос Майкла сотрясает стены. — Что это, блядь, было.
Ксандер расхаживает взад-вперед перед столом.
Талантливый актер, хочется отметить.
В конце концов, это он передал мне яд в первую очередь.
— Бал должен продолжаться, — щебечет Ксандер. — Это идеальное время для вас обоих, чтобы собраться вместе и успокоить людей. Показать им, что в невзгодах мы находим силу... — он указывает между мной и Майклом. — Друг в друге.
Я насмехаюсь.
— Ты когда-нибудь думаешь о чем-нибудь, кроме политики?
Его губы опускаются, в глазах появляется зловещий блеск.
Дверь распахивается, и в нее врывается принц Тристан, вокруг него клубится темная энергия, отчего кажется, что температура падает только от его присутствия.
Меня пробирает дрожь, сердце колотится в груди.
Он не выглядит счастливым.
— Тристан, — огрызается Ксандер. — Вас всегда приводит смерть, не так ли?
Шаги Тристана тяжелые, его длинный черный пиджак развевается позади него, когда он пересекает комнату. Глаза Ксандера расширяются, и он отступает назад, пока не натыкается на край стола.
Быстрая, как вспышка, рука Тристана вырывается и хватает Ксандера за лицо так, что его щеки вминаются, очки криво ползут на лоб.
— Тристан, пожалуйста, — вздыхает Майкл, потирая лицо руками.
Его челюсть напрягается, когда он поднимает Ксандера, пока пальцы его ног не начинают целовать землю.
У меня зарождается беспокойство за кузена, но я настолько удивлена энергией, излучаемой принцем, что застываю на месте, пьянящее чувство пронизывает меня, когда он доминирует над всеми остальными мужчинами в комнате, просто находясь в ней.
Мой взгляд прослеживает кольца на его пальцах, переходит на толстые вены на его руке. Мои бедра сжимаются, когда я вспоминаю, как эта же рука погружалась между моих ног, когда десятки людей наблюдали за этим, ничего не подозревая.
Я жалею, что не воспользовалась возможностью почувствовать, как сильно я повлияла на него, когда у меня был шанс.
— В нашем доме только что отравили члена семьи, а ты всё ещё говоришь со мной так, будто я не могу разрезать твое тело на куски и скормить их шавкам на ужин, — шипит Тристан.
От его слов на меня накатывает тошнота.
— Я бы не советовал, Ваше Высочество, — заикается Ксандер, морщась, когда хватка Тристана крепнет. — Я был бы с запашком, совсем не аппетитное блюдо.
Принц усмехается, роняя Ксандера на землю, и я бросаюсь к нему, приседаю рядом и помогаю ему встать.
— Ведите себя цивилизованно, — огрызаюсь я, глядя на Тристана.
Его глаза бушуют, как дикая буря, все его игривые шутки исчезли, как будто я придумала их в своей голове. Мое сердце бьется о ребра, когда я выдерживаю его взгляд, и впервые я понимаю, почему они его боятся. Предупреждения моего дяди звучат в моем мозгу.
«Принц со шрамом не в себе, Сара. Держись от него подальше, пока не будет крайней необходимости, ты поняла?»
— Откуда ты знаешь, что это был яд? — спрашивает Майкл.
— Потому что я не идиот, — Тристан разрывает нашу связь и поворачивается к брату. — Разве ты не видел конвульсии? Борьбу за дыхание? Быструю и мучительную смерть?
Майкл втягивает воздух.
— Он умер?
Тристан усмехается, звук раздается глубоко в его груди.
— Гиены, — шипит Ксандер.
Мои брови поднимаются к линии волос, раздражение от отвратительного названия просачивается сквозь мои поры. Я понимаю, чего он добивается: свалить убийство на мятежников. Это не входило в планы, но я вижу привлекательность использования их в качестве козлов отпущения, чтобы помочь нам спрятаться на виду у всех. Тем не менее, мысль о том, что могут пострадать невинные люди, давит мне на грудь, до дрожи в ногах. Надеюсь, я смогу закончить работу до того, как до этого дойдет дело.
Майкл хрипит.
— Здесь? В замке?
— Они и раньше могли пробраться в замок, — говорю я. — Так ли уж надуманно полагать, что они могут сделать это снова?
Тристан прислонился к стене, мышцы его челюсти то напрягаются, то расслабляются. Он вытаскивает косяк из-за уха и проводит им по бантику амура на губах, прежде чем сунуть его в рот, и, хотя сейчас не подходящее время и не подходящая реакция, мой живот напрягается, желание зарождается между ног.
После нашей ночи под звездами я не уверена, что когда-нибудь буду смотреть на курение как прежде.
Он достает спичку из кармана, несколько выбившихся прядей его черных волос спадают на шрам, когда он наклоняется вперед, чтобы зажечь конец; пламя заставляет его черты лица светиться теплым оранжевым оттенком. Его глаза вспыхивают, когда он смотрит на меня, и он выпрямляется, позволяя огню раскалить деревянную палку до тех пор, пока, я уверена, она не касается его кожи.
Но он даже не вздрагивает. Даже не шевелится.
Я сглатываю, утонув в его взгляде, как в зыбучем песке. Он ухмыляется, дым вытекает изо рта и вьется в воздухе.
— Неважно, сейчас с этим ничего не поделаешь, — говорит Ксандер, выводя меня из оцепенения.
Моя грудь вздымается, когда я отворачиваюсь.
Майкл ходит взад-вперед, его взгляд скачет от одной стены к другой, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, рассматривая его, задаваясь вопросом, почему он выглядит таким беспокойным; когда несколько недель назад у его ног валялась чья-то отрубленная голова, его это не заботило.
— Не волнуйтесь, — продолжает Ксандер. — Я обо всем позабочусь.
29.Тристан
— Думаете, это мятежник? — говорит Эдвард, поправляя манжету своего мундира. — Кто-то, кто стал беспокойным и взял дело в свои руки?
Укол ярости пронзает мою грудь при мысли о мятежнике, не подчиняющемся мне, и я смотрю на Эдварда, недоверие проносится в моем сознании.
— Зачем кому-то желать себе мучительной смерти от моих рук? — спрашиваю я. — Они должны понимать, что их ждет именно это.
Он кивает, потирая щетину на челюсти.
— Может Александр? Эта жалкая птичка?
— Думаю, что на данный момент все под подозрением.
Я поднимаюсь со своего места, прохожу в угол комнаты Эдварда и смотрю в зеркало, расположенное на комоде.
— Даже леди Беатро?
Оборонительная реакция обрушивается на меня, как бетонная стена, раскалывая своим напором мой фундамент. Я поворачиваюсь к нему лицом, наклоняя голову.
— Если ты хочешь меня о чем-то спросить, Эдвард, сделай это. Я не выношу игры в угадайку.
Он сглатывает, поднимая плечо.
— Я ничего не имею в виду... но она действительно привлекательная женщина.
Я сжимаю челюсть, подавляя желание отрезать ему язык за то, что он говорит о ней так, как будто у него есть на это право. Как будто он имеет хоть какое-то представление о том, насколько она разрушительно красива.
— Она принадлежит моему брату.
Он смотрит на меня сбоку, пока стоит рядом со мной у зеркала.
— И все же Вы предупредили мятежников не трогать ее.