– Она бросилась на колени. Просила не разводиться, но мы с Вадимом были твердо настроены. В нашей ситуации только один выход – развод. И я это прекрасно понимала. А потом, как будто из-под земли, появилась Алиса. Ну, ты может помнишь, та, которую ты в больницу возил. Беременную, – вспомнилась та ситуация, с Алисой, когда она пулей выскочила из салона и побежала к Герману.

Вижу, как мужчина задумался, как между его бровей залегла морщинка. А я продолжила смотреть. Оценивать. Черт побери! Сколько же у него в голове может быть баб, раз он Алису не запомнил!?

– Да помню я ее конечно. Чего такими злыми глазками на меня смотришь, роднуль?

– Не смотрю, – отрицательно качнула головой. Надо бы держать себя в руках, мне же совершенно плевать на то, есть у него кто или нет.

– Хорошо, – в голосе мужчины чувствуется веселье. – Продолжай.

Он глумится надо мной? Или не воспринимает всерьез? Во взгляде уже нет и намека на бурю. Полный штиль.

– Я попала в больницу. Вадик забрал у меня телефон, документы и пригрозил, что отнимет ребенка, как только он родиться, – закончила взволнованным голосом.

Я замолчала на несколько секунд, надеясь хоть на какую-то реакцию, но Герман молчал. Был суровым и холодным.

– Что дальше, – прогрохотал его голос в гнетущей тишине салона, когда я не стала продолжать.

– Теперь я здесь, – пожала плечами.

– Без документов, без телефона, без денег, – перечислила зачем-то.

Между нами установился зрительный контакт.

Я ощущала его слишком остро. Слишком ярко. По спине побежали толпой мелкие мурашки, собрались в районе поясницы, завозились под кожей.

Неосознанно поерзала у него на коленях, чтобы разогнать кровь, от чего Герман моментально напрягся.

Мгновение…

… и наши губы сплелись в жадном поцелуе. Герман врезался в меня с такой яростью и жаждой, что у меня в голове все тут же поплыло. Перед моими глазами его лицо жутко поплыло . Закрываю глаза. И отдаюсь ощущениям. Захватывающим. Искрометным.

Я не осознаю, что происходит. Не понимаю, что делаю, когда зарываясь пальцами в коротких волосах на затылке Германа, отвечаю на его поцелуй, с такой же жаждой и ненасытностью, с которой он берет в плен мой рот, меня.

Время вокруг нас словно замирает. Останавливается. Удерживает нас в заложниках.

Страсть. Желание. Страх неизведанного и чего-то еще захватывают меня полностью. И только, когда Герман прерывает поцелуй, я вдруг понимаю, что полностью потеряна. Полностью оторвана от реального мира и до сих пор чувствую на своих губах его.

– Ась, – упирается лбом в мой, обжигая своих горячим дыханием мою разгоряченную плоть.

Облизываю губы и чувствую внезапный, горячий прилив внизу живота. Там собирается в искрящийся тугой пучок все мое напряжение, отзеркаливая импульсы в кровь.

Я плавлюсь в его руках, как кусочек шоколада во рту.

– Ася, я хочу тебя, – хриплый, грудной голос Германа вибрацией отзывается в каждой моей клеточке.

Он наконец-то отпускает мое лицо. Дает свободу, и у меня есть возможность вдохнуть другого воздуха, не его. Герман смотрит на меня затуманенными желанием глазами. Пожирает пылающим взглядом. Ждет.

Мое нутро полыхает агонией.

Разум орет от безумия, глушит меня. Призывает к благоразумию.

И я знаю, что правильным будет – это попросить мужчину отвезти меня домой. И не поддаваться на провокацию собственных желаний, избавить себя от позора и стыда, которые я точно буду испытывать уже завтра.

Молчание затягивается. Я на пределе. Пошевелилась в руках Германа и отвернула лицо:

– Отвези меня домой, – прошу надрывно, в глаза не смотрю, потому что боюсь, что сдамся, утону в той похоти и жажде, которая в них плещется, бурлит, как адов котел.

– Ась, – подцепляет двумя пальцами мой подбородок Герман, заставляет посмотреть на него. – Я.. – запинается в тот момент, когда поднимаю глаза. – Против твоей воли ничего не будет. Я хочу, чтобы ты знала это.

– Я знаю, – тут же откликаюсь. – Отвези меня домой.

Несмотря на то, что внедорожник у Германа огромный, приспособленный к русской зиме и бездорожью, он еле крадется по дороге. Будто специально оттягивает время.

Я начинаю с подозрением смотреть в сторону мужчины:

– Ты что-то хочешь спросить? – Герман кидает на меня короткий взгляд и успевает поймать мой.

Отвожу глаза.

– Нет, – щеки краснеют из-за моего внутреннего стыда, который никто не может увидеть, его могу почувствовать только я, так как рядом с мужчиной ощущаю себя крайне неуютно из-за того, что хочу его. Думаю, что это не совсем правильно.

– Ась, не нужно вот этого жеманства. Мы люди взрослые. Разве нет? Думаешь, я как-то неправильно могу понять тебя или оценить ситуацию? Говори.

– Все не так, – резко поворачиваю к нему голову. – Я не хочу тебя ни о чем просить. И это не потому, что я набиваю себе цену или изображаю из себя королеву – нет, это не так. Я просто не хочу напрягать тебя. Не хочу просить о том, за что не смогу расплатиться.

Эмоциональный градус в салоне подскакивает. Мне становится жарко не только телу под фуфайкой, но и открытым участкам кожи. Поднимаю ладонь, начинаю размахивать ей перед его лицом.

– Ладно, постой, не кричи, – спокойно, с прохладцей в голосе осаждает меня. – Нужно подумать, как вызволить твои документы.

Прищуриваюсь, сканирую его глазами и в мыслях задаю вопрос: чего ты потребуешь взамен?!

– Он не отдаст их так же, как и телефон, – сухо отвечаю Герману.

– Поверь мне, роднуль. Хм, его просто пока еще никто не просил.

В этот же момент машина резко останавливается напротив тропинки, ведущей к моему дому. Значит он точно знает, где живут мои родители. Но ведь это и неудивительно. Они у него работают.

– Ась, – пальцы Германа внезапно накрыли мою ладонь, сжали ее. – У тебя точно все есть?

Слышу в его тоне некую снисходительность. Ведет себя так, как будто перед ним сидит маленький ребенок.

Мгновенно вспыхивает отрицание.

Даже если я буду спать на полу или сеновале, я ни за что, никогда ему в этом не признаюсь.

– Абсолютно. У меня все есть, – отвечаю дерзко, и, открыв дверь, выбираюсь на улицу.

Обхожу машину. Подхожу к тропинке. За спиной – пустота. Кидаю короткий взгляд через плечо. Мужчина прожигает меня тяжелым взглядом. Тут же отворачиваюсь и направляюсь твердым шагом к калитке. Уверенна на девяносто девять процентов в том, что сделала все правильно. Мне бы сейчас нужно было смягчиться, уступить мужчине. Ведь мне и правда нужна его помощь.

Идя по тропинки, я все еще чувствовала взгляд Германа. Он никуд не уезжал. Ждал. В теле назревало напряжение. И я начала задаваться вопросом о том, почему он все еще здесь? Почему не уехал? Меня так и тянуло обернуться, посмотреть на него, но я упрямо шла вперед. Не прислушивалась к своим желаниям.

Я уже подошла к крыльцу, когда в доме внезапно загорелся свет.

Тусклая лампочка вспыхнула в коридоре. Бледно-желтый луч света, проникая сквозь щели в дверь, ложился ровными полосками на снег. Я остановилась в нескольких шагах, ожидая, когда дверь откроется.

Через минуту она открылась с грохотом. Резко. На пороге появился отец.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять для чего он вышел на улицу.

В домашних штанах с растянутыми коленками и неопределённого цвета майкой, он замер с оттянутой резинкой штанов на поясе.

– О та на! Ты где заблудилась-то? – щурясь, покачиваясь, как маятник из стороны в сторону, задал глупый вопрос отец.

Отвернулась и сморщилась. Как же все это мерзко. Хочется сплюнуть застрявшие нехорошие на кончике языка слова.

– А я смотрю тебе лучше стало? – произношу сквозь зубы. – Где мама?

– Где, где? В Караганде, – показывает беззубый рот. – О, а там хто? Муженек твой, я надеюсь?

Отец, перехватывая косяк пальцами, держится. Выходит на крыльцо.

Я делаю пару шагов в сторону, потому как не могу определить, что у него в голове.