Свадьба была тем, что связывало их в первую очередь. Смерть сильнее брака.

Но теперь я хочу взять свой бильярдный кий и разбить его о толстый череп Андрея только за то, что он предположил это. Мысль о том, что он войдет в ее комнату и обхватит ее горло своими уродливыми мозолистыми руками... Я не допущу этого. Я даже не подумаю об этом. Он, блядь, не прикоснется к ней, как и все остальные.

Несса — не безликая пешка, которую можно тасовать по доске по своему усмотрению. Но и в жертву ее не принесут.

Она стоит большего.

Ее можно использовать с гораздо большим эффектом.

Йонас промахивается при следующем ударе. Я сбиваю единицу, четверку и пятерку в быстрой последовательности, пока отвечаю.

— Мы не будем ее убивать, — говорю я категорично. — Она — лучший рычаг давления, который у нас есть на данный момент. Как ты думаешь, почему Гриффины и Галло не напали на нас напрямую?

— Они напали! — говорит Марсель. — Они совершили налет на склад русских, и они сожгли «Экзотику».

Я фыркаю, сбивая ещё три шара.

— Ты думаешь, это было лучшее, что они могли сделать? Это было чертовски слабо. Как ты думаешь, почему они не взорвали этот дом?

Йонас и Андрей обмениваются взглядами, в которых нет никакой информации, потому что они оба одинаково глупы.

— Потому что они знают, что она может быть здесь, — говорит Марсель.

— Верно, — я топлю двойку и семерку одним ударом. — Пока они не могут точно сказать, где она — здесь или у русских — все, что они могут сделать, это бросить несколько гранат. Они не могут обрушить напалм на наши головы. Несса — наша страховка, пока что.

Зеленая шестерка оказалась в ловушке позади тринадцатки Йонаса. Я бью банк-шот, чтобы подойти к ней сзади, и отправляю шестерку в боковую лузу. Йонас хмурится.

— Почему бы нам не убить донов! — агрессивно говорит он. — Они застрелили Зейджака. Мы должны убить Энцо и Фергюса.

— Что это даст? — говорю я. — Их преемники уже на месте.

Я сбиваю восьмой шар, даже не глядя. Марсель хмыкает, а Йонас так сильно сжимает свой бильярдный кий, что у него дрожит рука. Он выглядит так, будто хочет сломать его надвое.

— Что дальше? — требует он. — Какой следующий шаг?

— Каллум, — говорю я. — Мы взяли его однажды. Мы можем взять его снова.

— Ты потерял его в прошлый раз, — говорит Йонас, устремляя на меня свой темный взгляд.

Я подхожу к нему, прислоняю свой бильярдный кий к столу. Мы сталкиваемся лицом к лицу, нос к носу.

— Верно, — тихо говорю я. — Ты тоже был там, брат. Если я правильно помню, именно ты отвечал за его жену. Маленькая Аида Галло, итальянская девка. Она сделала из тебя настоящего дурака. Чуть не разнесла весь склад. У тебя до сих пор шрам от коктейля Молотова, который она бросила тебе в голову, да?

Я прекрасно знаю, что у Йонаса есть длинный ожог на спине. Она испортила одну из его любимых татуировок, и с тех пор он страдает из-за этого. Как в прямом, так и в переносном смысле.

— Мы должны взять их обоих, — рычит Йонас. — Каллума и Аиду.

— Вот это мысль, — я киваю. — Я слышал, что брак по расчету превратился в брак по любви. Он сделает для нее все, что угодно.

— Нет, если я сверну ей гребаную шею, — говорит Йонас.

— Я не хочу шантажировать этих ирландских ублюдков, — с горечью говорит Андрей. — Я хочу кровь за кровь.

— Это верно, — тихо говорит Марсель. — Они убили Таймона. В крайнем случае, мы убьем по одному из каждой семьи Гриффинов и Галло.

— Лучше убить сына, чем отца, — говорит Йонас. — Каллум Гриффин — единственный их сын. Он наследник — если только его жена не беременна. Каллум должен умереть.

Вокруг раздается ропот, Андрей и Марсель выражают свое согласие.

Я не даю окончательного ответа. Но это то, что я всегда планировал.

Но меня отвлекает задыхающийся звук за дверью.

Что-то среднее между вздохом и всхлипом.

Я подхожу к двери и открываю ее ключом, ожидая увидеть Клару снаружи.

Вместо этого я вижу истеричное лицо Нессы Гриффин.

Я хватаю ее за запястье, прежде чем она успевает повернуться и убежать. Я тащу ее в бильярдную, пока она брыкается и борется.

— Нет! — кричит она. — Ты не можешь убить моего брата! Я тебе не позволю!

— Всем выйти, — рявкаю я на своих людей.

Они колеблются, их лица застыли в замешательстве.

— ВОН! — реву я.

Они разбегаются, закрывая за собой двери.

Я бросаю Нессу на ковер у своих ног.

Она снова вскакивает на ноги, размахивая руками в безумных попытках ударить меня, поцарапать, разорвать на куски.

— Я не позволю тебе! — кричит она. — Клянусь Богом, я убью каждого из вас!

После моего первоначального удивления при виде ее, когда Клара должна была запереть ее на ночь в своей комнате, я начинаю понимать нечто совершенно иное.

Мы говорили по-польски.

Однако Несса понимала каждое наше слово.

— Co robisz, szpiegując mnie (пол. Ты что, за мной шпионишь?), — шиплю я.

— Я буду шпионить за тобой, сколько захочу! — кричит Несса. Она закрывает рот рукой, понимая, что выдала себя.

— Kto nauczył cię polskiego? (пол. Кто научил тебя польскому?) — яростно спрашиваю я. Я уже знаю ответ. Это должно быть Клара.

Несса отбрасывает меня, стоя как можно выше и достойнее, учитывая, что ее волосы спутаны, лицо все еще опухшее от слез, и на ней ночная рубашка.

— Nikt nie nauczył mnie polskiego, — говорит она надменно. Я выучила его сама, в библиотеке. У меня много было свободного времени.

Не знаю, поражался ли я когда-нибудь раньше.

Произношение у нее дерьмовое, а грамматика посредственная. Но она действительно многому научилась.

Она хитрый маленький дьявол. Я не обращал внимания на ее проделки, потому что не думал, что она может понять наши разговоры. Не то чтобы это имело значение — она ничего не может сделать с этой информацией. Она все еще моя пленница.

Но... Я впечатлен. Несса умнее, чем я предполагал, и смелее.

Тем не менее, у нее есть и другая причина, если она думает, что собирается командовать мной в моем собственном доме, перед моими собственными людьми. Здесь не она отдает приказы. Это делаю я. Я — хозяин. Она — пленница.

— И что ты собираешься с этим делать? — прорычал я, глядя ей в лицо. — Ты думаешь, что можешь угрожать мне? Пытаться напасть на меня? Я могу сломать все кости в твоем теле, даже не пытаясь.

Она качает головой, по ее лицу текут слезы. Когда она плачет, ее глаза кажутся зелеными, как никогда. Каждая слезинка, как преломляющая линза, цепляется за эти черные ресницы, увеличивая каждую веснушку на ее щеке.

— Я знаю, что ты сильнее меня, — шипит она. — Я знаю, что я ничто и никто. Но я люблю своего брата. Ты можешь это понять? Я люблю его больше всех на свете. Ты когда-нибудь чувствовал это, прежде чем стал таким холодным и злым? Ты любил кого-то когда-то? Я знаю, что любил. Я знаю про Анну.

Теперь я действительно хочу ударить ее.

Как, чёрт возьми, она смеет произносить это имя.

Она ничего не знает, вообще ничего.

Она думает, что может копаться в моем мозгу, пытаясь вытащить оттуда то, что я успешно скрываю.

Она хочет сделать меня таким же слабым и эмоциональным, как она.

Я хватаю ее за ворот ночной рубашки и говорю ей прямо в лицо.

— Никогда больше не произноси ее имя.

Несса поднимает руку, и я думаю, что она собирается дать мне пощечину.

Но вместо этого она кладет свою руку поверх моей, ее тонкие маленькие пальчики цепляются за мой сжатый кулак.

Она смотрит мне в глаза.

— Миколаш, пожалуйста, — умоляет она. — Мой брат — хороший человек. Я знаю, что это война, и вы на разных сторонах. Я знаю, что он причинил тебе боль. Но если ты убьешь его, ты не сделаешь ему больно в ответ. Ты причинишь боль мне. А я никогда не обижала тебя.

Она говорит о справедливости, правосудии.

В этом мире нет ни капли справедливости.