— Что-то случилось? — вырывает меня из тревожных мыслей настороженный голос американца.

Поерзав на месте, облизываю в момент пересохшие губы.

— Нам нужно поговорить.

— Валяй.

Томас съезжает на обочину, но двигатель не глушит. Парень напряжен не меньше меня. Вижу это по тому, как мужские руки сжимают руль. Как крепко стиснуты его зубы. Уверена, он тоже переживает о нашей общей проблеме.

— Что, если Александр увидит видео? — нарушаю сгустившуюся тишину.

— Это все, что тебя сейчас волнует? Что скажет мой отец? — с неприкрытым раздражением выдает Томми и резким движением избавляется от ремня, словно тот душит его. — Не парься. Я все решил. Этот вопрос закрыт.

Он даже не смотрит в мою сторону. Взгляд устремлен в окно, в то время как его губы кривит усмешка. Не могу понять, что так взбесило американца. Вообще-то в этой ситуации психовать должна я.

— Как тебе это удалось?

— Тема закрыта! — отрезает он, ударяясь затылком о подголовник.

Сейчас нет и следа от того парня, что боготворил меня еще несколько часов назад. У него как будто раздвоение личности. Томас вновь превращается в раздражающего сводного брата, которого я впервые увидела на кухне.

— Закрыта? — выкрикиваю, не в силах справиться с обидой. — Для тебя, может, и закрыта. Свалишь в Америку, и дело с концом…

— Остановись! — угрожающе цедит братец и впивается в меня пронизывающим взглядом.

Мне становится неуютно, и я прикусываю язык, пытаясь взять себя в руки.

Пожалуй, он прав. Поругаться сейчас будет проще простого, но это лишь добавит трудностей.

— Иди сюда, — устало выдыхает Томас и бережно заводит руку мне за голову, притягивая ближе. А потом и вовсе пересаживает к себе на колени, не обращая внимания на мой протестующий вскрик. Когда же до взбудораженного разума доходит, что из одежды на мне всего лишь его футболка, хочется провалиться сквозь землю, а не сидеть на нем. — Почему ты не можешь хоть раз выбрать нас? — Он внимательно заглядывает мне в глаза, а потом, словно сдавшись, утыкается носом мне в шею и продолжает хриплым шепотом: — Какая разница, что скажут окружающие? Давай уедем. Просто сбежим от всех. Тебе ведь хорошо со мной.

Его горячие губы опаляют кожу, а длинные пальцы завладевают запретной территорией, вызывая бурю мурашек. Но я не отталкиваю. Наоборот. Предоставляю свободу действий, выгибаясь, словно марионетка в руках умелого кукловода.

— Все не так просто, Томми, — с придыханием отвечаю американцу, утопая в очередном безумстве его губ.

— Я знаю. — Он останавливается, упираясь лбом мне в плечо. Мы дышим в унисон. Тяжело и часто. — Посмотри на меня. — Томми отстраняется, чтобы обхватить мое лицо шероховатыми ладонями и заглянуть в него. — Все будет в порядке. Мы справимся, слышишь? Мы со всем справимся, — произносит с расстановкой, будто у него на коленях маленькая девочка.

А потом снова притягивает меня обратно к себе. Я опускаю голову на его крепкое плечо и просто наслаждаюсь обманчивым спокойствием. Ведь стоит покинуть теплые объятия, и суровая реальность вновь испортит настроение.

Достаю телефон из кармана, открываю чат и передаю Тому, как никогда нуждаясь в его поддержке.

— И что ты думаешь? — Братец возвращает мне мобильный, и я задираю голову, чтобы проследить за эмоциями на его лице.

— Ты не мог бы сходить со мной?

Вижу, что он задумался, и внутренне уже готовлюсь к отказу. Глупая затея. И зачем я только спросила…

— Да.

Я не ослышалась?

— Да?

Ухмыльнувшись, Томас подцепляет пальцами мой подбородок и оставляет на губах легкий поцелуй.

— Даже не рассчитывай, что я отпущу тебя одну.

Томас

Когда мы добираемся до дома, моя эйфория от водных процедур окончательно рассеивается. Хотя ее можно было бы продлить. Для этого стоит всего лишь подняться в душ к сладкой девочке и помочь ей. Например, потереть спинку.

Однако нам обоим нужно время.

В последние два дня я чересчур давлю на нее, отчего сам же и лишаюсь контроля. А сейчас терять бдительность — непозволительная роскошь. Ведь когда она рядом, окружающий мир перестает существовать. Уверен, и для нее тоже.

Еще эта вечеринка, которая не сулит нам ничего хорошего. Только вот идти придется, Мии просто необходимо наладить общение с друзьями. Ведь в конечном итоге я действительно просто уеду в Америку, а ей придется остаться здесь. И я не хочу, чтобы она была одинока. Конечно, я могу и дальше поддерживать ее от лица Призрака, но…

Призрак… твою мать… не хочу даже думать об этом. Не сейчас.

Останавливаюсь на лестнице и какое-то время рассматриваю счастливые семейные фото. Сколько еще тайн хранит это место? А точнее мой отец.

Под мысли о своем родителе захожу в его кабинет. Усаживаюсь в кресло, удобно закинув ноги на стол, и завожу руки за голову.

Я ненавижу его.

И родилась эта ненависть очень давно. Еще с того момента, когда отец бросил нас на произвол судьбы. С самого детства его личность вызывает в моей душе лишь гнев и презрение, которые с каждым годом только растут.

А в свете последних событий они стали всепоглощающими. Разрушительными.

На глаза попадается очередная рамка с фотографией, на которой запечатлено счастливое семейство. Губы растягиваются в улыбке, больше напоминающей оскал. Блеф. Пародия на счастье. Жалкая иллюзия, сотворенная отцом на краю обрыва. И самое страшное во всей этой ситуации, что рано или поздно мы все свалимся вниз, захлебываясь болью от совершенных ошибок. Это всего лишь вопрос времени.

Правда как оголодавший дикий зверь. Дышит в спину. Бродит среди нас, выслеживая добычу. Она может залечь в спячку, но когда проснется, сметет все на своем пути. В том числе, и нас с Мией.

Интересно, каково моему отцу жить в вечном страхе, что в одно мгновение весь этот театр может рухнуть? Словно карточный домик, стоит только ветру перемен подуть в его сторону.

Только вот я еще не готов к переменам. Мне мало Мии. Я не желаю вновь терять ее. А ведь это неизбежно, стоит только сестренке узнать обо всем. Я разобью ей сердце. Собственными руками.

Чертов эгоист! Иди и поговори!

Скажи ей правду. Правду, будь она проклята!

Достаю телефон из кармана и несколько минут вращаюего в руках, тупо уставившись в одну точку. Взгляд пустой, потому что я вновь возвращаюсь в ту пещеру, видя перед собой гладкое девичье тело, поблескивающую от влаги шелковистую кожу, слышу ее частое дыхание и первый стон. Губы гудят от воспоминаний о том, что я ими с ней делал. Аааа. Невыносимо. Оттягиваю джинсы, где уже стало тесно.

Нет. Я не готов. Еще не готов.

Пару движений пальцами по экрану, и в затуманенное сознание врезаются гудки.

— Томас? Что-то случилось? — окончательно возвращает меня в реальность встревоженный голос отца. — Томас?

— А, да отец. Задумался. Как проходит второй медовый месяц? — Стараясь сохранять спокойствие, стискиваю зубы со всей силы.

— Том, прекрати ерничать. Ты ведь знаешь, что я работаю, а не развлекаюсь!

— Может, мне нужно знать что-то еще?

Пауза. Мои губы дергаются в однобокой ухмылке. Подонок. Я раскусил тебя.

— Я не понимаю о чем ты, сын, — прочистив горло, отвечает он.

— Дай-ка подумать, — щелкаю пальцами. — Ретроградная амнезия тебе о чем-нибудь говорит?

Снова тишина. Слышно лишь его тяжелое дыхание.

— Удобно, да? Получить чистого ребенка, как нового робота, которому можно вложить в мозг только то, что необходимо.

— Томас… прекрати устраивать спектакль!

— Он ведь был мой? — цежу сквозь зубы, до хруста сдавливая металлический корпус телефона.

Ответом на этот раз мне служит лишь только шумный вздох.

— Я никогда тебе этого не прощу. Ты слышишь! Ты уничтожил меня. Уничтожил ее. Нас.

— Томас, успокойся! Где Мия?

— Боишься, что малышка все услышит? Какой же ты урод! — выдаю с горькой усмешкой.