Кэрол успела узнать, что никто из них не умирает в детстве или во чреве матери не рожденным. Проклятие заботится и охраняет, пока они не вырастут и не произведут потомство, передав ему эту страшную сущность. И когда потомство окрепнет и наберется сил, чтобы иметь возможность выжить самостоятельно, проклятие пожирает ставших не нужными несчастных. Потому редко кто из них доживал до старости. Выиграть время можно было только тремя способами — не передав свое проклятие, то есть оставаться без потомства, но это ненадолго, или же наоборот, постоянно плодить детей, распространяя проклятие, либо же принося ему регулярные жертвы, убивая. Ее предками пробовались все способы. И те, кто это делал, пытаясь выжить, утверждали, что все эти способы одинаково тяжело осуществить на самом деле, хоть звучит это просто. Всех из рода проклятие наделяло такой сексуальностью, что даже те, кто пытался избежать размножения путем строгого воздержания, полностью исключив из своей жизни сексуальные контакты, не выдерживали, и одной слабости, одного раза было достаточно, чтобы сразу же был зачат ребенок. Потому что все, без исключения, были из-за этого проклятия невероятно плодовиты. Если женщины принимали какие-либо средства, чтобы не беременеть, это помогало, но жизнь не спасало и не продливало. Если от плода избавлялись до рождения, проклятие этого не прощало, и женщина, или мужчина, если проклятым был отец умерщвленного плода, в котором уже жило проклятие еще до рождения, сразу же погибали. Были такие, кто выбрал путем спасения постоянное размножение. Женщины рожали одного за другим, столько, насколько у них хватало сил и здоровья, и пока это делали, они действительно жили. Да, в таком случае, проклятие их поддерживало, даруя и силы, и здоровье, многие продержались таким образом долгие годы, но даже у них наступал момент, когда рожать они больше не могли. И тогда они сразу умирали, сознавая, что в своем страхе смерти воспроизвели в этот мир не только несчастных детей, обреченных на страшную короткую жизнь и муки, но и проклятие, помножив его, позволяя разрастаться и распространяться. И все женщины, без исключения, кто выбрал этот путь, сожалели.
«Все равно это была не жизнь, а мука… жить в страхе, вздыхая каждый раз с облегчением, узнавая об очередной беременности, радуясь, что тем самым еще выиграл время, отсрочил неизбежное. Смотреть на своих детей и понимать, что они обречены. А потом все равно умереть и попасть сюда. И только здесь понимаешь, что все это бессмысленно… пытаться прожить подольше, принося в жертву собственных детей, которых рожаешь, чтобы отдать этому проклятию. Бессмысленно, потому что годы пролетают быстро, и итог все равно один — оно убивает тебя, как только ты теряешь возможность размножаться, и ты все равно оказываешься здесь…» — рассказывали они.
Мужчины — проклятые, выбрав такой путь, могли продержаться намного дольше женщин, проклятие также давало им силы и сохраняло их как можно дольше, к тому же, они могли использовать в своих целях не одну женщину. Оплодотворять — не вынашивать и не рожать, отдавая свои силы и здоровье. Потому мужчинам было легче, и они жили намного дольше, обрекая рожать разных женщин их проклятых детей, и тем самых сохраняя себе жизнь. Такие мужчины могли дожить до старости, и даже в старости пожить, потому что проклятие хранило их мужскую силу для размножения как можно дольше. И многие вполне были способны на это в годы, достигнув которых обычные мужчины, в основном, такой возможности уже не имели. Когда силы их все-таки оставляли, они тоже сразу умирали, но, в отличии от женщин, среди них были такие, кто не жалел ни о чем, даже хвалились и гордились тем, что продержались дольше других, и на прожитую жизнь при этом не так уж и жаловались.
Те, кто выбрал убийства, в большинстве своем долго не продержались. Проблема заключалась в том, что людям не нравится, когда их убивают. Они противятся и склонны сами расправляться с теми, кто себе это позволяет. Чтобы заслужить себе право на жизнь, приносить жертвы требовалось постоянно, иначе жертвой становился сам, и даже самые ловкие и безжалостные убийцы-проклятые не могли избежать человеческого гнева, который их все равно рано или поздно настигал. Убивать с такой частотой, с которой требовалось, и не быть пойманным — это не удалось никому. Кто-то продержался дольше, кто-то меньше — но результат был один. Люди все равно их находили и наказывали. Если их не казнили, а изолировали, в тюрьме или психиатрической клинике, и они больше не могли приносить жертвы, то они тоже умирали, но не так быстро, как другие, словно проклятие по-особому относилось к убийцам, как будто благодаря за множественные жертвы. Луи ей сказал, что убийцы — любимчики проклятия, и в них оно сильнее, чем в остальных. И оно не спешило отбирать их жизни даже после того, как они лишались возможности убивать. Оно убивало само, через них, используя как проводник своей силы в этот мир, к своим жертвам. Так оно действовало, пока проклятые были еще детьми и не знали свое предназначение и, когда уже взрослые, сопротивлялись, не желая убивать по своей воле. Среди таких редко попадались те, у кого хватило сил побороть свою склонность к насилию настолько, чтобы не совершить ни одно убийство. За редким исключением, срывались рано или поздно все. Перебороть это, как и тягу к размножению, было почти невозможно. Лишь избранные, обладающие исключительной волей и более сильным даром, чем у других, могли этому воспротивиться.
Были и такие, кто прожил жизнь и погиб, так и не узнав, что к чему, не получив ответы на свои вопросы о том, что происходило с ними и их жизнью и почему. И поэтому с некоторых пор появились такие, как Луи, наделенные большим могуществом и силой, чем остальные, и становились главой, находя и объединяя всех проклятых в клан, посвящая в тайны их рода и контролируя.
Дар — отдельная тема. О нем Кэрол тоже кое-что успела узнать. Он был до того, как на род ее наложили проклятие, и именно он и был причиной. Он есть у всех из рода, без исключения, но у кого-то сильнее, у кого-то слабее. Этот дар — необыкновенная сила, связывающая их с иным миром, миром мертвых. Со смертью. Сила, позволяющая не только общаться с тем миром и его обитателями, но и повелевать ими. С общением Кэрол уже все было ясно, а вот что значило «повелевать», как именно и для чего, не знала. Луи не желал отвечать на ее вопросы о даре и его возможностях, а когда она настаивала, обрывал контакт или упрямо переводил тему на проклятие. О нем он говорил с гораздо большей охотой, на нем делал акцент, придавая большее значение, чем дару. Кэрол это не нравилось, и она прониклась к нему еще большим недоверием и подозрительностью. Она была уверена — Луи не хочет рассказывать о нем и его возможностях именно потому, что этот дар — то, что могло им помочь воспротивиться проклятию, помешать, возможно, даже победить и уничтожить. Ей хотелось в это верить. Надеяться. Этот дар позволял им увидеть или почувствовать приближающуюся смерть, очередную жертву проклятия, и тем самым давая возможность предотвратить. Как Патрик видел и предотвращал смерть отца, не позволяя туману его забрать. И именно этот дар давал возможность отбирать у черного тумана его жертвы, освобождать их и возвращать к жизни, которая не должна была прерваться, пусть и не к той жизни, которая была, а уже к новой, в виде нового рождения. Как она вернула Эмми, которая заново родилась и теперь была ее крестником и собственным братишкой Эрни. Кэрол знала — в этом даре невероятная сила. И эту силу проклятие побороть не могло — доказательство тому то, что она отбирает у него его жертвы, а оно не может их удержать. Выходит, что она и ее дар сильнее его. Но, к сожалению, даже если проклятие не могло воспротивиться ее дару, оно вполне могло ее запросто убить. И убило бы уже, не носи она ребенка, еще одного проклятого. Или благословенного, который защищал ее пока своим светом, не позволяя проклятию до нее добраться, который, возможно, исцелял ее раны, тронутую смертью плоть, когда туман пытался ее остановить и помешать забрать своего пленника. Или они сами заживали. Кэрол еще не знала, кто в ее чреве — проклятый или благословенный. В любом случае, как только она родит, туман ее убьет, не дожидаясь уготованной ей смертной казни. Она сама это спровоцировала, Патрик ее предупреждал, что если она попытается кого-то вырвать из черного тумана, он ее убьет. Но какая разница, если она все равно уже обречена на скорую смерть? Проклятие уже исполняло свой приговор, определившись с ее смертью в виде казни, как она и предвидела, что с того, если оно не станет теперь дожидаться и убьет ее немедленно после рождения ребенка? Кэрол без колебаний отдала время, которое могла бы прожить до момента казни после родов — его было совсем немного — ради того, чтобы освободить и вернуть к жизни тех, кого любила и тех, кого невольно погубила своим проклятием. Она освободила уже Куртни и Даяну, Кейт и Мэг Блейз и их брата Френка, Мадлен. И даже Розу Дэй. Она почти вытащила Эмили, которая была инвалидом при жизни и погибла под колесами машины, и вытащила бы, если бы не разбудили.
