Вздрогнув, Мэтью обернулся и понял, что в плетеном кресле кто-то сидит.

Пока он снова подкручивал фитиль, ему пришло в голову, что это невозможно. Он не слышал, чтобы открывалась и закрывалась дверь, и он был уверен, что в комнате не было никого, кроме него самого, до этого момента.

Когда желтый свет осветил фигуру, Мэтью показалось, что сны — в данном случае, кошмары, — начинают разрывать ткань реальности.

Человек, который появился в кресле, выглядел так, как Мэтью запомнил его, когда видел в последний раз в ноябре 1702 года, когда этот джентльмен-монстр въехал на каролинскую табачную плантацию лорда Кента с целью убить гостившего там магистрата Натаниэля Пауэрса. Убийство могло бы увенчаться успехом, если бы Мэтью не помешал ему…

В кресле сидел и криво ухмылялся мерзкий и хитрый убийца Тиранус Слотер… который умер два года назад.

— Ах, — осклабился Слотер. — Теперь ты видишь меня.

Горло Мэтью превратилось в ледяной металл, язык — в бесполезную замерзшую тряпку.

Слотер был хорошо одет. Он выглядел, как в последний день своей жизни. Это был широкоплечий, крепкий мужчина в коричневых бриджах, белых чулках, начищенных черных ботинках, темно-синем жилете и темно-синем пиджаке с узором в пейсли светло-синего цвета. На голове у него был со вкусом подобранный белый парик, не слишком пышно завитый, а поверх него — черная треуголка. Черные перчатки, черный плащ и белый галстук завершали наряд. В больших бледно-голубых глазах призрака на широком и бледном лице горел веселый красный огонек надвигающегося насилия.

Итак, этот человек… этот призрак… это существо — сидело в плетеном кресле в четырех футах от койки Мэтью.

— Не волнуйся, — сказал Слотер своим легким, спокойным и ужасающим голосом. — Я не могу убить тебя, как бы страстно я ни желал этого. Сейчас я бы скорее припомнил, что говорил тебе прежде: ты не сможешь победить меня в одиночку. И ведь я был прав, не так ли? Если бы этот парень не подкрался ко мне и не убил — так жестоко и трусливо — ты никогда не избавился бы от меня.

Мэтью поднял руки и потер глаза. Когда он опустил их, монстр был все еще там.

Слотер рассмеялся.

— Только посмотри на себя! Ты думаешь, почему я сижу здесь и разговариваю с тобой? Кстати, будь так любезен, выколи себе глаза. Сам я не могу, но был бы очень рад на это посмотреть. Вот это был бы номер, верно?

Титаническим усилием Мэтью заставил свои горло и язык работать. Когда он заговорил, голос был хриплым:

— Что это за трюк?

— Ты все так же слеп к фактам. Мог бы хоть из вежливости спросить, почему я здесь.

— На самом деле тебя здесь нет, — сказал Мэтью. — Я схожу с ума.

— И правда. Это куда более вероятно, чем ты думаешь. Итак… почему я с тобой разговариваю? Или правильнее будет спросить, почему ты считаешь, что я тебе нужен?

— Я схожу с ума, — повторил Мэтью и действительно подумал, что вот-вот изойдет белой пеной в припадке.

— Не думай пока об этом, — сказал Слотер. — Ты веришь, что нуждаешься во мне. В самой темной глубине своей души ты знаешь, что это так, потому что ты считаешь, что не можешь больше зависеть от своего большого тупого друга. Можешь ли ты положиться на Профессора? На Блэка? На ДеКея? Боже, нет. Но я… могу подтолкнуть тебя к истине. Точнее, ты сам это можешь. С моей помощью.

— Ты, — упрямо сказал Мэтью, — плод моего воображения. Ничего больше. Оглянись, и ты увидишь, что свет лампы не отбрасывает на стену тень призрака.

Слотер наклонился вперед и оскалился. Красный блеск в его глазах стал еще больше похож на кровь.

— Я и не говорил тебе, что я реален, Мэтью. Я из преисподней. Твоей преисподней. Это место, которое существует в каждом человеке. Оно остается закрытым до тех пор, пока разум не начинает метаться в смертельном ужасе. Но ужас открывает преисподнюю, и из нее тысячами щупалец вырывается чудовище, которое на самом деле призвано спасти своего единственного хранителя. Ты можешь сидеть на своей койке в этом так называемом дворце и притворяться, что не чувствуешь этого ужаса, но я-то знаю, каково тебе на самом деле. Ты ведь догадываешься, что что-то на этом острове… на Голгофе… ведет себя очень неправильно.

Мэтью поколебался, а затем выпалил:

— Да.

— Но что именно? Я не могу сказать тебе, потому что обладаю лишь теми знаниями, которыми обладаешь ты сам. Ты, позволю себе сказать, позвал меня, потому что в глубине своей преисподней ты когда-то восхищался мной. Да, это правда. Именно восхищался. Моим интеллектом и силой воли. Конечно же, ты тогда выполнил свой долг в качестве, — он на мгновение зажал пальцами нос, словно пытался избавиться от неприятного запаха, — решателя проблем. И я в своей тайной преисподней тоже восхищался этим. Ты был грозным противником. А теперь ты извлек меня из своей преисподней. И вот он я, призванный помочь тебе разобраться в том, что происходит.

— Я… — начал было Мэтью, но Слотер перебил его.

— Нет-нет, дорогой Мэтью. Давай лучше посмотрим, что мы здесь имеем. Исчезающая татуировка, шокирующая потеря памяти Грейтхауза и твое собственное слабое воспоминание о твоей возлюбленной. Не говоря уже об удивительных способностях короля Фавора и Фрателло, которые в течение двух дней овладели английским языком. Что же все это может значить?

— Понятия не имею.

— Вот тут я и призван вмешаться. Я должен подтолкнуть тебя, когда ты начнешь трепетать, как парус в ветренный день. Так что подумай, дорогой Мэтью. Сегодня ты увидел нечто такое, что должно было разжечь твое знаменитое любопытство. Однако пламени не появилось. Разве что в церкви…

— Ты имеешь в виду Колесо Фортуны?

— Я имею в виду стену из белого кирпича.

— А что с ней?

— Правильный вопрос. — Слотер сцепил пальцы в черных перчатках и вновь хищно улыбнулся. — Что же с ней? — Когда Мэтью не ответил, призрак подтолкнул его снова: — Ну же, думай! Боже, мой мальчик, ты не помогаешь мне помогать тебе!

— Имена на кирпичах, — пробормотал Мэтью. — Ты про это?

— Не только. Имена и даты. Что они означают? И особое любопытство вызывает одно из них, так как оно имеет очевидное английское происхождение. Остин.

Мэтью кивнул.

— Да. Я помню. Остин и дата была «10 1663». Октябрь.

— О, теперь ты знаешь месяц. Поздравляю! Мое присутствие уже заточило твой меч… или миниатюрный кинжал. В любом случае, используй лезвие, чтобы копнуть глубже, Мэтью. Думаю, ты уже догадываешься, что от этого многое зависит.

— Да, — снова сказал Мэтью. Он был потрясен натиском Слотера. Пусть он был лишь видением или воспоминанием, вел он себя пугающе реально.

— Как я уже говорил, — продолжил своенравный собеседник, — тебе не на кого положиться, кроме меня, если ты хочешь разжечь пламя. Я могу надрать тебе задницу, если потребуется.

— Если только образно, — буркнул Мэтью. — Но я понимаю, к чему ты клонишь. Точнее… к чему клоню я, потому что на самом деле я разговариваю сам с собой.

— Ты можешь называть это, как угодно. Пусть это останется между нами, джентльменами. Знаешь, тебе ведь очень повезло, что я встал у твоего руля, дорогой Мэтью. И я не собираюсь преследовать тебя, как могли бы другие.

— Насколько я помню, ты съел собственного отца. Мне точно повезло?

— Я сделал это из необходимости. К тому же, разве отец не должен кормить своего сына интеллектуально, духовно и…

— Плотски, — закончил Мэтью. — Вот именно с этой частью у меня проблемы.

— Ха! Он был хорошо обработан до того, как я сделал первый укус. Но мы не о том говорим. Копай глубже, Мэтью, слышишь меня?

Мэтью кивнул. Он моргнул, и в следующий миг перед ним было только кресло. След призрака простыл.

Мэтью прислонился спиной к каменной стене.

Этот остров, — подумал он, — место, где фантазии разума действительно обретают жизнь. Хотя бы потому, что здесь у разума слишком много времени на размышления.