Его глаза расширяются после того, как он произносит эти слова, но уже слишком поздно. Я уже услышала.

Все внутри меня замирает, и я отдергиваю ладонь, дыхание вырывается из легких. Смятение застилает мой разум, и я пытаюсь понять, что он только что сказал.

— Что? — спрашиваю я.

Он хватает меня за руки, сжимая мои пальцы.

— Послушай, Сара. Если ты думаешь, что сможешь добраться туда, в тенистые земли..

Мой желудок подпрыгивает, беспокойство скользит по мышцам, пока не сжимает их.

— Что? Я...

— Ты права, — давит он. — Мы можем спасти Александра.

Я качаю головой, натягивая брови, пока мой лоб не сморщивается.

— Подожди. Скажи мне, что ты имел в виду насчет моего отца.

Он поднимает плечо.

— Я имел в виду... посмотри, что с ним случилось. Он был убит.

Я скрежещу зубами, острая боль пронизывает мою челюсть.

— Не обращайся со мной, как с неумехой. Если ты чего-то не договариваешь — скажи мне.

Мой желудок перекатывается, как волны океана во время надвигающегося шторма.

— Я заслуживаю знать".

Он сглатывает, роняет мои руки и поднимает свои, чтобы провести по волосам.

— Не король убил твоего отца.

Неверие врезается в меня, разрывая кожу, как будто он впихнул эти слова прямо мне в грудь.

— Я не понимаю.

— Это были мятежники. Они захватили его по дороге домой и пытались использовать его в качестве разменного товара, так же, как и твоего кузена. Только в прошлый раз...

Его голос дрожит, когда он прерывается, и мое тело замирает, шок распространяется по всем конечностям, пока они не немеют от ледяного холода.

— Но ты сказал... ты сказал мне... ты лгал мне? Все это время?

— Твой отец был герцогом, милая племянница, титул ему подарил сам король Майкл II. Мятежники увидели возможность, ошибочно полагая, что новый король сочтет его слишком важным и не захочет потерять.

Я вскакиваю на ноги, предательство пронзает мои внутренности, как раскаленное лезвие; горе по отцу и осознание того, что все, что мне говорили, было ложью, хлынули через мою середину, как лава.

— Так в чем же был смысл всего этого?

— Смысл? — он смотрит на меня, его глаза блестят. — Смысл тот же, что и всегда. Они схватили твоего отца. Пытали его. А корона ничего не делала, только стояла и смотрела. Они несут такую же ответственность. Не позволяй этому отвлечь тебя от того, ради чего мы сюда прибыли.

— Нет, — качаю я головой, упущения моей семьи тяжело ложатся на язык, пока во рту не появляется кислый привкус. — Нет, ты не можешь этого делать. Ты не имеешь права стоять и говорить мне, что чувствовать или как себя вести. Не тогда, когда ты лгал мне всё это время.

Жжение опаляет мое горло и оседает между глаз, слезы угрожают затуманить мое зрение.

— Ты лгал мне!

Не здесь, ma petite menteuse. Они не получат твоих слез.

Голос Тристана звучит в моей голове, как будто он стоит позади и наставляет меня через боль — через абсолютное опустошение, из-за того, что всё, что как я думала, я знала, разрушается изнутри. Я сжимаю челюсть, заставляя эмоции отступить.

— Я пытался спасти тебя! — кричит мой дядя. Его рука белеет, когда он надавливает на трость, чтобы помочь себе встать. — Твой отец очень хорошо обучил тебя, Сара, но идти в тенистые земли слишком опасно.

Он подходит ближе, его глаза пытаются поймать мои, но я отворачиваюсь, не в силах даже посмотреть ему в лицо.

— Мне жаль, — шепчет он. — Мне так жаль, что мы скрывали это от тебя. Я всю жизнь старался поступать с тобой правильно, и когда он умер... — его голос дрожит. — Я побоялся потерять и тебя.

— И все же ты отправляешь меня сюда без причины.

— Нет, — его рука обхватывает мою челюсть, наклоняя голову. — Фаасы все еще виновны. Они все еще заслуживают гнить. Но мятежники нецивилизованны, их лидер — призрак. Это совсем другая игра. Я не могу допустить, чтобы с тобой тоже что-то случилось.

Мои зубы стиснуты, в животе разгорается новый огонь, который пылает все ярче с каждым его словом, уничтожая все на своем пути.

— Я поприветствую смерть, если только я заберу с собой тех, кто виновен, — шиплю я сквозь сжатые челюсти.

Раф выдыхает с трудом, кивнув головой.

— Тогда тебе нужно будет убить мятежного короля.

36.Тристан

Виновные должны платить за свои грехи.

Я смотрю на нацарапанную записку — ту, что была написана мной, — прежде чем положить её на стол Майкла и посмотреть на него.

— И в чем же ты провинился, брат? — спрашиваю я. — Что сделал Ксандер?

Глаза Майкла переводятся слева направо.

— Ничего, конечно.

Мой ботинок нажимает на деревянный пол, заставляя его скрипеть, и его тело подпрыгивает. Забава проносится по моим внутренностям, и я напоминаю себе, что нужно подавить ухмылку, которая хочет расползтись по моему лицу.

— Ты когда-нибудь думал о нашем отце? — спрашивает он, его пальцы сжимают спинку стула.

От этого вопроса у меня скручивает живот, как это происходит всякий раз, когда я думаю о нашем отце.

— Это мама подговорила тебя на такую линию вопросов?

Я оглядываюсь вокруг, наполовину ожидая, что она находится в комнате. По правде говоря, я не уверен, что она вообще еще в замке, но меня это не волнует.

Он качает головой.

Я кладу косяк в рот и иду в гостиную, перегибаюсь через журнальный столик, чтобы зажечь конец о канделябр, делаю несколько затяжек, пока иду обратно к Майклу и предлагаю ему.

Он смотрит на горящую бумагу, как будто не верит, что она не отравлена.

— Если бы я хотел убить тебя, брат, я бы позаботился о том, чтобы ты знал, что это произойдет, — киваю я ему. — Возьми. Это облегчит твоё сознание. Хотя бы на время.

Он сглатывает, протягивает руку и зажимает косяк между пальцами, подносит к губам и корчит рожу, когда дым, как водопад, струится из его носа.

— Ты веришь в Бога? — бормочет он, глядя вниз на гашиш.

Я кладу руки в карманы и наклоняю голову.

— Верю.

— Ты почти не посещаешь мессу, — он смотрит на меня из-под бровей.

— Есть разница между верой и слепым поклонением, Майкл. Одно строит чувство собственного достоинства, а другое лишает его.

Я возвращаюсь в зону отдыха, устраиваюсь в кресле и откидываюсь назад. Пока я смотрю на потолок, предвкушение летает в моем животе, как жужжащие пчелы, а возможность смотрит мне прямо в лицо.

— Однако, если ты говоришь о жизни после смерти, то я думаю, что она должна быть. Как иначе я мог увидеть призрак нашего отца?

Я резко перехожу в сидячее положение, закрывая рот рукой.

Глаза Майкла расширяются, и он топчется вокруг своего стола, косяк горит в его пальцах, когда он неуклюже пересекает комнату и садится на стул напротив меня.

— Повтори-ка еще раз.

Покачав головой, я откидываюсь назад, проводя рукой по волосам.

— Нет, я... я не знаю, почему я это сказал. Не обращай на меня внимания.

— Тристан, — он наклоняется ко мне. — Ты видишь нашего отца?

Я опираюсь локтями на колени, сводя брови и делая дыхание сбивчивым.

— Мне кажется, я схожу с ума.

Майкл смеется; легкий, звонкий звук. В нем чувствуется облегчение.

Имбецил.

— В основном это происходит, когда я сплю, — вру я, поднимая голову, чтобы заглянуть в глаза Майкла. — Он предупреждает меня о грядущих событиях. Сначала я... я думал, что это просто сны. Но в последнее время...

Майкл кивает, его глаза дикие, их янтарный блеск мутный и расфокусированный.

— В последнее время?

— В последнее время вещи, которые он говорит... они сбываются, — я насмехаюсь, заставляя себя встать. — Ты, наверное, думаешь, что я обезумел. Забудь, что я что-то сказала. Пожалуйста.

Я бросаюсь к двери, но не успеваю пройти и половины комнаты, как меня останавливает его голос.