Он поймал на себе странный взгляд Кэрол. В нём отражалось сочувствие, даже жалость, и от этого взгляда у Джека вдруг неприятно засосало под ложечкой в предчувствии, что должен будет узнать о чём-то очень нехорошем. Что могло заставить Кэрол почувствовать к нему сочувствие и жалость после всего? Он не представлял, что это может быть. И ему вдруг стало страшно. Страшно от того, что ему предстояло узнать.

Зато Кэрол вполне осознавала, что он испытает, когда она расскажет ему о Патрике. Какое потрясение и боль его ожидают. Она уже через это прошла. Сможет ли он принять правду, или предпочтет не поверить? Даже если не поверит, это ненадолго. Ему придётся принять это, когда он увидит собственными глазами другую сущность своего сына, которая, несомненно, ещё себя проявит.

Кэрол очень обеспокоило то, что она дала о себе знать даже рядом с благословенным. Что это значит? Почему? Неужели это существо набирает силу, которую не сможет подавить даже благословенный? Что будет, если это существо станет сильнее света благословенных? Если не их свет, то что же тогда сможет его остановить? Даже Луи боялся этого света, был бессилен против него.

Они проговорили до утра.

Джек был ошеломлён всем, что Кэрол ему рассказала. Было заметно, что он всё ещё не может поверить, особенно в то, что Патрик — вовсе не Патрик, а что-то неизвестное из неведомого мира. Он не высказал вслух своего неверия, но Кэрол и так поняла. Она не наставала. Ему придётся поверить. От этого не спрятаться ни ему, ни ей. Ему предстоит испытать гораздо большее потрясение, когда он это увидит. У него был выбор. Он мог не лезть во всё это и жить себе спокойно дальше, оставив их в покое. Но он не захотел. Что ж, Патрик и его сын тоже, и он имел право, как отец, защищать своего ребенка. Даже обязан. И отчаявшаяся Кэрол от его помощи и участия отказываться не собиралась. В конце концов, это их ребенок, и они будут его защищать вместе, раз другого выхода нет. Сама она не справится, она это признавала.

Она поняла, что ему ничего не известно о том, что у неё что-то было с Иссой, и вздохнула с облегчением. Но ей не нравилось, что он общался с Луи, который мог рассказать ему то, что совсем не нужно было. И она очень постаралась убедить Джека в том, чтобы он прекратил с Луи всякое общение, заверяя, что тот представляет не меньшую опасность, чем фанатики, что ему нельзя доверять. Насчет Луи Джек, вроде, поверил. Он и без неё не доверял старику.

Встречаясь с ним взглядом, она отводила свой, видя в его горящих глазах неприкрытые желание и страсть. Он смотрел на неё, почти не отрываясь. И этот взгляд пробирал до костей… вернее, до самого сердца, заставляя его ныть от боли и радости одновременно. Мучительная любовь, которую она так долго подавляла в себе, прятала, сейчас брала над ней верх, и Кэрол не могла с ней больше справиться. Она рвалась наружу, и Кэрол делала отчаянные попытки её удержать, не позволяя подавить свою волю. Ей хотелось плакать, когда разглядывала любимые черты, и не могла понять, почему — от счастья, что видит его, или от боли, которую причиняла эта любовь при этом? Да, ей до слёз хотелось прижаться к его груди, обнять, позабыв обо всём на свете, кроме своих чувств. Это желание было непреодолимым, причиняло муку. А ещё ощущение счастья, коварное, предательское, которое она упрямо гнала прочь, стараясь не замечать. Счастье, которое не могла испытать больше ни с кем, кроме него… Даже после всего, через что они прошли и что между ними стояло. Она трепетала от радости, замечая в его лихорадочно горящих глазах ту же мучительную любовь и счастье, что испытывала сейчас сама. Его тоже одолевали чувства, но, в отличие от неё, он не пытался их скрыть. Жадно, с откровенным желанием, он скользил по ней томным взглядом, задерживая на губах, на груди… И глаза его темнели от страсти, а в голосе появлялась хрипотца — явные признаки того, что он сильно возбужден, которые так хорошо знала Кэрол. И всё в ней откликалось ему, отзывалось на призыв, на страсть, ей оставалось только изо всех сил с этим бороться и стараться скрыть от него. Но разве от него возможно было что-то скрыть?

Пальцы её мелко дрожали от волнения. Ей всё ещё не верилось, что они сидят вот так запросто на кухне после всего и спокойно разговаривают. Что сейчас происходит? Они что, из врагов становятся союзниками? Похоже, это действительно так и есть. Они объединяются, чтобы защитить своего ребёнка. Их ребёнка. Только ради этого. Ничего больше. Потому что ничего другого между ними быть больше не может. Они убили свою любовь.

Кэрол старалась не обращать внимание на его взгляд, который так её волновал, будоража всё внутри. Он так смотрит не потому, что любит. Нет. Это не любовь. Это проклятие. Он на самом деле ведёт себя, как привороженный. Не может её отпустить, расстаться, позабыв о своей гордости и самолюбии, прощения просит, уговаривает вернуться к нему, даже несмотря на измену. Смотрит, как зачарованный. Джек, которого она когда-то встретила много лет назад — надменный, гордый, не умеющий прощать — никогда бы так себя не вёл. Сейчас перед ней сидел не тот Джек, а совсем другой. Сломанный, подавленный её проклятием, которое уже полностью его подчинило, которому не мог сопротивляться.

«Держись от неё подальше! — вдруг услышала она резкий неприятный голос Габриэлы. — Вокруг неё тьма и смерть! Спасайся! Спасайся, ещё не поздно! Прогони её от себя, и ты будешь жить! Отпусти её! Отпусти!».

В памяти всплыла эта встреча с Габриэлой, первая встреча. Уже тогда провидица увидела уготованную ему участь… пыталась предупредить. Но они не обратили внимания. Как не обращали внимание и другие на слова сумасшедшей старухи, пока её пророчества не сбывались.

Может, есть способ, как снять это заклятие, которое насылало проклятие на противоположный пол, чтобы притянуть их души в свою ловушку и одновременно способствовать активному размножению? Тогда она освободила бы Джека, Рэя и Тимми, чтобы они, наконец-то, успокоились и наладили свою жизнь, без неё. А она бы обрела покой, если бы Рэй нашёл свою любовь и стал счастливым, если бы Джек отстал и перестал мучить их обоих своей страстью и любовью… Если бы Тимми полюбил другую девушку, женился и обрёл дом и семью, о чём всегда мечтал.

Она собиралась сказать Джеку, чтобы уходил… и всё не могла себя заставить с ним расстаться. Не могла на него насмотреться, наслушаться его голос, который так всегда завораживал… Она хотела, чтобы он ушёл… и так не хотела. Даже боялась этого. Боялась потерять это мгновение счастья, которое так внезапно почувствовала в его присутствии. Ещё чуть-чуть, совсем немного этой радости и счастья, которые так тщательно от него скрывала, прежде чем снова утонуть во тьме тоски и боли своей мучительной утраченной любви…

У неё перехватило дыхание, когда он вдруг сжал пальцами её руку и потянул к себе, приподнимаясь со стула и наклоняясь, чтобы поцеловать в губы. Она отшатнулась, резко вырвав руку.

Он набросился неожиданно, резко подскочив с места с обезумевшим взглядом, но Кэрол успела вскочить и выбежать прочь. Он поймал её в гостиной и, налетев на попавшуюся под ноги табуретку, оба повалились на пол, потеряв равновесие. Кэрол яростно сопротивлялась, но не издала ни звука, стиснув зубы, пока он стаскивал с неё платье. Она демонстрировала негодование и злость, даже неприязнь, но всё тело дрожало в сладостном предвкушении. О, как же она по нему соскучилась! Как мечтала о том, чему сейчас так сопротивлялась…

Но разве могла она уступить после всего, что он сделал? Не могла и не хотела, даже если жаждала этого всем сердцем и телом. Но когда его останавливали её протесты? Лишь один раз… во время его первой попытки. Больше — никогда.

И сейчас не остановили.

Кэрол не сдержала испуганный сдавленный стон, когда он нетерпеливо и резко ею овладел, она сжалась в ожидании боли, слишком свежи были воспоминания о перенесённых совсем недавно повреждениях и разрывах, но постепенно расслабилась и облегчённо выдохнула — никакой боли не было. Словно и не происходило с ней ничего неприятного совсем недавно.