— Автоматом попадаешь в приют с учётом всего остального. Причём, как понимаешь, приют для лиц без гражданства. На шахтёрской планете. — Мартинес немного помолчала. — Так, идём по домам. Тут точно ничего не выстоим. Всем быть на связи.

Пока стоял и ждал на крыльце девчонок после турнира, мимо прошёл Лысый.

Он задержался возле меня и обернулся — кажется, сверлил многозначительным взглядом.

Можно было сказать, что с моими глазами эти финты поровну, но не хотелось шевелить языком.

В итоге он поиграл в молчанку и свалил по своим делам вместе с сопровождающими.

От школьных ворот он нарисовал что-то пальцами в воздухе, обернувшись — но такие подвиги не для моей остроты зрения.

Эрнандес и Мартинес явно умеют ловить момент и чувствовать эмоции: вернув мне телефон и чуть подбодрив, они не стали жевать сопли и тактично отправились вслед за Рашидом по аллее.

Мне предсказуемо стало не до спортзала.

По пути домой зашёл в магазин и на выигрыш (часть) набрал продуктов: фасоли, баранины, сыра, овощей. Получилось дорого, но экономить и рассчитывать финансы не тянуло.

Семь бед — один ответ.

Дома первым делом отварил фасоль. Пока она пыхтела час в подсоленной воде, нарезал лук, перец и минут двадцать обжаривал с бараниной.

По готовности бобов объединил содержимое двух посудин и дотушил до готовности.

Сел в кресло, вооружившись огромной тарелкой и такой же вилкой.

Раздавшийся звонок в дверь поначалу хотел проигнорировать, потом вспомнил последних визитеров — родню Хамасаки.

В итоге, из кресла поднимаюсь и дверь всё-таки открываю.

На пороге обнаруживается хозяин этой квартиры, который её сдал нам по годовому договору:

— Виктор, мне пришло уведомление из больницы твоей матери.

— А вы каким местом? — повернувшись к нему спиной, возвращаюсь к своим бобам и мясу.

Деликатничать не тянет.

— Я — владелец квартиры по адресу вашей регистрации. Мне неудобно, но… Я с огромным сочувствием отношусь к вашей семейной проблеме, однако лично мои риски сейчас очень возрастают. Вынужден поднять вопрос о…

— Вы без предупреждения, раз. Два: давайте сэкономим время и нервы? Они мне ещё могут понадобиться. Что вы предлагаете? — у меня правда ни сил, ни желания с ним разговаривать.

— Мне нужен страховой депозит ещё на два месяца вперёд. Без вариантов.

— Круто.

— Либо — разрываем договор сейчас за отсутствием дееспособных жильцов.

Кажется, он успешно преодолел свою неловкость. По крайней мере, по лицу в ней его не заподозришь.

— Пользуетесь тем, что не в моём положении сейчас торговаться?

Наверное, вопрос риторический. Интересно, а если бы у меня сейчас не было денег?

— У меня только наличные, — хлопаю себя по карманам, воспоминая, где и сколько лежит. — Пожалуйста, напишите расписку.

С другой стороны, где и сколько — можно не вспоминать, потому что приходится выгрести всё в ноль и то немного не хватает.

Пересчитав купюры, он поднимает на меня глаза:

— Ещё восемьсот.

Когда раздался звонок Рыжего, она быстро прекратила текущий разговор, чтобы ответить ему.

— У меня проблема. Можешь дать восемь сотен? — победителю школьного турнира было явно неудобно. — По квартире подняли плату, — пояснил он, не дожидаясь её вопросов.

За спиной одноклассника маячил какой-то мужик, который принялся было давать пояснения через плечо Седькова.

Прикинув кое-что, она кивнула:

— Да, но у меня только нал. Какой адрес? Сейчас приеду.

Конечно, можно было отправить и через онлайн банк, но Рыжий явно пребывал в раздрае.

Рассчитывать на его адекватность в этот момент было бы ошибкой. Лучше всё проверить самой, для страховки.

На удивление, то действительно был хозяин квартиры — она вежливо убедилась.

Выдав мужику его восемь сотен, Ана аккуратно стребовала заверенную электронную расписку в получении и выпроводила типа с богом.

Закрыв двери, вернувшись из прихожей в комнату, она обнаружила Седькова меланхолично поедающим что-то с тарелки.

Он поднял взгляд на неё:

— Будешь баранину с фасолью?

— Да. — Ей было кристально ясно, что ближайшие полчаса наедине с собой его лучше не оставлять.

Просто на всякий случай.

— Интересная квартира. — Эрнандес то и дело оглядывается по сторонам и по виду не испытывает неловкости.

Расположившись напротив, ест то же, что и я.

Занятно. Ещё какое-то время назад я был бы очень взволнован моментом, однако сейчас чуть не до того.

— Куда собираешься? — она с каким-то странным выражением лица наблюдает, как я собираю в сумку одежду.

— На работу.

На текущем этапе каждая копейка на счету, плюс даже ей уже должен.

И попросить больше было не у кого.

Какое-то время одноклассница буквально сверлит меня взглядом, затем говорит:

— Двусмысленное положение. И попадать в него не хотела, и тебя сейчас оставлять одного — тоже. Упс.

— Ты оценила, как я сейчас старательно удерживаюсь от этих самых двусмысленностей?

Эрнандес отставляет тарелку в сторону и смотрит тягучим взглядом:

— Виктор, а я и не против, если в принципе. Говоря цинично, один половой акт с пацаном, которому симпатизируешь — не проблема. Особенно если лично ты потом языком болтать не будешь и забудешь всё, что было. — Она не моргает. — Но нет, это ответ на тот вопрос-предложение, которого ты сейчас не сделал.

— Почему?

— У меня есть парень, раз. Ты не латинос, два. Три: ты меня не любишь.

— М-м-м? — а вот тут я зависаю.

Понятно, что думать сейчас нужно о другом, но возраст есть возраст, а импланта для контроля лишнего тестостерона у меня нет.

Ну и три перечисленных ею пункта — за гранью моей фантазии. Молчу о больнице, квартире и прочих сегодняшних прелестях.

— Вик, я очень хорошо вижу, какие гормоны у тебя вырабатываются при Хамасаки. А со мной — совсем другой баланс. Более физиологичный. Соображаешь, о чем речь?

— Хм. Мне казалось, именно сейчас ты мне вставляешь не меньше — имею в виду свои эмоции при тебе.

— Чтобы я жертвовала изменой своему, да ещё и в собственных глазах, мне мало этого твоего "не меньше". Извини.

— Без проблем.

— Ты сейчас странный… Но даже это не главное.

— А что?

— Если я тебе сейчас дам, это сослужит тебе очень плохую службу.

— В смысле?!

— У тебя сейчас защитная реакция психики. Ты не столько именно меня хочешь, сколько заполнить свой эмоциональный вакуум. Тебе сейчас плохо, а человек — животное социальное. Ты во мне сейчас не женщину видишь, а источник заботы. Потенциальной. Не спорь, я же вижу.

— Я бы всё-таки поспорил, кхм-гхм.

— Ты расслабишься вместо того, чтобы собраться, если я соглашусь. Потому нет. Кстати, если ты в раздрай ушёл, есть один вариант. Незаконный.

— Какой?

— По деньгам. Сдавать торчкам по часам твою халупу.

— Чтоб в тюрягу за компанию?

— С чего?! — Эрнандес удивляется. — Не химия! Тем, кто на нейро-стимуляторах! Аппаратное повышение уровня эндорфинов, не химическое.

— Суммы какие? Хотя и охота сказать тебе что-нибудь резкое.

— Хэзэ, какие суммы, но спросить могу. Кстати, ты у себя на работе или в спортклубе гораздо быстрее выяснишь. — Она неожиданно и многозначительно улыбается. — Вот теперь мы обменялись равноценными предложениями. Намёк понятен?

— Не уверен… — я чего-то действительно не успеваю за её сменой тем и аналогий. — Возможно, обращусь по последнему пункту. Подумаю, как крайний вариант.

— А ты не особо много и теряешь: что так в приют на "лифте" до луны, одной из, в шахтёры. Что так — туда же, абсолютно в тот же приют. Только в первом случае — до появления дееспособного родственника, что вряд ли. А во втором — по решению суда до повышения социального рейтинга…

— … что тоже вряд ли.

— Ну я и говорю, особой разницы нет. ПРИШЁЛ В СЕБЯ?! — её резкий голос отрывает меня от дурацких мыслей.