— Мать твою… что происходит? — повторила Скавелло, недоуменно смотря на губы заключенной, с которых доносился совершенно чужой, посторонний детский голос.

— Мам, мы с Долорес пошли на заброшку после школы. Такое большое старое здание, почти развалившееся… Мы часто туда бегали. Подо мной провалилась балка… я упала. А Долорес испугалась и убежала.

— Но ее допрашивали… она ничего не сказала! — поразилась Торес.

— Она испугалась, мам. Что обвинят ее. Ведь это она меня туда все время тащила. И тогда… я не хотела идти, а она сказала, что если я с ней не пойду, то она не будет со мной больше дружить. И я пошла. Мне не было больно, мам. Я даже не успела понять, что произошло. Не вини Долорес, не упрекай. Она очень страдает… очень. Наоборот, ты должна с ней поговорить, потому что она подумывает о самоубийстве. Хочет пойти туда и спрыгнуть, чтобы умереть, как я, искупить свою вину таким образом. Скажи ей, что не надо. Что это не ее вина. И никто ее не будет винить, если узнают правду. Ее смерть ничего не исправит. Останови ее, мам. Обещай мне.

— Хорошо… конечно… Конечно. Я все сделаю. Я поговорю с ней. И с ее родителями. Все будет хорошо.

— Она покажет тебе, где я… Ты сможешь меня похоронить.

— Да… моя девочка… да.

— Мне пора, мам. Не плачь, не убивайся. Теперь ты все знаешь, ты обретешь покой. И ты знаешь, что я хоть и не с тобой, не в этом мире пока, но я есть. Здесь. В другом мире. Мне здесь хорошо, мамочка. А когда придет мое время, я снова приду в ваш мир. Все приходят. Пока Кэрол жива, я смогу тебя навещать, если хочешь. Просто скажи ей, и она меня позовет.

— Да… конечно… Я хочу, очень хочу.

— Тогда я не прощаюсь, мам! Я приду, как только захочешь, только не плачь больше. Хорошо?

— Хорошо.

Кэрол медленно разжала пальцы и убрала руку. Поморщившись, она взялась за ушибленное плечо, по которому ударила Скавелло.

— Болит? — виновато спросила Торес.

— Да… очень, — простонала заключенная. — Не могу даже пошевелить…

— Пойдем, я отведу тебя в лазарет. Похоже, перелом, — она бросила быстрый взгляд на Скавелло.

— Я думала, она на тебя напала!

— Но ты не защищала меня, ты ее наказывала! Ты стала бить ее, когда она выполнила приказ и повернулась к стене! Как мы теперь все объясним?

— Да пошла ты, Торес! — в ярости прорычала Скавелло. — Так и скажем — что она на тебе напала. Схватила. Поэтому мне пришлось ее ударить.

— Но это не так!

— Не так? Подумай хорошенько, Торес, потому что тогда в следующий раз, если я услышу твой крик, я не побегу тебе на помощь, поняла? Это ты виновата, корчилась на полу, будто тебе брюхо вспороли…

— Давайте скажем, что у меня закружилась голова и я просто неловко упала, — тихо вставила Кэрол, вмешавшись.

Надзирательницы уставились на нее неподвижными взглядами.

— Да, так и скажем, — кивнула Скавелло и перевела взгляд на Торес. Та согласно кивнула.

— Это недоразумение… — сказала Скавелло заключенной. — Я была уверена, что ты на нее напала, как тогда, на Перес. Извини, Рэндэл, ладно?

Та лишь кивнула.

— Давай, надену наручники спереди, так легче будет, — Скавелло осторожно защелкнула наручники с цепью, стараясь не потревожить поврежденную руку заключенной, потом, присев, зафиксировала кандалы на щиколотках. — Пошли.

Они вышли из камеры и неторопливо пошли по коридору. Торес бережно придерживала заключенную за здоровую руку, Скавелло шла по другую сторону.

— Рэндэл… а ты вот так можешь кого угодно вызвать? Ну… кто умер? — осторожно спросила последняя.

— Да.

— А мою маму… сможешь? — голос Скавелло дрогнул.

Губы заключенной тронула улыбка.

— Смогу.

Примечания:

* Женское учреждение Центральной Калифорнии (CCWF) — Департамент исправительных учреждений и реабилитации Калифорнии, тюрьма штата, расположенная в Чаучилла, округ Мадера, Калифорния. Он находится через дорогу от государственной тюрьмы Вэлли. CCWF является крупнейшим исправительным учреждением для женщин в Соединенных Штатах, и в нем находится единственная в штате Калифорния камера смертников для женщин.

** С интия Линн Коффман (родилась 19 января 1962 года) — американская женщина, осужденная за гибель двух женщин в Калифорнии в 1986 году. Она была осуждена вместе со своим бойфрендом Джеймсом Марлоу. В июле 1989 года они предстали перед судом, а в 1990 году были приговорены к смертной казни. Коффман была первой женщиной, получившей смертный приговор в Калифорнии с момента восстановления смертной казни в этом штате в 1977 году. Суд в 1992 году признал ее виновной в другом убийстве, за которое она получила пожизненное заключение, и по сей день находится в CCWF в камере смертников (уже 31 год).

***Морин Макдермотт — тоже до сих пор содержится в камере смертников (31 год). Макдермотт обжаловала приговор на том основании, что в суд присяжных не входили афроамериканцы. Забастовка присяжных по признаку расы незаконна. Ее апелляция была отклонена. В 2003 году ходатайство Макдермотт в Верховный суд США о выдаче судебного приказа было отклонено.

Поначалу Кэрол было очень страшно. Первый раз, второй и даже третий. Потом страх отступил. Теперь, делая это снова и снова, она больше не боялась. У нее получалось, и ничто ей не могло помешать. И никто. Там, в том месте… или мире — она не могла точно сказать, что же это такое. Помешать могли в этом мире, разбудив ее. И это приводило ее в неописуемую, неудержимую ярость. Неизведанная сверхъестественная сила не могла ее остановить, хотя каждый раз пыталась, причиняя ужасную боль, разрушая ее тело, а просто люди могли — и запросто, всего лишь разбудив. Она терпела невероятные муки, принося себя в жертву, и во время, и после этого, страдая от физических увечий, которые оставались после пробуждения, но когда она сделала то, что должна была — это одно, а когда нет, получается, все пережитые страдания напрасны, плюс потерянное время, которого у нее так мало оставалось. И все потому, что ее всего лишь разбудили. Просто не могли оставить в покое и дать сделать то, что она собиралась.

Кэрол пыталась заставить себя не кричать, терпеть молча, но боль была слишком сильной. На то, чтобы вытерпеть ее молча, у нее не хватало сил. Она каждый раз боролась с этим, пыталась привыкнуть к этой боли, старалась выдержать без криков, бывало, у нее получалось себя контролировать, но полностью и до конца — никогда. Она знала, ради чего она это делает, и осознание этого давало ей силы и мужество заставлять себя переживать все снова и снова, но когда ее жертва и муки становились напрасными, ей хотелось убить того, кто в этом повинен. В такие моменты она не могла себя контролировать. Словно, находясь там, пропитывалась этой темной силой, этим злом, проклятием. Смертью. Все это проникало в нее, разъедая ее, разрушая, уничтожая и полностью подавляя, высвобождая сущность, порожденную проклятием — сущность убийцы. Она поняла, что она и все, подобные ей, были всего лишь орудием убийства, с помощью которого эта неведомая сила охотилась за человеческими жизнями и душами. Весь ее род был рабами, веками уже находясь во власти этого проклятия, рабами, которых неизбежно ждала та же участь, что и их жертв, это проклятие не щадило никого из них, убивая, сжирая каждого.

Все это Кэрол рассказали ее предки, такие же жертвы и пленники этого тумана. У Кэрол оставалось еще много вопросов… но так мало времени и сил. С тех пор, как она начала вытаскивать пленников черного тумана, он перестал ее пропускать, отвергая, выталкивая, пряча от нее тех, кто в нем томился. Теперь Кэрол не так легко, как раньше, было докричаться до них, призвать, туман не подпускал к ней своих пленников, так же, как ее — к ним. Она могла легко позвать любого из мира мертвых, они слышали ее и приходили, но не те, кто был во власти черного тумана. Вернее, этого нечто. Кэрол с детства привыкла называть это так, оно походило на черный туман и вызывало у нее именно эту ассоциацию. Но, конечно, это не было каким-то туманом, как она привыкла считать. Она узнала, что каждый из ее рода воспринимал и называл это по-своему, как видел, как понимал. Одни называли это просто тьмой, другие черным дымом преисподней, а кто-то просто могилой для душ, все по-разному, у кого на что воображения хватало. Одна девушка называла это черным облаком… Кто-то даже адом. Но Кэрол уже достаточно узнала, чтобы понять, что это не ад. То есть, не тот Ад, о котором говорят люди, предназначенный для грешников. Здесь не было грешников, как таковых, здесь были только из ее рода, на который кто-то когда-то наслал это проклятие, и те, кому просто не повезло, просто жертвы.